ПОПРОШАЙКА
Я обернулся и увидел невысокого мальчугана, что пыхтел, пуская клубы дыма, и, мыча, совал мне бумажку. Я уже видел такие ни раз в поездах, но встретить такого на автобусной остановке...
И тут опять началось. Сложный выбор, к однозначности в решении которого я никак не могу прийти, размышляя после. В кодексе чести самураев сказано,что все решения должны быть обдуманы и приняты заранее, в бою думать некогда. И вот мой бой, ситуация, которая уже наступила. Думать некогда, и почему-то не получается в такие моменты. Но как ты сейчас поступишь останется на века записано в мировую карму. Нельзя будет ни переиграть это, ни исправить.
Мальчик стоит и пыхтит, мукает, тыча в бумажку со словами про сувенир и тридцать рублей, что он глухой и будет благодарен. Но я парализован. Не могу думать. Вертится только дать или не дать. Как будто хочется скорее развязаться, вышвырнут ь или стереть этот сюжет из жизни. Но это уже происходит, и единственное что мешает отдать ему деньги это внутренний диалог. — Наверняка фальшивка. — Ну и что, просто поделишься, это такая форма попросить, не придирайся. Но внутри при этом как-то очень гадко, то ли потому что не хочется все испортить и добавить в мир грязи, то ли потому что стрёмно считать себя простаком.
И пока эти два мудака дискутируют в моей голове, мальчик извивается и пыхтит, а душе нет покоя. И когда одна из его бумажек падает, мне уже хочется помочь ее поднять.
Достаю тридцать серебреников, думаю, что подарка не возьму, показав жестом. Но парень резко разворачивается и уходит. В этот момент замечаю курящего мальчика, сидевшего рядом на остановке. Они обмениваются взглядами и бодро уходят, попеременно поворачивая головы в сторону друг друга и пуская зимний пар.
И в этот момент внутри становится совсем нехорошо, потому что один из мудаков внутри ликует: я же говорил, все подстава. А второй начинает думу: что же я расстроился, ну помог, сам же решил, что теперь-то не так?
А видимо расстроен я срывом спектакля за который заплатил. Игравший беспомощного превратился в одночасье в сутенера, а я к такому повороту сюжета не готов. Значит мне драмы подавай, с соплями и контрастом социального расслоения. Значит рассуждения про помощь — хрень собачья.
Но откуда они узнали, что я подходящая жертва? Я не столь безобидно выгляжу сейчас, и, замечаю, люди чаще меня побаиваются. Вспоминаю, что мое решение облегчило недавнее суждения о горсти монет, полученных в сдачу на сотню. Мозг окрестил их мелочью, и проблему Буридана было решить проще. Они это почувствовали?
И не то, чтобы я обеднел на эти тридцать, а мой спонтанный учитель обогатился. Пишу об этом вслед за сильным эмоциональным всплеском, что испытываю каждый раз при такой встрече. Как будто сама душа мира обращается ко мне в этих встречах и ждет моего выбора. А я медлю. Я всё сомневаюсь.
Я обернулся и увидел невысокого мальчугана, что пыхтел, пуская клубы дыма, и, мыча, совал мне бумажку. Я уже видел такие ни раз в поездах, но встретить такого на автобусной остановке...
И тут опять началось. Сложный выбор, к однозначности в решении которого я никак не могу прийти, размышляя после. В кодексе чести самураев сказано,что все решения должны быть обдуманы и приняты заранее, в бою думать некогда. И вот мой бой, ситуация, которая уже наступила. Думать некогда, и почему-то не получается в такие моменты. Но как ты сейчас поступишь останется на века записано в мировую карму. Нельзя будет ни переиграть это, ни исправить.
Мальчик стоит и пыхтит, мукает, тыча в бумажку со словами про сувенир и тридцать рублей, что он глухой и будет благодарен. Но я парализован. Не могу думать. Вертится только дать или не дать. Как будто хочется скорее развязаться, вышвырнут ь или стереть этот сюжет из жизни. Но это уже происходит, и единственное что мешает отдать ему деньги это внутренний диалог. — Наверняка фальшивка. — Ну и что, просто поделишься, это такая форма попросить, не придирайся. Но внутри при этом как-то очень гадко, то ли потому что не хочется все испортить и добавить в мир грязи, то ли потому что стрёмно считать себя простаком.
И пока эти два мудака дискутируют в моей голове, мальчик извивается и пыхтит, а душе нет покоя. И когда одна из его бумажек падает, мне уже хочется помочь ее поднять.
Достаю тридцать серебреников, думаю, что подарка не возьму, показав жестом. Но парень резко разворачивается и уходит. В этот момент замечаю курящего мальчика, сидевшего рядом на остановке. Они обмениваются взглядами и бодро уходят, попеременно поворачивая головы в сторону друг друга и пуская зимний пар.
И в этот момент внутри становится совсем нехорошо, потому что один из мудаков внутри ликует: я же говорил, все подстава. А второй начинает думу: что же я расстроился, ну помог, сам же решил, что теперь-то не так?
А видимо расстроен я срывом спектакля за который заплатил. Игравший беспомощного превратился в одночасье в сутенера, а я к такому повороту сюжета не готов. Значит мне драмы подавай, с соплями и контрастом социального расслоения. Значит рассуждения про помощь — хрень собачья.
Но откуда они узнали, что я подходящая жертва? Я не столь безобидно выгляжу сейчас, и, замечаю, люди чаще меня побаиваются. Вспоминаю, что мое решение облегчило недавнее суждения о горсти монет, полученных в сдачу на сотню. Мозг окрестил их мелочью, и проблему Буридана было решить проще. Они это почувствовали?
И не то, чтобы я обеднел на эти тридцать, а мой спонтанный учитель обогатился. Пишу об этом вслед за сильным эмоциональным всплеском, что испытываю каждый раз при такой встрече. Как будто сама душа мира обращается ко мне в этих встречах и ждет моего выбора. А я медлю. Я всё сомневаюсь.
BEGGAR
I turned around and saw a short boy who was puffing, blowing puffs of smoke, and, humming, thrust a piece of paper into me. I've already seen these on trains, but meet this at a bus stop ...
And then it started again. A difficult choice, the decision of which I cannot come to unambiguity in any way, thinking after. The samurai code of honor says that all decisions must be thought out and taken in advance, there is no time to think in battle. And here is my fight, a situation that has already arrived. There is no time to think, and for some reason it does not work out at such moments. But how you act now will remain for centuries written in world karma. It will not be possible to replay it or fix it.
The boy stands and puffs, agonizes, poking at a piece of paper with the words about a souvenir and thirty rubles, that he is deaf and will be grateful. But I'm paralyzed. I can't think. It only turns to give or not to give. As if you want to get loose as soon as possible, throw it out or erase this plot from life. But this is already happening, and the only thing that prevents him from giving money is an internal dialogue. - Surely a fake. - So what, just share, this is such a form to ask, do not find fault. But inside, at the same time, it is somehow very disgusting, either because you do not want to spoil everything and add dirt to the world, or because it is dumb to consider yourself a simpleton.
And while these two assholes are discussing in my head, the boy wriggles and puffs, and his soul has no peace. And when one of his pieces of paper falls, I already want to help pick it up.
I take out thirty pieces of silver, I think that I will not take a gift, showing with a gesture. But the guy turns abruptly and leaves. At this moment I notice a smoking boy sitting next to him at the bus stop. They exchange glances and cheerfully leave, alternately turning their heads towards each other and letting in the winter steam.
And at this moment inside it becomes completely bad, because one of the assholes inside is rejoicing: as I said, everything is set up. And the second begins to think: why was I upset, well, helped, he himself decided that now something is wrong?
And apparently I am upset about the disruption of the performance for which I paid. The one who played the helpless turned into a pimp overnight, and I am not ready for such a plot twist. So give me dramas, with snot and the contrast of social stratification. So arguments about help are bullshit.
But how did they know I was a suitable victim? I don't look so harmless now, and, I notice, people are more afraid of me. I remember that my decision eased the recent judgments about a handful of coins received in change for a hundred. The brain dubbed them a trifle, and the problem of Buridan was easier to solve. Did they feel it?
And it’s not that I have become poorer by these thirty, but my spontaneous teacher has become rich. I am writing about this after a strong emotional outburst that I experience every time I meet. As if the very soul of the world addresses me in these meetings and waits for my choice. And I hesitate. I still doubt it.
I turned around and saw a short boy who was puffing, blowing puffs of smoke, and, humming, thrust a piece of paper into me. I've already seen these on trains, but meet this at a bus stop ...
And then it started again. A difficult choice, the decision of which I cannot come to unambiguity in any way, thinking after. The samurai code of honor says that all decisions must be thought out and taken in advance, there is no time to think in battle. And here is my fight, a situation that has already arrived. There is no time to think, and for some reason it does not work out at such moments. But how you act now will remain for centuries written in world karma. It will not be possible to replay it or fix it.
The boy stands and puffs, agonizes, poking at a piece of paper with the words about a souvenir and thirty rubles, that he is deaf and will be grateful. But I'm paralyzed. I can't think. It only turns to give or not to give. As if you want to get loose as soon as possible, throw it out or erase this plot from life. But this is already happening, and the only thing that prevents him from giving money is an internal dialogue. - Surely a fake. - So what, just share, this is such a form to ask, do not find fault. But inside, at the same time, it is somehow very disgusting, either because you do not want to spoil everything and add dirt to the world, or because it is dumb to consider yourself a simpleton.
And while these two assholes are discussing in my head, the boy wriggles and puffs, and his soul has no peace. And when one of his pieces of paper falls, I already want to help pick it up.
I take out thirty pieces of silver, I think that I will not take a gift, showing with a gesture. But the guy turns abruptly and leaves. At this moment I notice a smoking boy sitting next to him at the bus stop. They exchange glances and cheerfully leave, alternately turning their heads towards each other and letting in the winter steam.
And at this moment inside it becomes completely bad, because one of the assholes inside is rejoicing: as I said, everything is set up. And the second begins to think: why was I upset, well, helped, he himself decided that now something is wrong?
And apparently I am upset about the disruption of the performance for which I paid. The one who played the helpless turned into a pimp overnight, and I am not ready for such a plot twist. So give me dramas, with snot and the contrast of social stratification. So arguments about help are bullshit.
But how did they know I was a suitable victim? I don't look so harmless now, and, I notice, people are more afraid of me. I remember that my decision eased the recent judgments about a handful of coins received in change for a hundred. The brain dubbed them a trifle, and the problem of Buridan was easier to solve. Did they feel it?
And it’s not that I have become poorer by these thirty, but my spontaneous teacher has become rich. I am writing about this after a strong emotional outburst that I experience every time I meet. As if the very soul of the world addresses me in these meetings and waits for my choice. And I hesitate. I still doubt it.
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Андрей Шапиро
