Антивоенный памфлет на злобу дня..
«Если есть что-то в делах смертных, к чему нужно наименее стремиться и даже любым способом избегать, проклинать, отталкивать, — это точно войны. Нет ничего более нечестивого, разрушительного, а если смотреть шире — пагубного и сколь глубоко укореняемого, столь и полностью отвратительного для достойных людей, не говоря уж о христианах. Удивительно, насколько повсеместно, насколько спонтанно они возникают по любой причине, как масштабно и по-варварски их ведут, причем не только язычники, но и христиане, не только те, кто далек от церкви, но и священники с епископами; не только юнцы, что жизни не знают, но и зрелые, многоопытные во всем мужи; не только простой народ и чернь, по природе своей неспокойная, но также (и гораздо больше!) знатные и виднейшие люди, которые должны были бы мудростью и разумом смирять горячие порывы глупой толпы. И нет недостатка в правоведах и богословах, которые подносят факелы к этому очагу злодеяний, пока он еще холодный, и, можно сказать, растапливают его.
В этих условиях получается, что война стала настолько приемлемой, что удивляет существование людей, которым она претит; она стала столь одобряемой, что нечестивым и почти еретиком можно назвать человека, который осуждает ее больше, чем какое бы то ни было явление, — как самую преступную и как несущую самые великие несчастья. И насколько уместнее было бы удивляться тому, какой злой дух, какая чума, какое безумие, какая фурия впервые наделила сознание человека такими звериными чертами, что это беззлобное существо, которое природа произвела на свет для жизни в мире и благоденствии, одно из всех, кому она дала возможность спасения, диким зверем кинулось в пучину общей гибели в этом нездоровом припадке. Этому же еще больше удивится каждый, кто, отвлекшись от мнения толпы, обратит свой дух к рассмотрению самой сути и природы вещей и увидит образ человека и образ войны отдельно друг от друга, ненадолго взглянув на них глазами философа.
Во-первых, если обратить внимание на внешний вид и фигуру человеческого тела, не станет ли тут же понятно, что природа или, лучше сказать, Бог создал это существо не для войны, а для дружбы,
не для гибели, а для спасения, не для дурных дел, а для благодеяний? Его одного Он не снабдил оружием среди живого мира: быков Он вооружил рогами для нападения, яростных львов — когтями, кабанам дал грозные клыки, слонов, кроме толстой шкуры и массы тела, защитил наличием хобота, крокодила покрыл кожей, будто латами, дельфина превратил плавниками в метательный снаряд, ежей снабдил иголками, скатов — шипами, петухам дал шпоры; одних укрепил Он панцирем, других — толстой шкурой, третьих — непробиваемыми щитками на теле. Есть те, о безопасности которых Он позаботился с изяществом — например, голуби; есть и другие, кому он дал яд в качестве оружия. Он придал им безобразный, звериный вид; у них свирепые глаза и шипение вместо голоса; еще при рождении он посеял в них семена раздора.
Одного только человека создал Он голым, слабым, нежным, беззащитным, с мягким телом и тонкой кожей. Нет в его строении ничего, что кажется подходящим для сражений и насилия, не говоря уже о том, что все прочие живые существа практически готовы к жизни, только родившись, и лишь только человек целиком зависит от помощи других, пока растет. Не знает он, ни как говорить, ни как ходить, ни как добывать пищу, лишь плачем может он звать на помощь, так что из этого могло бы получиться только живое существо, рожденное для дружбы, которой оно было бы сильнейшим образом связано с другими и в узы которой было бы заключено. Потому природа решила, чтобы человек распоряжался данным ему даром жизни не столько для себя, сколько во благо других, чтобы, вероятно, он понял, что предназначен для приятельских и дружеских отношений. И наружностью Природа наделила его не мрачной и не устрашающей, как остальных существ, а кроткою и смирной, с явственными приметами любви и доброжелательства. Дала дружелюбные глаза, знамена души. Дала руки для объятий. Дала чувство поцелуя, в котором как бы соприкасаются и соединяются души. Одному лишь ему дала смех, улику веселости. Одному — слезы, символ жалости и милосердия. И голос дала не грозный и страшный, как диким зверям, но ласковый и приветливый. Но это еще не все. Одного лишь его одарила Природа речью и рассудком, которыми, в первую очередь, и приобретается и сохраняется взаимное расположение, чтобы всякие отношения между людьми не строились на насилии. Посеяла ненависть к одиночеству, любовь к товариществу, занесла внутрь семена благожелательности. Сделала так, что то, что для человека самое полезное, для него же — самое приятное. Ведь что может быть лучше друга? И что так же необходимо? Поэтому, если бы и можно было с выгодой прожить жизнь без общих с кем-то дел, никому бы не показалась такая жизнь приятной, если только он не потерял бы человеческий облик и не обратился бы в дикого зверя.
Кроме того, природа наделила людей возможностью заниматься наукой и тягой к познанию, а это наилучшим образом отвращает человеческое сознание от любой дикости и оказывает огромное влияние на налаживание отношений. Ведь даже супружество и кровное родство не связывают людей узами дружбы так сильно и крепко, [как совместные занятия достойными делами]».
Эразм Роттердамский "Адагий", Базель 1541г
«Если есть что-то в делах смертных, к чему нужно наименее стремиться и даже любым способом избегать, проклинать, отталкивать, — это точно войны. Нет ничего более нечестивого, разрушительного, а если смотреть шире — пагубного и сколь глубоко укореняемого, столь и полностью отвратительного для достойных людей, не говоря уж о христианах. Удивительно, насколько повсеместно, насколько спонтанно они возникают по любой причине, как масштабно и по-варварски их ведут, причем не только язычники, но и христиане, не только те, кто далек от церкви, но и священники с епископами; не только юнцы, что жизни не знают, но и зрелые, многоопытные во всем мужи; не только простой народ и чернь, по природе своей неспокойная, но также (и гораздо больше!) знатные и виднейшие люди, которые должны были бы мудростью и разумом смирять горячие порывы глупой толпы. И нет недостатка в правоведах и богословах, которые подносят факелы к этому очагу злодеяний, пока он еще холодный, и, можно сказать, растапливают его.
В этих условиях получается, что война стала настолько приемлемой, что удивляет существование людей, которым она претит; она стала столь одобряемой, что нечестивым и почти еретиком можно назвать человека, который осуждает ее больше, чем какое бы то ни было явление, — как самую преступную и как несущую самые великие несчастья. И насколько уместнее было бы удивляться тому, какой злой дух, какая чума, какое безумие, какая фурия впервые наделила сознание человека такими звериными чертами, что это беззлобное существо, которое природа произвела на свет для жизни в мире и благоденствии, одно из всех, кому она дала возможность спасения, диким зверем кинулось в пучину общей гибели в этом нездоровом припадке. Этому же еще больше удивится каждый, кто, отвлекшись от мнения толпы, обратит свой дух к рассмотрению самой сути и природы вещей и увидит образ человека и образ войны отдельно друг от друга, ненадолго взглянув на них глазами философа.
Во-первых, если обратить внимание на внешний вид и фигуру человеческого тела, не станет ли тут же понятно, что природа или, лучше сказать, Бог создал это существо не для войны, а для дружбы,
не для гибели, а для спасения, не для дурных дел, а для благодеяний? Его одного Он не снабдил оружием среди живого мира: быков Он вооружил рогами для нападения, яростных львов — когтями, кабанам дал грозные клыки, слонов, кроме толстой шкуры и массы тела, защитил наличием хобота, крокодила покрыл кожей, будто латами, дельфина превратил плавниками в метательный снаряд, ежей снабдил иголками, скатов — шипами, петухам дал шпоры; одних укрепил Он панцирем, других — толстой шкурой, третьих — непробиваемыми щитками на теле. Есть те, о безопасности которых Он позаботился с изяществом — например, голуби; есть и другие, кому он дал яд в качестве оружия. Он придал им безобразный, звериный вид; у них свирепые глаза и шипение вместо голоса; еще при рождении он посеял в них семена раздора.
Одного только человека создал Он голым, слабым, нежным, беззащитным, с мягким телом и тонкой кожей. Нет в его строении ничего, что кажется подходящим для сражений и насилия, не говоря уже о том, что все прочие живые существа практически готовы к жизни, только родившись, и лишь только человек целиком зависит от помощи других, пока растет. Не знает он, ни как говорить, ни как ходить, ни как добывать пищу, лишь плачем может он звать на помощь, так что из этого могло бы получиться только живое существо, рожденное для дружбы, которой оно было бы сильнейшим образом связано с другими и в узы которой было бы заключено. Потому природа решила, чтобы человек распоряжался данным ему даром жизни не столько для себя, сколько во благо других, чтобы, вероятно, он понял, что предназначен для приятельских и дружеских отношений. И наружностью Природа наделила его не мрачной и не устрашающей, как остальных существ, а кроткою и смирной, с явственными приметами любви и доброжелательства. Дала дружелюбные глаза, знамена души. Дала руки для объятий. Дала чувство поцелуя, в котором как бы соприкасаются и соединяются души. Одному лишь ему дала смех, улику веселости. Одному — слезы, символ жалости и милосердия. И голос дала не грозный и страшный, как диким зверям, но ласковый и приветливый. Но это еще не все. Одного лишь его одарила Природа речью и рассудком, которыми, в первую очередь, и приобретается и сохраняется взаимное расположение, чтобы всякие отношения между людьми не строились на насилии. Посеяла ненависть к одиночеству, любовь к товариществу, занесла внутрь семена благожелательности. Сделала так, что то, что для человека самое полезное, для него же — самое приятное. Ведь что может быть лучше друга? И что так же необходимо? Поэтому, если бы и можно было с выгодой прожить жизнь без общих с кем-то дел, никому бы не показалась такая жизнь приятной, если только он не потерял бы человеческий облик и не обратился бы в дикого зверя.
Кроме того, природа наделила людей возможностью заниматься наукой и тягой к познанию, а это наилучшим образом отвращает человеческое сознание от любой дикости и оказывает огромное влияние на налаживание отношений. Ведь даже супружество и кровное родство не связывают людей узами дружбы так сильно и крепко, [как совместные занятия достойными делами]».
Эразм Роттердамский "Адагий", Базель 1541г
Anti-war pamphlet on the topic of the day ..
“If there is something in the affairs of mortals, what is the least need to strive for and even by any means avoid, curse, repel, this is certainly war. There is nothing more unholy, destructive, and if you look wider, destructive and deeply rooted, so completely disgusting for decent people, not to mention Christians. It is surprising how common, how spontaneous they arise for any reason, how large and barbaric they are, not only pagans, but also Christians, not only those who are far from church, but priests with bishops; not only youngsters, that lives do not know, but also mature, highly experienced in all men; not only simple people and the black people, by their nature restless, but also (and much more!) notable and prominent people who would have to calm down the hot impulses of the stupid crowd with wisdom and reason. And there is no shortage of lawyers and theologians who bring torches to this hearth of atrocities while it is still cold, and, one can say, melt it.
Under these conditions, it turns out that the war has become so acceptable that it surprises the existence of people to whom it is sickened; she has become so favored that an unholy and almost a heretic can be called a man who condemns her more than any phenomenon, as the most criminal and as the bearer of the greatest misfortunes. And how much more appropriate it would be to wonder what evil spirit, what plague, what madness, what fury for the first time endowed human consciousness with such bestial traits, that it is a kindless creature that nature brought to life for life in peace and prosperity, one of all she provided an opportunity for salvation, a wild beast rushed into the abyss of total death in this unhealthy fit. This is even more surprised by anyone who, having distracted himself from the opinion of the crowd, turns his mind to examining the very essence and nature of things and sees the image of a man and the image of war apart from each other, briefly looking at them through the eyes of a philosopher.
First, if you pay attention to the appearance and figure of the human body, is it not immediately clear that nature or, better to say, God created this being not for war, but for friendship,
not for destruction, but for salvation, not for bad deeds, but for good deeds? He alone did not equip weapons among the living world: He armed bulls with horns for attack, violent lions with claws, boars gave formidable fangs, elephants, except thick skins and body mass, defended with a trunk, crocodile covered with fins in a throwing projectile, hedgehogs supplied with needles, ramps - spikes, he gave spurs to cocks; some he strengthened with armor, others with thick skins, third with impenetrable shields on the body. There are those whose safety He took care of with grace - for example, pigeons; there are others to whom he gave poison as a weapon. He gave them an ugly, bestial appearance; they have fierce eyes and hissing instead of voice; even at birth, he sowed the seeds of discord in them.
He alone created man by naked, weak, tender, defenseless, with a soft body and thin skin. There is nothing in its structure that seems suitable for battles and violence, not to mention that all other living creatures are practically ready for life only after being born, and only a person depends entirely on the help of others as he grows up. He does not know, neither how to speak, nor how to walk, nor how to get food, only by crying can he call for help, so that only a living being born for friendship, to which it would be strongly associated with others, could be obtained in bonds which would have been concluded. Therefore, nature decided that a person should dispose of the gift of life given him not so much for himself as for the good of others, so that he probably understood that he was meant for friendship and friendship. And the appearance of nature has endowed him not gloomy and not frightening, like other creatures, but meek and meek, with clear signs of love and benevolence. Gave friendly eyes, banners of the soul. Gave hands for hugs. She gave a feeling of a kiss, in which souls, as it were, adjoin and unite. Only he gave a laugh, evidence of gaiety. One thing is tears, a symbol of pity and mercy. And the voice did not give a formidable and terrible, like wild beasts, but affectionate and affable. But that is not all. Nature alone was endowed by Nature with speech and reason, with which, in the first place, mutual disposition is acquired and maintained so that all relations between people are not built on violence. Sowed hatred of loneliness, love of companionship, brought the seeds of benevolence inside. I made it so that what is most useful for a person is the most pleasant thing for him. After all, what could be better than a friend? And what is also needed? Therefore, if it were possible to live life with profit without having in common with someone else, no one would have seemed such a pleasant life, if only he had not lost his human appearance and turned into a wild beast.
In addition, nature has given people the opportunity to engage in science and the burden of knowledge, and this is the best
“If there is something in the affairs of mortals, what is the least need to strive for and even by any means avoid, curse, repel, this is certainly war. There is nothing more unholy, destructive, and if you look wider, destructive and deeply rooted, so completely disgusting for decent people, not to mention Christians. It is surprising how common, how spontaneous they arise for any reason, how large and barbaric they are, not only pagans, but also Christians, not only those who are far from church, but priests with bishops; not only youngsters, that lives do not know, but also mature, highly experienced in all men; not only simple people and the black people, by their nature restless, but also (and much more!) notable and prominent people who would have to calm down the hot impulses of the stupid crowd with wisdom and reason. And there is no shortage of lawyers and theologians who bring torches to this hearth of atrocities while it is still cold, and, one can say, melt it.
Under these conditions, it turns out that the war has become so acceptable that it surprises the existence of people to whom it is sickened; she has become so favored that an unholy and almost a heretic can be called a man who condemns her more than any phenomenon, as the most criminal and as the bearer of the greatest misfortunes. And how much more appropriate it would be to wonder what evil spirit, what plague, what madness, what fury for the first time endowed human consciousness with such bestial traits, that it is a kindless creature that nature brought to life for life in peace and prosperity, one of all she provided an opportunity for salvation, a wild beast rushed into the abyss of total death in this unhealthy fit. This is even more surprised by anyone who, having distracted himself from the opinion of the crowd, turns his mind to examining the very essence and nature of things and sees the image of a man and the image of war apart from each other, briefly looking at them through the eyes of a philosopher.
First, if you pay attention to the appearance and figure of the human body, is it not immediately clear that nature or, better to say, God created this being not for war, but for friendship,
not for destruction, but for salvation, not for bad deeds, but for good deeds? He alone did not equip weapons among the living world: He armed bulls with horns for attack, violent lions with claws, boars gave formidable fangs, elephants, except thick skins and body mass, defended with a trunk, crocodile covered with fins in a throwing projectile, hedgehogs supplied with needles, ramps - spikes, he gave spurs to cocks; some he strengthened with armor, others with thick skins, third with impenetrable shields on the body. There are those whose safety He took care of with grace - for example, pigeons; there are others to whom he gave poison as a weapon. He gave them an ugly, bestial appearance; they have fierce eyes and hissing instead of voice; even at birth, he sowed the seeds of discord in them.
He alone created man by naked, weak, tender, defenseless, with a soft body and thin skin. There is nothing in its structure that seems suitable for battles and violence, not to mention that all other living creatures are practically ready for life only after being born, and only a person depends entirely on the help of others as he grows up. He does not know, neither how to speak, nor how to walk, nor how to get food, only by crying can he call for help, so that only a living being born for friendship, to which it would be strongly associated with others, could be obtained in bonds which would have been concluded. Therefore, nature decided that a person should dispose of the gift of life given him not so much for himself as for the good of others, so that he probably understood that he was meant for friendship and friendship. And the appearance of nature has endowed him not gloomy and not frightening, like other creatures, but meek and meek, with clear signs of love and benevolence. Gave friendly eyes, banners of the soul. Gave hands for hugs. She gave a feeling of a kiss, in which souls, as it were, adjoin and unite. Only he gave a laugh, evidence of gaiety. One thing is tears, a symbol of pity and mercy. And the voice did not give a formidable and terrible, like wild beasts, but affectionate and affable. But that is not all. Nature alone was endowed by Nature with speech and reason, with which, in the first place, mutual disposition is acquired and maintained so that all relations between people are not built on violence. Sowed hatred of loneliness, love of companionship, brought the seeds of benevolence inside. I made it so that what is most useful for a person is the most pleasant thing for him. After all, what could be better than a friend? And what is also needed? Therefore, if it were possible to live life with profit without having in common with someone else, no one would have seemed such a pleasant life, if only he had not lost his human appearance and turned into a wild beast.
In addition, nature has given people the opportunity to engage in science and the burden of knowledge, and this is the best
У записи 22 лайков,
7 репостов.
7 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Маргарита Павлова
