Люблю поесть.
"Мгновенно расстелив свежую скатерть на покрытый уже скатертью круглый стол под бронзовым бра, он пододвинул бархатные стулья и остановился пред Степаном Аркадьичем с салфеткой и карточкой в руках, ожидая приказаний.
— Если прикажете, ваше сиятельство, отдельный кабинет сейчас опростается: князь Голицын с дамой. Устрицы свежие получены.
— А! Устрицы.
Степан Аркадьич задумался.
— Не изменить ли план, Левин? — сказал он, остановив палец на карте. И лицо его выражало серьезное недоумение. — Хороши ли устрицы? Ты смотри!
— Фленсбургские, ваше сиятельство, остендских нет.
— Фленсбургские-то фленсбургские, да свежи ли?
— Вчера получены-с.
— Так что ж, не начать ли с устриц, а потом уж и весь план изменить? А?
— Мне все равно. Мне лучше всего щи и каша; но ведь здесь этого нет.
— Каша а ла рюсс, прикажете? — сказал татарин, как няня над ребенком, нагибаясь над Левиным.
— Нет, без шуток; что ты выберешь, то и хорошо. Я побегал на коньках, и есть хочется. И не думай, — прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, — чтоб я не оценил твоего выбора. Я с удовольствием поем хорошо.
— Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. — Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями...
— Прентаньер, — подхватил татарин. Но Степан Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять удовольствие называть по-французски кушанья.
— С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом... ростбифу; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов, что ли, ну и консервов.
Татарин, вспомнив манеру Степана Аркадьича не называть кушанья по французской карте, не повторял за ним, но доставил себе удовольствие повторить весь заказ по карте: «Суп прентаньер, тюрбо сос Бомарше, пулард а лестрагон, маседуан де фрюи...» — и тотчас, как на пружинах, положив одну переплетенную карту и подхватив другую, карту вин, поднес ее Степану Аркадьичу.
— Что же пить будем?
— Я что хочешь, только немного, шампанское, — сказал Левин.
— Как? сначала? А впрочем, правда, пожалуй. Ты любишь с белою печатью?
— Каше блан, — подхватил татарин.
— Ну, так этой марки к устрицам подай, а там видно будет.
— Слушаю-с. Столового какого прикажете?
— Нюи подай. Нет, уж лучше классический шабли.
— Слушаю-с. Сыру вашего прикажете?
— Ну да, пармезан. Или ты другой любишь?
— Нет, мне все равно, — не в силах удерживать улыбки, говорил Левин.
И татарин с развевающимися фалдами над широким тазом побежал и чрез пять минут влетел с блюдом открытых на перламутровых раковинах устриц и с бутылкой между пальцами.
Степан Аркадьич смял накрахмаленную салфетку, засунул ее себе за жилет и, положив покойно руки, взялся за устрицы.
— А недурны, — говорил он, сдирая серебряною вилочкой с перламутровой раковины шлюпающих устриц и проглатывая их одну за другой. — Недурны, — повторял он, вскидывая влажные и блестящие глаза то на Левина, то на татарина.
Левин ел и устрицы, хотя белый хлеб с сыром был ему приятнее. Но он любовался на Облонского. Даже татарин, отвинтивший пробку и разливавший игристое вино по разлатым тонким рюмкам, с заметною улыбкой удовольствия, поправляя свой белый галстук, поглядывал на Степана Аркадьича."
#цитата
"Мгновенно расстелив свежую скатерть на покрытый уже скатертью круглый стол под бронзовым бра, он пододвинул бархатные стулья и остановился пред Степаном Аркадьичем с салфеткой и карточкой в руках, ожидая приказаний.
— Если прикажете, ваше сиятельство, отдельный кабинет сейчас опростается: князь Голицын с дамой. Устрицы свежие получены.
— А! Устрицы.
Степан Аркадьич задумался.
— Не изменить ли план, Левин? — сказал он, остановив палец на карте. И лицо его выражало серьезное недоумение. — Хороши ли устрицы? Ты смотри!
— Фленсбургские, ваше сиятельство, остендских нет.
— Фленсбургские-то фленсбургские, да свежи ли?
— Вчера получены-с.
— Так что ж, не начать ли с устриц, а потом уж и весь план изменить? А?
— Мне все равно. Мне лучше всего щи и каша; но ведь здесь этого нет.
— Каша а ла рюсс, прикажете? — сказал татарин, как няня над ребенком, нагибаясь над Левиным.
— Нет, без шуток; что ты выберешь, то и хорошо. Я побегал на коньках, и есть хочется. И не думай, — прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, — чтоб я не оценил твоего выбора. Я с удовольствием поем хорошо.
— Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, — сказал Степан Аркадьич. — Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало — три десятка, суп с кореньями...
— Прентаньер, — подхватил татарин. Но Степан Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять удовольствие называть по-французски кушанья.
— С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом... ростбифу; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов, что ли, ну и консервов.
Татарин, вспомнив манеру Степана Аркадьича не называть кушанья по французской карте, не повторял за ним, но доставил себе удовольствие повторить весь заказ по карте: «Суп прентаньер, тюрбо сос Бомарше, пулард а лестрагон, маседуан де фрюи...» — и тотчас, как на пружинах, положив одну переплетенную карту и подхватив другую, карту вин, поднес ее Степану Аркадьичу.
— Что же пить будем?
— Я что хочешь, только немного, шампанское, — сказал Левин.
— Как? сначала? А впрочем, правда, пожалуй. Ты любишь с белою печатью?
— Каше блан, — подхватил татарин.
— Ну, так этой марки к устрицам подай, а там видно будет.
— Слушаю-с. Столового какого прикажете?
— Нюи подай. Нет, уж лучше классический шабли.
— Слушаю-с. Сыру вашего прикажете?
— Ну да, пармезан. Или ты другой любишь?
— Нет, мне все равно, — не в силах удерживать улыбки, говорил Левин.
И татарин с развевающимися фалдами над широким тазом побежал и чрез пять минут влетел с блюдом открытых на перламутровых раковинах устриц и с бутылкой между пальцами.
Степан Аркадьич смял накрахмаленную салфетку, засунул ее себе за жилет и, положив покойно руки, взялся за устрицы.
— А недурны, — говорил он, сдирая серебряною вилочкой с перламутровой раковины шлюпающих устриц и проглатывая их одну за другой. — Недурны, — повторял он, вскидывая влажные и блестящие глаза то на Левина, то на татарина.
Левин ел и устрицы, хотя белый хлеб с сыром был ему приятнее. Но он любовался на Облонского. Даже татарин, отвинтивший пробку и разливавший игристое вино по разлатым тонким рюмкам, с заметною улыбкой удовольствия, поправляя свой белый галстук, поглядывал на Степана Аркадьича."
#цитата
I like to eat.
"Instantly, he spread out a fresh tablecloth on a round table covered with a tablecloth under a bronze sconce, he pushed velvet chairs and stopped in front of Stepan Arkadyevich with a napkin and a card in his hands, waiting for orders.
- If you order, your Excellency, a separate office is now being simplified: Prince Golitsyn with a lady. Fresh oysters are obtained.
- BUT! Oysters
Stepan Arkadyevich thought.
“Does the plan change, Levin?” - He said, stopping his finger on the map. And his face expressed serious bewilderment. - Are oysters good? You watch!
“Flensburg, Your Excellency, there is no Ostend.”
- Flensburgskie something flensburgskie, but are you fresh?
- Yesterday received, sir.
- So, is it possible to start with oysters, and then change the whole plan? BUT?
- I do not care. My best soup and porridge; but this is not here.
- Porridge a la russ, order? Said the Tatar, like a nanny over a child, bending over Levin.
- No, no kidding; what you choose is good. I ran on skates, and I want to eat. And do not think, ”he added, noticing a displeased expression on Oblonsky’s face,“ so that I would not appreciate your choice. ” I enjoy singing well.
- Still would! Whatever you say, this is one of the pleasures of life, ”said Stepan Arkadyevich. - Well, so give it to us, brother you, two oysters, or a little - three dozen, soup with roots ...
“Prentanier,” picked up the Tatar. But Stepan Arkadyevich, apparently, did not want him to give pleasure in calling French foods in French.
- With the roots, you know? Then turbot with thick sauce, then ... roast beef; Yes, look, that was good. Yes, capons, perhaps, well, and canned food.
Tatarin, remembering the style of Stepan Arkadyevich not to call the dishes on the French map, did not repeat after him, but took pleasure in repeating the entire order on the map: “Soup prentanyer, turban co Beaumarchais, pulard a lestragon, Maseduan de frouy ...” - and immediately , as on springs, putting one bound card and picking up another, a wine card, offered it to Stepan Arkadyevich.
- What are we going to drink?
"I want what you want, just a little, champagne," said Levin.
- How? at first? And yet, really, perhaps. Do you love with a white print?
“Cashe blanc,” the Tatar picked up.
- Well, so this brand to the oysters file, and then we'll see.
- I listen, sir. What kind of dining do you want?
- Nui feed. No, better classical chablis.
- I listen, sir. Cheese your order?
- Well, yes, Parmesan. Or do you love another?
"No, I don't care," Levin said, unable to hold onto smiles.
And the Tatar with flying tails over a wide basin ran and flew five minutes later with a dish of oysters opened on mother-of-pearl shells and with a bottle between his fingers.
Stepan Arkadyevich crumpled his starched napkin, tucked it into his vest, and laid his hands at ease, took up the oysters.
“And they are not bad,” he said, tearing off with a silver fork from the mother-of-pearl shell of the spanking oysters and swallowing them one by one. “They are not bad,” he repeated, throwing wet and shining eyes on Levin and then on the Tatar.
Levin ate oysters, although he enjoyed white bread and cheese. But he admired Oblonsky. Even a Tatar, who unscrewed the cork and poured sparkling wine into loose glasses, with a noticeable smile of pleasure, straightening his white tie, glanced at Stepan Arkadyevich. "
#quote
"Instantly, he spread out a fresh tablecloth on a round table covered with a tablecloth under a bronze sconce, he pushed velvet chairs and stopped in front of Stepan Arkadyevich with a napkin and a card in his hands, waiting for orders.
- If you order, your Excellency, a separate office is now being simplified: Prince Golitsyn with a lady. Fresh oysters are obtained.
- BUT! Oysters
Stepan Arkadyevich thought.
“Does the plan change, Levin?” - He said, stopping his finger on the map. And his face expressed serious bewilderment. - Are oysters good? You watch!
“Flensburg, Your Excellency, there is no Ostend.”
- Flensburgskie something flensburgskie, but are you fresh?
- Yesterday received, sir.
- So, is it possible to start with oysters, and then change the whole plan? BUT?
- I do not care. My best soup and porridge; but this is not here.
- Porridge a la russ, order? Said the Tatar, like a nanny over a child, bending over Levin.
- No, no kidding; what you choose is good. I ran on skates, and I want to eat. And do not think, ”he added, noticing a displeased expression on Oblonsky’s face,“ so that I would not appreciate your choice. ” I enjoy singing well.
- Still would! Whatever you say, this is one of the pleasures of life, ”said Stepan Arkadyevich. - Well, so give it to us, brother you, two oysters, or a little - three dozen, soup with roots ...
“Prentanier,” picked up the Tatar. But Stepan Arkadyevich, apparently, did not want him to give pleasure in calling French foods in French.
- With the roots, you know? Then turbot with thick sauce, then ... roast beef; Yes, look, that was good. Yes, capons, perhaps, well, and canned food.
Tatarin, remembering the style of Stepan Arkadyevich not to call the dishes on the French map, did not repeat after him, but took pleasure in repeating the entire order on the map: “Soup prentanyer, turban co Beaumarchais, pulard a lestragon, Maseduan de frouy ...” - and immediately , as on springs, putting one bound card and picking up another, a wine card, offered it to Stepan Arkadyevich.
- What are we going to drink?
"I want what you want, just a little, champagne," said Levin.
- How? at first? And yet, really, perhaps. Do you love with a white print?
“Cashe blanc,” the Tatar picked up.
- Well, so this brand to the oysters file, and then we'll see.
- I listen, sir. What kind of dining do you want?
- Nui feed. No, better classical chablis.
- I listen, sir. Cheese your order?
- Well, yes, Parmesan. Or do you love another?
"No, I don't care," Levin said, unable to hold onto smiles.
And the Tatar with flying tails over a wide basin ran and flew five minutes later with a dish of oysters opened on mother-of-pearl shells and with a bottle between his fingers.
Stepan Arkadyevich crumpled his starched napkin, tucked it into his vest, and laid his hands at ease, took up the oysters.
“And they are not bad,” he said, tearing off with a silver fork from the mother-of-pearl shell of the spanking oysters and swallowing them one by one. “They are not bad,” he repeated, throwing wet and shining eyes on Levin and then on the Tatar.
Levin ate oysters, although he enjoyed white bread and cheese. But he admired Oblonsky. Even a Tatar, who unscrewed the cork and poured sparkling wine into loose glasses, with a noticeable smile of pleasure, straightening his white tie, glanced at Stepan Arkadyevich. "
#quote
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Юлия Зыкова
