Всем очевидно: набор обвинений, предъявленный властной верхушке Коми можно атрибутировать практически любой команде региональных или муниципальных (крупные и средние города) управленцев. При таком раскладе включается чистая мистика, игра стихий — сегодня «Акулину» вытащил Гайзер, но где гарантия, что при следующей сдаче она не придет к тебе?
Вместе с тем, напрасными выглядят надежды на отрезвление — пусть временное — коррупционеров в регионах. Хищничество тамошних «элит» тоже ведь категория почти мистическая. Тащит подобная публика всегда как с чистого листа, ворует загипнотизировано, однако в этом безумии есть смысл — они полагают, что именно того куска, который им обеспечит безбедное существования после ухода из власти (за которым возможно уголовное преследование с неизбежным «раскулачиванием») они как раз забрать и не успели.
Перст судьбы, гримаса Рока… В этом смысле наблюдатели уже заговорили о «новом 37-м». А что, параллель закономерная, с поправкой, естественно, на масштабы, трубу пониже и пожиже дым. Но вектор, да, похожий, особенно в части вот этой невозможности предсказать «кто следующий». Брали и репрессировали тогда, в основном, «элиты» (другое дело, что маховик неконтролируемо раскручивался), претендовавшие на свой кусок власти и имевшие ресурс его оттяпать (или уже оттяпавшие). Плюс «бытовое разложение», пресловутые хищничество и «зажрались».
Забавно другое: либеральная интеллигенция, клеймящая более полувека репрессии 36−38-го, сегодня преследования чиновников в большинстве одобряет: кто-то — категорически, кто-то — с тихим злорадством.
Впрочем, всегда найдутся люди, готовые объяснить уголовные преследования исключительно экономическими причинами, клановой конкуренцией, борьбой за ресурсы. Дескать, Коми (как и Сахалин) — регионы сырьевые, отсюда и особая острота конфликта, набор имен и названий — «Роснефть», «Лукойл», Сечин, Вексельберг (и впрямь, один из фигурантов — Александр Зарубин — персонаж ключевой, знаковый и разнообразно интересный — напрямую связан с «Реновой»).
Экономическая составляющая имеет место быть, но в качестве одного из векторов. Скажем, в регионах, ресурсами небогатых, коррупционные процессы еще нагляднее. Местные кланы подбирают куски, мимо которых прошли большие федеральные люди и корпорации. В Саратовской области, например , помимо бюджета и несчастной социалки, это недвижимость, ЖКХ, транспорт. На фоне острейшего бюджетного дефицита, фактически банкротства региона.
ЕР стала частью системы, но отнюдь не на первых ролях и явно не на правах несущей конструкции, не в качестве краеугольного камня. Вся четверка парламентских партий легко сюда вписывается, и нет принципиальной разницы, кто и в каком из регионов отыграл друг у друга два-три, а то и пяток-десяток мест (отсюда умеренный «либерализм», «честность» на прошедших 13 сентября выборах, распространившиеся, впрочем, лишь на участие и участь тех же парламентских). В этом смысле политическая система эволюционирует в сторону американской; грубо говоря, кто бы ни побеждал в выборном пинг-понге, власть зафиксирована в одном месте, и делиться ею никто не собирается.
Главной опасностью для власти становятся не какие-то идеи, проекты, брожения, а попытки приватизации государственной власти на отдельных территориях. (Не зря во всех публикациях по ситуации в Коми красной нитью идет информация о сращивании региональных кланов с федералами на местах, преимущественно силовиками.)
Это еще не сепаратизм, но явление, весьма опасное реальной неконтролируемостью и потенциальной непредсказуемостью. Подобное в ряде регионов уже имеет место быть — тихой сапой (неизбежно переходящей в громкую стадию), под прикрытием сколь угодно благонамеренной и верноподданной риторики.
В этом смысле древняя мантра «Царь хороший, бояре плохие», приобретает новое звучание — руководства к репрессивному действию. Не случайно, уже во первых строках информационных сообщений, возникает ясно куда направленный пропагандистский фон — о часах за миллион, о трусах за тысячу долларов…
Власть явно обозначает кампанию, сигналя «кто не спрятался, я не виновата».
Вместе с тем, напрасными выглядят надежды на отрезвление — пусть временное — коррупционеров в регионах. Хищничество тамошних «элит» тоже ведь категория почти мистическая. Тащит подобная публика всегда как с чистого листа, ворует загипнотизировано, однако в этом безумии есть смысл — они полагают, что именно того куска, который им обеспечит безбедное существования после ухода из власти (за которым возможно уголовное преследование с неизбежным «раскулачиванием») они как раз забрать и не успели.
Перст судьбы, гримаса Рока… В этом смысле наблюдатели уже заговорили о «новом 37-м». А что, параллель закономерная, с поправкой, естественно, на масштабы, трубу пониже и пожиже дым. Но вектор, да, похожий, особенно в части вот этой невозможности предсказать «кто следующий». Брали и репрессировали тогда, в основном, «элиты» (другое дело, что маховик неконтролируемо раскручивался), претендовавшие на свой кусок власти и имевшие ресурс его оттяпать (или уже оттяпавшие). Плюс «бытовое разложение», пресловутые хищничество и «зажрались».
Забавно другое: либеральная интеллигенция, клеймящая более полувека репрессии 36−38-го, сегодня преследования чиновников в большинстве одобряет: кто-то — категорически, кто-то — с тихим злорадством.
Впрочем, всегда найдутся люди, готовые объяснить уголовные преследования исключительно экономическими причинами, клановой конкуренцией, борьбой за ресурсы. Дескать, Коми (как и Сахалин) — регионы сырьевые, отсюда и особая острота конфликта, набор имен и названий — «Роснефть», «Лукойл», Сечин, Вексельберг (и впрямь, один из фигурантов — Александр Зарубин — персонаж ключевой, знаковый и разнообразно интересный — напрямую связан с «Реновой»).
Экономическая составляющая имеет место быть, но в качестве одного из векторов. Скажем, в регионах, ресурсами небогатых, коррупционные процессы еще нагляднее. Местные кланы подбирают куски, мимо которых прошли большие федеральные люди и корпорации. В Саратовской области, например , помимо бюджета и несчастной социалки, это недвижимость, ЖКХ, транспорт. На фоне острейшего бюджетного дефицита, фактически банкротства региона.
ЕР стала частью системы, но отнюдь не на первых ролях и явно не на правах несущей конструкции, не в качестве краеугольного камня. Вся четверка парламентских партий легко сюда вписывается, и нет принципиальной разницы, кто и в каком из регионов отыграл друг у друга два-три, а то и пяток-десяток мест (отсюда умеренный «либерализм», «честность» на прошедших 13 сентября выборах, распространившиеся, впрочем, лишь на участие и участь тех же парламентских). В этом смысле политическая система эволюционирует в сторону американской; грубо говоря, кто бы ни побеждал в выборном пинг-понге, власть зафиксирована в одном месте, и делиться ею никто не собирается.
Главной опасностью для власти становятся не какие-то идеи, проекты, брожения, а попытки приватизации государственной власти на отдельных территориях. (Не зря во всех публикациях по ситуации в Коми красной нитью идет информация о сращивании региональных кланов с федералами на местах, преимущественно силовиками.)
Это еще не сепаратизм, но явление, весьма опасное реальной неконтролируемостью и потенциальной непредсказуемостью. Подобное в ряде регионов уже имеет место быть — тихой сапой (неизбежно переходящей в громкую стадию), под прикрытием сколь угодно благонамеренной и верноподданной риторики.
В этом смысле древняя мантра «Царь хороший, бояре плохие», приобретает новое звучание — руководства к репрессивному действию. Не случайно, уже во первых строках информационных сообщений, возникает ясно куда направленный пропагандистский фон — о часах за миллион, о трусах за тысячу долларов…
Власть явно обозначает кампанию, сигналя «кто не спрятался, я не виновата».
It is obvious to everyone: the set of charges brought against the ruling elite of Komi can be attributed to almost any team of regional or municipal (large and medium-sized cities) managers. In this situation, pure mysticism, the play of the elements, comes on - today “Akulina” was pulled out by Gaiser, but where is the guarantee that she will not come to you at the next time?
At the same time, hopes for sobering up - albeit temporary - of the corrupt officials in the regions look vain. The predation of the local "elites" is also an almost mystical category. Such a public always drags it from a blank slate, steals hypnotized, but this madness makes sense - they believe that exactly the piece that will provide them with a comfortable existence after leaving power (for which criminal prosecution with the inevitable “dispossession” is possible) they are like just pick up and did not have time.
The finger of fate, the grimace of Doom ... In this sense, observers have already started talking about the "new 37th". And what, the parallel is natural, with an amendment, of course, to the scale, the pipe is lower and the smoke is thinner. But the vector, yes, is similar, especially in terms of this impossibility to predict "who is next." They took and repressed then, basically, the "elites" (another thing is that the flywheel uncontrollably unwound), claiming their piece of power and having the resource to chop it off (or already chopping off). Plus "domestic decay", the notorious predation and "snickering".
Another thing is funny: the liberal intelligentsia, which has branded more than half a century of repression in the 36th and 38th, today mostly approves of the persecution of officials: some categorically, some with quiet gloating.
However, there will always be people who are ready to explain criminal persecution solely for economic reasons, clan competition, and the struggle for resources. Say, Komi (like Sakhalin) are raw material regions, hence the special acuteness of the conflict, a set of names and names - Rosneft, Lukoil, Sechin, Vekselberg (indeed, one of the defendants - Alexander Zarubin - is a key character variously interesting - is directly related to Renova).
The economic component takes place, but as one of the vectors. For example, in regions with poor resources, corruption processes are even more evident. Local clans are picking up the pieces that big federal people and corporations have passed by. In the Saratov region, for example, in addition to the budget and the unhappy social system, these are real estate, housing and communal services, transport. Against the backdrop of an acute budget deficit, the region actually went bankrupt.
EP became a part of the system, but by no means in the first roles and obviously not as a supporting structure, not as a cornerstone. All four parliamentary parties easily fit in here, and there is no fundamental difference in who and in which of the regions won back two, three, or even five or ten seats (hence the moderate "liberalism", "honesty" in the September 13 elections, spread, however, only to the participation and fate of the same parliamentary). In this sense, the political system is evolving towards the American one; roughly speaking, no matter who wins the elective ping-pong, power is fixed in one place, and no one is going to share it.
The main danger for the authorities is not some ideas, projects, fermentation, but attempts to privatize state power in certain territories. (It is not for nothing that in all publications on the situation in Komi, information about the merging of regional clans with local federals, mainly security officials, is a red thread.)
This is not separatism yet, but a very dangerous phenomenon because of its real uncontrollability and potential unpredictability. This is already the case in a number of regions - a sly (inevitably turning into a loud stage), under the guise of arbitrarily well-meaning and loyal rhetoric.
In this sense, the ancient mantra “The king is good, the boyars are bad” takes on a new meaning - a guide to repressive action. It is no coincidence that already in the first lines of information messages, there is a clear propaganda background directed towards - about hours for a million, about cowards for a thousand dollars ...
The authorities clearly signify a campaign, signaling "whoever did not hide, I am not to blame."
At the same time, hopes for sobering up - albeit temporary - of the corrupt officials in the regions look vain. The predation of the local "elites" is also an almost mystical category. Such a public always drags it from a blank slate, steals hypnotized, but this madness makes sense - they believe that exactly the piece that will provide them with a comfortable existence after leaving power (for which criminal prosecution with the inevitable “dispossession” is possible) they are like just pick up and did not have time.
The finger of fate, the grimace of Doom ... In this sense, observers have already started talking about the "new 37th". And what, the parallel is natural, with an amendment, of course, to the scale, the pipe is lower and the smoke is thinner. But the vector, yes, is similar, especially in terms of this impossibility to predict "who is next." They took and repressed then, basically, the "elites" (another thing is that the flywheel uncontrollably unwound), claiming their piece of power and having the resource to chop it off (or already chopping off). Plus "domestic decay", the notorious predation and "snickering".
Another thing is funny: the liberal intelligentsia, which has branded more than half a century of repression in the 36th and 38th, today mostly approves of the persecution of officials: some categorically, some with quiet gloating.
However, there will always be people who are ready to explain criminal persecution solely for economic reasons, clan competition, and the struggle for resources. Say, Komi (like Sakhalin) are raw material regions, hence the special acuteness of the conflict, a set of names and names - Rosneft, Lukoil, Sechin, Vekselberg (indeed, one of the defendants - Alexander Zarubin - is a key character variously interesting - is directly related to Renova).
The economic component takes place, but as one of the vectors. For example, in regions with poor resources, corruption processes are even more evident. Local clans are picking up the pieces that big federal people and corporations have passed by. In the Saratov region, for example, in addition to the budget and the unhappy social system, these are real estate, housing and communal services, transport. Against the backdrop of an acute budget deficit, the region actually went bankrupt.
EP became a part of the system, but by no means in the first roles and obviously not as a supporting structure, not as a cornerstone. All four parliamentary parties easily fit in here, and there is no fundamental difference in who and in which of the regions won back two, three, or even five or ten seats (hence the moderate "liberalism", "honesty" in the September 13 elections, spread, however, only to the participation and fate of the same parliamentary). In this sense, the political system is evolving towards the American one; roughly speaking, no matter who wins the elective ping-pong, power is fixed in one place, and no one is going to share it.
The main danger for the authorities is not some ideas, projects, fermentation, but attempts to privatize state power in certain territories. (It is not for nothing that in all publications on the situation in Komi, information about the merging of regional clans with local federals, mainly security officials, is a red thread.)
This is not separatism yet, but a very dangerous phenomenon because of its real uncontrollability and potential unpredictability. This is already the case in a number of regions - a sly (inevitably turning into a loud stage), under the guise of arbitrarily well-meaning and loyal rhetoric.
In this sense, the ancient mantra “The king is good, the boyars are bad” takes on a new meaning - a guide to repressive action. It is no coincidence that already in the first lines of information messages, there is a clear propaganda background directed towards - about hours for a million, about cowards for a thousand dollars ...
The authorities clearly signify a campaign, signaling "whoever did not hide, I am not to blame."
У записи 12 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев
