Друзья!
Прекрасный спектакль: http://www.tsvetayeva.com/chulpan-hamatova. "Мать и музыка" Марины Цветаевой и "Сказка о дожде" Беллы Ахмадулиной в исполнении Чулпан Хаматовой сызнова открыли целый мир музыкальной поэзии и не менее музыкальной прозы, мир, полный вопросов, на которые нет очевидных ответов, и тем особенно важен поиск - и первых, и вторых. Стоило физических усилий подняться, чтобы аплодировать стоя: такой силой порой обладает СЛОВО.
Отдельное спасибо прекрасным Веронике Кожухаровой (сасксофон) и Полине Кондратковой (рояль), прочитавших эти слова в нотном стане.
***
Но клавиши — я любила: за черноту и белизну (чуть желтизну!), за черноту, такую явно, — за белизну (чуть желтизну!), такую тайно-грустную, за то, что одни широкие, а другие узкие (обиженные!), за то, что по ним, не сдвигаясь с места, можно, как по лестнице, что эта лестница — из-под рук! — и что от этой лестницы сразу ледяные ручьи — ледяные лестницы ручьев вдоль спины — и жар в глазах — тот самый жар в долине Дагестана из Андрюшиной хрестоматии.
И за то, что белые, при нажиме, явно веселые, а черные — сразу грустные, верно — грустные, настолько верно, что, если нажму — точно себе на глаза нажму, сразу выжму из глаз — слезы.
И за самый нажим: за возможность, только нажав, сразу начать тонуть, и, пока не отпустишь, тонуть без конца, без дна, — и даже когда отпустишь!
За то, что с виду гладь, а под гладью — глубь, как в воде, как в Оке, но глаже и глубже Оки, за то, что под рукой — пропасть, за то, что эта пропасть — из-под рук, за то, что, с места не сходя, — падаешь вечно.
За вероломство этой клавишной глади, готовой раздаться при первом прикосновении — и поглотить.
За страсть — нажать, за страх — нажать: нажав, разбудить — все. (То же самое чувствовал, в 1918 году, каждый солдат в усадьбе.)
Из повести Марины Цветаевой "Мать и музыка", 1934.
Прекрасный спектакль: http://www.tsvetayeva.com/chulpan-hamatova. "Мать и музыка" Марины Цветаевой и "Сказка о дожде" Беллы Ахмадулиной в исполнении Чулпан Хаматовой сызнова открыли целый мир музыкальной поэзии и не менее музыкальной прозы, мир, полный вопросов, на которые нет очевидных ответов, и тем особенно важен поиск - и первых, и вторых. Стоило физических усилий подняться, чтобы аплодировать стоя: такой силой порой обладает СЛОВО.
Отдельное спасибо прекрасным Веронике Кожухаровой (сасксофон) и Полине Кондратковой (рояль), прочитавших эти слова в нотном стане.
***
Но клавиши — я любила: за черноту и белизну (чуть желтизну!), за черноту, такую явно, — за белизну (чуть желтизну!), такую тайно-грустную, за то, что одни широкие, а другие узкие (обиженные!), за то, что по ним, не сдвигаясь с места, можно, как по лестнице, что эта лестница — из-под рук! — и что от этой лестницы сразу ледяные ручьи — ледяные лестницы ручьев вдоль спины — и жар в глазах — тот самый жар в долине Дагестана из Андрюшиной хрестоматии.
И за то, что белые, при нажиме, явно веселые, а черные — сразу грустные, верно — грустные, настолько верно, что, если нажму — точно себе на глаза нажму, сразу выжму из глаз — слезы.
И за самый нажим: за возможность, только нажав, сразу начать тонуть, и, пока не отпустишь, тонуть без конца, без дна, — и даже когда отпустишь!
За то, что с виду гладь, а под гладью — глубь, как в воде, как в Оке, но глаже и глубже Оки, за то, что под рукой — пропасть, за то, что эта пропасть — из-под рук, за то, что, с места не сходя, — падаешь вечно.
За вероломство этой клавишной глади, готовой раздаться при первом прикосновении — и поглотить.
За страсть — нажать, за страх — нажать: нажав, разбудить — все. (То же самое чувствовал, в 1918 году, каждый солдат в усадьбе.)
Из повести Марины Цветаевой "Мать и музыка", 1934.
Friends!
Beautiful performance: http://www.tsvetayeva.com/chulpan-hamatova. Marina Tsvetaeva’s Mother and Music and Bella Akhmadulina’s Tale of Rain performed by Chulpan Khamatova again opened up a whole world of musical poetry and no less musical prose, a world full of questions to which there are no obvious answers, and the search is especially important - and the first and second. It was worth the physical effort to rise in order to applaud while standing: the WORD sometimes has such strength.
Special thanks to the wonderful Veronika Kozhukharova (saksofon) and Polina Kondratkova (grand piano), who read these words in the musical band.
***
But I loved the keys: for blackness and whiteness (a little yellow!), For blackness, such clearly, for whiteness (a little yellowness!), So secretly sad, for some wide, and others narrow (offended!) , because it is possible to move along them without moving from one place, as if by stairs, that this staircase is from under the arms! - and that from this staircase immediately ice streams - ice stairs of streams along the back - and the heat in the eyes - the same heat in the valley of Dagestan from Andryushina chrestomatiy.
And for the fact that whites, when pressed, are obviously funny, and blacks are sad right away, true sad ones, so true that if I click, I’ll just press my eyes, I immediately squeeze out of my eyes, tears.
And for the most pressure: for the opportunity, just by pressing, immediately begin to sink, and, until you let go, sink without end, without a bottom - and even when you let go!
For what looks like smooth surface, and under the smooth surface - deep, as in water, as in the Oka, but smoother and deeper than the Oka, for what is at hand - the abyss, for the fact that this abyss is from under the arms, the fact that, without leaving a place, you fall forever.
For the perfidy of this keyboard surface, ready to be heard at the first touch - and devour.
For passion - to click, for fear - to click: by pressing, to wake up - everything. (The same felt, in 1918, every soldier in the estate.)
From the story by Marina Tsvetaeva "Mother and Music", 1934.
Beautiful performance: http://www.tsvetayeva.com/chulpan-hamatova. Marina Tsvetaeva’s Mother and Music and Bella Akhmadulina’s Tale of Rain performed by Chulpan Khamatova again opened up a whole world of musical poetry and no less musical prose, a world full of questions to which there are no obvious answers, and the search is especially important - and the first and second. It was worth the physical effort to rise in order to applaud while standing: the WORD sometimes has such strength.
Special thanks to the wonderful Veronika Kozhukharova (saksofon) and Polina Kondratkova (grand piano), who read these words in the musical band.
***
But I loved the keys: for blackness and whiteness (a little yellow!), For blackness, such clearly, for whiteness (a little yellowness!), So secretly sad, for some wide, and others narrow (offended!) , because it is possible to move along them without moving from one place, as if by stairs, that this staircase is from under the arms! - and that from this staircase immediately ice streams - ice stairs of streams along the back - and the heat in the eyes - the same heat in the valley of Dagestan from Andryushina chrestomatiy.
And for the fact that whites, when pressed, are obviously funny, and blacks are sad right away, true sad ones, so true that if I click, I’ll just press my eyes, I immediately squeeze out of my eyes, tears.
And for the most pressure: for the opportunity, just by pressing, immediately begin to sink, and, until you let go, sink without end, without a bottom - and even when you let go!
For what looks like smooth surface, and under the smooth surface - deep, as in water, as in the Oka, but smoother and deeper than the Oka, for what is at hand - the abyss, for the fact that this abyss is from under the arms, the fact that, without leaving a place, you fall forever.
For the perfidy of this keyboard surface, ready to be heard at the first touch - and devour.
For passion - to click, for fear - to click: by pressing, to wake up - everything. (The same felt, in 1918, every soldier in the estate.)
From the story by Marina Tsvetaeva "Mother and Music", 1934.
У записи 9 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Галина Морозова
