НЕМНОГО О МУЗЫКЕ. НЕМНОГО ОБО МНЕ.
Лирическое отступление - признаться, неожиданное даже для меня.
"Моцарт шептал: "Прими все как есть", Бах: "Встань на колени", Бетховен сказал:"Человек, помоги себе сам". Впервые в истории музыка исполнилась веры в гуманизм".
(Э.-Э. Шмитт, эссе "Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы...")
Это будет длинный пост. Скорее, даже письмо. Не принято писать подобные в формате сети, но уж такова человеческая личность - она, по счастью, не всегда вписывается в формат.
В жизни каждого человека бывают минуты, часы, дни, когда он понимает, что хочет чего-то другого, большего, чем имеет, гораздо большего. Словно то, чего ты по-настоящему хочешь, лежит за пределами твоего мира. И тогда помочь может только то, что раскроет двери твоего мира и сделает его шире. Нам не дано предугадать, что послужит ключом.
На этой неделе я совершенно случайно попала на концерт: человек не смог пойти и просто отдал мне свой билет в Филармонию. Не могу назвать себя любителем и, тем более, знатоком классической музыки - скорее, мне просто кое-что нравится, кое-что близко. И уж совсем "кое-что" мне известно.
Это был концерт английского пианиста Джона Лилла (как выяснилось после прочтения программки, одного из лучших интерпретаторов сонат Бетховена). Он исполнил четыре сонаты Бетховена: Патетическую, Аппассионату, Лунную и Сонату № 32.
Я впервые сидела так близко к исполнителю: на третьем ряду. Я видела, как двигаются его пальцы, как они погружаются в клавиши и летят по ним. А потом я перестала смотреть: закрыла глаза и довольно долго не могла отключиться от своих мыслей о том, какая люстра под потолком, как светло за окном летним вечером и - даже! - как мне хочется есть. Но настал удивительный момент - во время исполнения Патетической сонаты - когда все это исчезло, и я вдруг словно сама стала музыкой: это внутри меня что-то звенело, летело, клокотало, пело и струилось, твердело и таяло. И, знаете, - это небывалое, какое-то доселе не испытанное мной чувство. Гений Бетховена постичь невозможно. Но я вдруг почувствовала, что Бетховен пишет обо мне. О моих страстях и сомнениях, о любви и печали, о непокорности и смирении. Музыку очень сложно облечь в слова - она, скорее, сразу преподносит нам смыслы. И именно такая музыка способна достучаться до любого человека. Понять ее может каждый, кто умеет, кто разрешает себе чувствовать - и в этом ее истинная глубина, ее гений.
И стало не важно, что я так мало знаю о композиторах или о музыке как системе знаков, что я вообще так мало знаю. Если я - человек, то эта музыка обо мне и для меня. Она возвышает меня над собой, она делает меня чище и светлее, вызывает к жизни, может быть, лучшее, что есть во мне.
И мир становится огромным, непостижимым, и - моим.
Лирическое отступление - признаться, неожиданное даже для меня.
"Моцарт шептал: "Прими все как есть", Бах: "Встань на колени", Бетховен сказал:"Человек, помоги себе сам". Впервые в истории музыка исполнилась веры в гуманизм".
(Э.-Э. Шмитт, эссе "Подумать только: Бетховен умер, а столько кретинов живы...")
Это будет длинный пост. Скорее, даже письмо. Не принято писать подобные в формате сети, но уж такова человеческая личность - она, по счастью, не всегда вписывается в формат.
В жизни каждого человека бывают минуты, часы, дни, когда он понимает, что хочет чего-то другого, большего, чем имеет, гораздо большего. Словно то, чего ты по-настоящему хочешь, лежит за пределами твоего мира. И тогда помочь может только то, что раскроет двери твоего мира и сделает его шире. Нам не дано предугадать, что послужит ключом.
На этой неделе я совершенно случайно попала на концерт: человек не смог пойти и просто отдал мне свой билет в Филармонию. Не могу назвать себя любителем и, тем более, знатоком классической музыки - скорее, мне просто кое-что нравится, кое-что близко. И уж совсем "кое-что" мне известно.
Это был концерт английского пианиста Джона Лилла (как выяснилось после прочтения программки, одного из лучших интерпретаторов сонат Бетховена). Он исполнил четыре сонаты Бетховена: Патетическую, Аппассионату, Лунную и Сонату № 32.
Я впервые сидела так близко к исполнителю: на третьем ряду. Я видела, как двигаются его пальцы, как они погружаются в клавиши и летят по ним. А потом я перестала смотреть: закрыла глаза и довольно долго не могла отключиться от своих мыслей о том, какая люстра под потолком, как светло за окном летним вечером и - даже! - как мне хочется есть. Но настал удивительный момент - во время исполнения Патетической сонаты - когда все это исчезло, и я вдруг словно сама стала музыкой: это внутри меня что-то звенело, летело, клокотало, пело и струилось, твердело и таяло. И, знаете, - это небывалое, какое-то доселе не испытанное мной чувство. Гений Бетховена постичь невозможно. Но я вдруг почувствовала, что Бетховен пишет обо мне. О моих страстях и сомнениях, о любви и печали, о непокорности и смирении. Музыку очень сложно облечь в слова - она, скорее, сразу преподносит нам смыслы. И именно такая музыка способна достучаться до любого человека. Понять ее может каждый, кто умеет, кто разрешает себе чувствовать - и в этом ее истинная глубина, ее гений.
И стало не важно, что я так мало знаю о композиторах или о музыке как системе знаков, что я вообще так мало знаю. Если я - человек, то эта музыка обо мне и для меня. Она возвышает меня над собой, она делает меня чище и светлее, вызывает к жизни, может быть, лучшее, что есть во мне.
И мир становится огромным, непостижимым, и - моим.
A LITTLE ABOUT MUSIC. SOMETHING ABOUT ME.
Lyrical digression - confess, unexpected even for me.
“Mozart whispered:“ Take it as it is, ”Bach:“ Get on your knees, ”Beethoven said:“ Man, help yourself. ”For the first time in history, music was filled with faith in humanism.”
(E.-E. Schmitt, essay "Just think: Beethoven is dead, and so many cretins are alive ...")
This will be a long post. Rather, even a letter. It is not customary to write similar ones in the network format, but such is the human personality - it, fortunately, does not always fit into the format.
In every person's life there are minutes, hours, days when he realizes that he wants something else, more than he has, much more. As if what you really want lies outside of your world. And then only what opens the doors of your world and makes it wider can help. We are not given to predict what will be the key.
This week I accidentally came to the concert: the man could not go and just gave me my ticket to the Philharmonic. I can not call myself an amateur and, moreover, a connoisseur of classical music - rather, I just like something, something close. And absolutely “something” I know.
It was a concert by English pianist John Lill (as it turned out after reading the program, one of the best interpreters of Beethoven’s sonatas). He performed four Beethoven sonatas: Pathetic, Appassionatu, Lunar and Sonata No. 32.
For the first time I was sitting so close to the performer: on the third row. I saw how his fingers move, how they plunge into the keys and fly along them. And then I stopped to look: I closed my eyes and for a long time I could not disconnect from my thoughts about what a chandelier under the ceiling was, how bright outside the window on a summer evening and - even! - I want to eat. But an amazing moment came - during the performance of the Patatonic Sonata - when all this disappeared, and I suddenly seemed to become music myself: it was something inside me that was ringing, flying, bubbling, singing and streaming, hardening and melting. And, you know, this is an unprecedented, somehow not experienced by me feeling. Beethoven's genius is impossible to comprehend. But I suddenly felt that Beethoven was writing about me. About my passions and doubts, about love and sadness, about rebelliousness and humility. It is very difficult to put music into words - rather, it immediately gives us meanings. And it is this kind of music that can reach any person. Anyone who can, who allows himself to feel can understand her - and this is her true depth, her genius.
And it didn’t matter that I know so little about composers or about music as a sign system, what I know so little about. If I am a person, then this music is about me and for me. She elevates me above herself, she makes me clearer and lighter, brings to life, perhaps the best that is in me.
And the world becomes huge, incomprehensible, and - mine.
Lyrical digression - confess, unexpected even for me.
“Mozart whispered:“ Take it as it is, ”Bach:“ Get on your knees, ”Beethoven said:“ Man, help yourself. ”For the first time in history, music was filled with faith in humanism.”
(E.-E. Schmitt, essay "Just think: Beethoven is dead, and so many cretins are alive ...")
This will be a long post. Rather, even a letter. It is not customary to write similar ones in the network format, but such is the human personality - it, fortunately, does not always fit into the format.
In every person's life there are minutes, hours, days when he realizes that he wants something else, more than he has, much more. As if what you really want lies outside of your world. And then only what opens the doors of your world and makes it wider can help. We are not given to predict what will be the key.
This week I accidentally came to the concert: the man could not go and just gave me my ticket to the Philharmonic. I can not call myself an amateur and, moreover, a connoisseur of classical music - rather, I just like something, something close. And absolutely “something” I know.
It was a concert by English pianist John Lill (as it turned out after reading the program, one of the best interpreters of Beethoven’s sonatas). He performed four Beethoven sonatas: Pathetic, Appassionatu, Lunar and Sonata No. 32.
For the first time I was sitting so close to the performer: on the third row. I saw how his fingers move, how they plunge into the keys and fly along them. And then I stopped to look: I closed my eyes and for a long time I could not disconnect from my thoughts about what a chandelier under the ceiling was, how bright outside the window on a summer evening and - even! - I want to eat. But an amazing moment came - during the performance of the Patatonic Sonata - when all this disappeared, and I suddenly seemed to become music myself: it was something inside me that was ringing, flying, bubbling, singing and streaming, hardening and melting. And, you know, this is an unprecedented, somehow not experienced by me feeling. Beethoven's genius is impossible to comprehend. But I suddenly felt that Beethoven was writing about me. About my passions and doubts, about love and sadness, about rebelliousness and humility. It is very difficult to put music into words - rather, it immediately gives us meanings. And it is this kind of music that can reach any person. Anyone who can, who allows himself to feel can understand her - and this is her true depth, her genius.
And it didn’t matter that I know so little about composers or about music as a sign system, what I know so little about. If I am a person, then this music is about me and for me. She elevates me above herself, she makes me clearer and lighter, brings to life, perhaps the best that is in me.
And the world becomes huge, incomprehensible, and - mine.
У записи 23 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Галина Морозова
