Принято считать, что речь Бориса Ельцина на октябрьском пленуме ЦК КПСС 1987 года была чуть ли не бунтом, за который политик и пострадал. Ельцин разнес политику Горбачева и предложил свою программу реформ, а его в ответ тут же лишили всех постов.
Однако еще 12 сентября Ельцин написал письмо Горбачеву, который в тот момент отдыхал на юге. В нем Борис Николаевич сам попросил Михаила Горбачева освободить его от постов кандидата в члены Политбюро и первого секретаря московского горкома партии. Не исключено, что это решение было связано с конфликтом Ельцина и Егора Лигачева, поскольку послание содержит много критики в адрес лично секретаря ЦК КПСС.
«Уважаемый Михаил Сергеевич!
Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить Московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе.
Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как-то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по-товарищески стал работать с новым составом бюро.
Прошли первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но думаю, главное (не перечисляя другое) — изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше.
Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, чего не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно от некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному отношению ко мне.
В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее — я оказался неподготовленным, со всем своим стилем, прямотой, своей биографией, работать в составе Политбюро.
Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах.
О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение.
О стиле работы т. Лигачева Е. К. Мое мнение (да и других) — он (стиль), особенно сейчас, негоден (не хочу умалить его положительные качества). А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное — проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это — партии будет нанесен вред (если высказать публично). Изменить что-то можете только Вы лично для интересов партии.
Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат — удивляемся, почему застревает она в первичных организациях.
Задумано и сформулировано по-революционному. А реализация, именно в партии, — тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным, а делом в партии далеким от политического подхода.
Обилие бумаг (считай каждый день помидоры, чай, вагоны… — а сдвига существенного не будет), совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание негатива для материала. Вопросы для своего «авторитета».
Я уж не говорю о каких-либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать.
В отношении меня после июньского Пленума ЦК и с учетом Политбюро 10/IX, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям — это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу Вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает: как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у 1150-тысячной парторганизации. Партийные комитеты теряют самостоятельность (а уже дали ее колхозам и предприятиям).
Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами (считаю, по вине т. Лигаче-ва Е. К.) нет одновременно принципиальности и по-партийному товарищеской обстановки, в которой рождаются творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по-моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат (тоже до 50%) и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт, но доказывает это в московских райкомах.
Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем-то не согласен, так как некоторые начинают «играть» в согласие.
Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам в работе. Этого я от души не хотел бы.
Не хотел бы и потому, что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке (скорее, подобной), которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.
Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.
Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.
12 сентября 1987 г.».
С уважением Б. Ельцин
Однако еще 12 сентября Ельцин написал письмо Горбачеву, который в тот момент отдыхал на юге. В нем Борис Николаевич сам попросил Михаила Горбачева освободить его от постов кандидата в члены Политбюро и первого секретаря московского горкома партии. Не исключено, что это решение было связано с конфликтом Ельцина и Егора Лигачева, поскольку послание содержит много критики в адрес лично секретаря ЦК КПСС.
«Уважаемый Михаил Сергеевич!
Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить Московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе.
Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как-то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по-товарищески стал работать с новым составом бюро.
Прошли первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но думаю, главное (не перечисляя другое) — изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше.
Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, чего не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно от некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному отношению ко мне.
В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее — я оказался неподготовленным, со всем своим стилем, прямотой, своей биографией, работать в составе Политбюро.
Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах.
О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение.
О стиле работы т. Лигачева Е. К. Мое мнение (да и других) — он (стиль), особенно сейчас, негоден (не хочу умалить его положительные качества). А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное — проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это — партии будет нанесен вред (если высказать публично). Изменить что-то можете только Вы лично для интересов партии.
Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки (кроме глобальной политики) практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат — удивляемся, почему застревает она в первичных организациях.
Задумано и сформулировано по-революционному. А реализация, именно в партии, — тот же прежний конъюнктурно-местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным, а делом в партии далеким от политического подхода.
Обилие бумаг (считай каждый день помидоры, чай, вагоны… — а сдвига существенного не будет), совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание негатива для материала. Вопросы для своего «авторитета».
Я уж не говорю о каких-либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по-моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать.
В отношении меня после июньского Пленума ЦК и с учетом Политбюро 10/IX, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям — это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу Вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает: как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у 1150-тысячной парторганизации. Партийные комитеты теряют самостоятельность (а уже дали ее колхозам и предприятиям).
Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами (считаю, по вине т. Лигаче-ва Е. К.) нет одновременно принципиальности и по-партийному товарищеской обстановки, в которой рождаются творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по-моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат (тоже до 50%) и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт, но доказывает это в московских райкомах.
Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем-то не согласен, так как некоторые начинают «играть» в согласие.
Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам в работе. Этого я от души не хотел бы.
Не хотел бы и потому, что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке (скорее, подобной), которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость.
Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением.
Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к Пленуму ЦК КПСС.
12 сентября 1987 г.».
С уважением Б. Ельцин
It is generally accepted that Boris Yeltsin's speech at the October 1987 plenum of the Central Committee of the CPSU was almost a riot, for which the politician suffered. Yeltsin smashed Gorbachev's policies and proposed his reform program, and in response he was immediately stripped of all posts.
However, on September 12, Yeltsin wrote a letter to Gorbachev, who at that moment was vacationing in the south. In it, Boris Nikolayevich himself asked Mikhail Gorbachev to release him from the posts of candidate for membership in the Politburo and first secretary of the Moscow city party committee. It is possible that this decision was associated with the conflict between Yeltsin and Yegor Ligachev, since the message contains a lot of criticism of the secretary of the CPSU Central Committee personally.
“Dear Mikhail Sergeevich!
It took a long and difficult time to decide to write this letter. A year and 9 months have passed since you and the Politburo proposed and I agreed to head the Moscow party organization. The motives for consent or refusal did not matter, of course. I understood that it would be incredibly difficult, that a lot should be added to the existing experience, including time at work.
All this did not bother me. I felt your support, somehow for myself I even unexpectedly confidently entered the work. Selflessly, on principle, collegially and in a comradely manner, he began to work with the new staff of the bureau.
The first milestones have passed. Of course, very little has been done. But I think the main thing (without listing anything else) is that the spirit, the mood of the majority of Muscovites has changed. Of course, this is the influence of the overall situation in the country. But, oddly enough, I personally have more and more dissatisfaction.
I began to notice in the actions and words of some high-level leaders that I had not noticed before. From a human attitude, support, especially from some of the members of the Politburo and the secretaries of the Central Committee, there was a transition to indifference to Moscow affairs and a cold attitude towards me.
In general, I have always tried to express my point of view, even if it did not coincide with the opinions of others. As a result, more and more undesirable situations arose. To be more precise, I turned out to be unprepared, with all my style, directness, my biography, to work in the Politburo.
I can not help but mention some fairly fundamental issues.
I spoke or wrote to you about some of them, including personnel. In addition.
About the style of work of Comrade Ligachev EK My opinion (and others) is that it (style), especially now, is useless (I do not want to belittle its positive qualities). And the style of his work goes over to the style of the Secretariat of the Central Committee. Without understanding it, some secretaries of the "peripheral" committees also copy it. But the main thing is that the game as a whole loses. "Decipher" all this - the party will be harmed (if expressed publicly). Only you can change something personally for the interests of the party.
Party organizations were at the tail end of all grandiose events. There is practically no restructuring here (except for global politics). Hence the whole chain. And the result - we wonder why it gets stuck in primary organizations.
Conceived and formulated in a revolutionary way. And implementation, precisely in the party, is the same old opportunistic-local, petty, bureaucratic, outwardly loud approach. This is where the beginning of the gap between the word revolutionary and the deed in the party is far from the political approach.
An abundance of papers (count every day tomatoes, tea, carriages ... - and there will be no significant shift), meetings on minor issues, nagging, looking for negative material. Questions for your "authority".
I'm not even talking about any attempts at criticism from below. Very worried that they think so, but are afraid to say. For the party, it seems to me, this is the most dangerous thing. In general, Yegor Kuzmich, in my opinion, does not have a system and culture in his work. It is already inconvenient to listen to his constant references to the "Tomsk experience".
With regard to me after the June Plenum of the Central Committee and taking into account the Politburo 10 / IX, I cannot name the attacks on its part other than coordinated harassment. The decision of the executive committee on demonstrations is an urban issue, and it was solved correctly. I do not understand the role of the commission created, and I ask you to correct the situation. It turns out that he does not tune in the party, but upsets the party mechanism. I do not want to talk about his attitude towards Moscow affairs. It is striking: how can one not ask at least once in two years how things are going with the 1,150,000-strong party organization. Party committees are losing independence (and have already given it to collective farms and enterprises).
I have always been for exactingness, strict demand, but not for the fear with which many party committees and their first secretaries are now working. Between the apparatus of the Central Committee and the party committees (I think, through the fault of Comrade Ligachev E.K.), there is not both a principled principle and a party-like comradely atmosphere in which creativity and confidence are born, and even selflessness in work. This is where, in my opinion, the party "mechanism of inhibition" manifests itself. It is necessary to significantly reduce the apparatus (also up to 50%) and decisively change the structure of the apparatus. A small experience, but it proves this in the Moscow district committees.
I am personally oppressed by the position of some comrades from the Politb
However, on September 12, Yeltsin wrote a letter to Gorbachev, who at that moment was vacationing in the south. In it, Boris Nikolayevich himself asked Mikhail Gorbachev to release him from the posts of candidate for membership in the Politburo and first secretary of the Moscow city party committee. It is possible that this decision was associated with the conflict between Yeltsin and Yegor Ligachev, since the message contains a lot of criticism of the secretary of the CPSU Central Committee personally.
“Dear Mikhail Sergeevich!
It took a long and difficult time to decide to write this letter. A year and 9 months have passed since you and the Politburo proposed and I agreed to head the Moscow party organization. The motives for consent or refusal did not matter, of course. I understood that it would be incredibly difficult, that a lot should be added to the existing experience, including time at work.
All this did not bother me. I felt your support, somehow for myself I even unexpectedly confidently entered the work. Selflessly, on principle, collegially and in a comradely manner, he began to work with the new staff of the bureau.
The first milestones have passed. Of course, very little has been done. But I think the main thing (without listing anything else) is that the spirit, the mood of the majority of Muscovites has changed. Of course, this is the influence of the overall situation in the country. But, oddly enough, I personally have more and more dissatisfaction.
I began to notice in the actions and words of some high-level leaders that I had not noticed before. From a human attitude, support, especially from some of the members of the Politburo and the secretaries of the Central Committee, there was a transition to indifference to Moscow affairs and a cold attitude towards me.
In general, I have always tried to express my point of view, even if it did not coincide with the opinions of others. As a result, more and more undesirable situations arose. To be more precise, I turned out to be unprepared, with all my style, directness, my biography, to work in the Politburo.
I can not help but mention some fairly fundamental issues.
I spoke or wrote to you about some of them, including personnel. In addition.
About the style of work of Comrade Ligachev EK My opinion (and others) is that it (style), especially now, is useless (I do not want to belittle its positive qualities). And the style of his work goes over to the style of the Secretariat of the Central Committee. Without understanding it, some secretaries of the "peripheral" committees also copy it. But the main thing is that the game as a whole loses. "Decipher" all this - the party will be harmed (if expressed publicly). Only you can change something personally for the interests of the party.
Party organizations were at the tail end of all grandiose events. There is practically no restructuring here (except for global politics). Hence the whole chain. And the result - we wonder why it gets stuck in primary organizations.
Conceived and formulated in a revolutionary way. And implementation, precisely in the party, is the same old opportunistic-local, petty, bureaucratic, outwardly loud approach. This is where the beginning of the gap between the word revolutionary and the deed in the party is far from the political approach.
An abundance of papers (count every day tomatoes, tea, carriages ... - and there will be no significant shift), meetings on minor issues, nagging, looking for negative material. Questions for your "authority".
I'm not even talking about any attempts at criticism from below. Very worried that they think so, but are afraid to say. For the party, it seems to me, this is the most dangerous thing. In general, Yegor Kuzmich, in my opinion, does not have a system and culture in his work. It is already inconvenient to listen to his constant references to the "Tomsk experience".
With regard to me after the June Plenum of the Central Committee and taking into account the Politburo 10 / IX, I cannot name the attacks on its part other than coordinated harassment. The decision of the executive committee on demonstrations is an urban issue, and it was solved correctly. I do not understand the role of the commission created, and I ask you to correct the situation. It turns out that he does not tune in the party, but upsets the party mechanism. I do not want to talk about his attitude towards Moscow affairs. It is striking: how can one not ask at least once in two years how things are going with the 1,150,000-strong party organization. Party committees are losing independence (and have already given it to collective farms and enterprises).
I have always been for exactingness, strict demand, but not for the fear with which many party committees and their first secretaries are now working. Between the apparatus of the Central Committee and the party committees (I think, through the fault of Comrade Ligachev E.K.), there is not both a principled principle and a party-like comradely atmosphere in which creativity and confidence are born, and even selflessness in work. This is where, in my opinion, the party "mechanism of inhibition" manifests itself. It is necessary to significantly reduce the apparatus (also up to 50%) and decisively change the structure of the apparatus. A small experience, but it proves this in the Moscow district committees.
I am personally oppressed by the position of some comrades from the Politb
У записи 9 лайков,
4 репостов,
1774 просмотров.
4 репостов,
1774 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев
