Отличная статья о книгах о Витгенштейне.
Людвиг Витгенштейн — самая противоречивая фигура в философии XX века. Философ, ненавидящий философию; интеллектуал, презирающий интеллектуалов и призывающий студентов бросить университет и заняться ручным трудом; логик, тяготеющий к мистицизму; верующий, отвергающий официальную религию; сын миллионера, отказавшийся от наследства и поселившийся в собственноручно возведенном домике на краю света; вечно раскаивающийся вспыльчивый задира; еврей-антисемит; влюбчивый бисексуал, стесняющийся секса, — список антагонизмов, переполняющих автора одного из главных философских произведений современности, столь велик, что, уже перечисляя их, можно составить несколько противоречащих друг другу биографий.
Не мудрено, что Ad Marginem издало сразу две книги о столь противоречивой фигуре. Первая — небольшая работа в серии «Критические биографии» молодого философа из Кентского университета Эдварда Кантеряна, в оригинале изданная десять лет назад. Автор с ходу признается, что книга основана на двух фундаментальных биографиях (на русский язык обе не переведены): 700-страничной «Людвиг Витгенштейн: долг гения» Рэя Монка и «Молодой Витгенштейн» Брайана Макгиннеса, небольшой, но сосредоточенной только на юности философа с 1889 по 1921 год. Отсюда задача Кантеряна — не изобрести велосипед, а внести точечные коррективы в рецепцию философии Витгенштейна, накопившую, как ему кажется, чересчур много несоответствий и передергиваний.
Несмотря на то что именно как биография книга Кантеряна вторична, жизнь Витгенштейна она показывает обстоятельно, хоть и бегло. Даже прочерченное пунктиром, его жизнеописание завораживает, в том числе из-за семейного бэкграунда. В конце XIX века Витгенштейны — одна из самых богатых и известных семей Австрии, друзьями которой были Йоханнес Брамс и Густав Климт (нарисовавший свадебный портрет сестры философа Маргарете). Главу семейства — сталелитейного магната Карла Витгенштейна называли «министром изящных искусств»: он был коллекционером и меценатом, окружавшим себя венской элитой. Его супруга Леопольдина была талантливой пианисткой, часто в особняке «Пале-Витгенштейн» собирался бомонд, чтобы обсудить прошедший в венской филармонии концерт.
Главу семейства — сталелитейного магната Карла Витгенштейна называли «министром изящных искусств»
Склонность Витгенштейнов к изящным искусствам сыграла злую шутку — двое братьев Людвига покончили жизнь самоубийством в юности. Одаренного пианиста Ганса (которого Людвиг называл гением) последний раз видели на борту парохода в Чесапикском заливе, ему было 26 лет; 23-летний Рудольф, увлекавшийся театром и мучившийся от гомосексуальности, зашел в берлинский трактир, заказал выпивку и принял яд. Биографы сходятся, что в обоих случаях причиной были невыносимое давление со стороны отца и нежелание сыновей продолжать его дело. Курт дожил до 40 и тоже покончил с собой: застрелился на Первой мировой, после того как от него сбежали подчиненные солдаты, — возможно, требовательность отца и здесь сыграла роль. Как писал один из биографов Витгенштейна Брайан Макгиннес, «в истории этой семьи много эпизодов, которые могли бы фигурировать в приложении к какому-нибудь психоаналитическому трактату»
После гибели Ганса и Рудольфа младшим сыновьям, Паулю и Людвигу, позволили реализовать свои амбиции. Первый стал знаменитым пианистом, которому не помешала даже потеря правой руки на русском фронте Первой мировой, — он заказывал композиции Штраусу, Прокофьеву и Равелю, специально для него написавшему «Концерт для левой руки». Людвиг же, самый младший, получил инженерное образование в Берлине, после чего отец его отправил в Манчестерский университет учиться аэродинамике, где в 22 года он даже запатентовал реактивный двигатель. Но надежда отца, что хотя бы младший сын займется чем-то толковым, не сбылась: в университете будущий философ заинтересовался основаниями математики (этот интерес он пронес через всю жизнь). Тут-то все и завертелось: Людвиг прочел «Основные законы арифметики» Готлоба Фреге и «Principia Mathematica» Бертрана Рассела, двух крупнейших философов той эпохи, а потом без предупреждения заявился к последнему в кембриджскую квартиру с просьбой проверить его прозрения относительно математических проблем. После неожиданного знакомства в октябре 1911 года Рассел пишет любовнице: «Мой немецкий друг, кажется, будет мне наказанием». А летом 1912 года Витгенштейн уже «идеальный пример гения». Так начался один из самых плодотворных интеллектуальных союзов ХХ века. Со временем Рассел даже признал интеллектуальное превосходство своего протеже: «Его интерес к философии более страстный, чем у меня; по сравнению с лавиной его мыслей мои — какие-то жалкие снежки». 1910-е отмечены для Витгенштейна постоянной депрессией, боязнью сойти с ума и мыслями о суициде, но его сестре Эрмине Рассел пишет, что «именно ваш брат сделает следующий большой шаг в философии»,
Так оно и случилось — этим шагом стал «Логико-философский трактат», который, как считал сам автор, поставил точку в 2500-лМале истории философии. Трактат целиком создан в окопах Первой мировой — Витгенштейн записался добровольцем, несмотря на непригодность к службе из-за грыжи. Учитывая его неустойчивый характер, сложно с точностью определить мотивацию (это точно был не только патриотизм), но некоторую ясность вносит дневниковая запись: «Близость смерти наполнит мою жизнь светом». Тогда же он прочел «Краткое изложение Евангелия» Толстого, которое повлияло на него, быть может, сильнее сочинений Фреге и Рассела. Его дневники тех лет пестрят многократно повторяющимися «аминь» и обращениями к богу — впрочем, далеко не католическому. Несмотря на душевные метания солдата, его хвалили в отчетах («исключительно отважное поведение, спокойствие, хладнокровие и героизм завоевали всеобщее восхищение в войсках») и даже рекомендовали к золотой медали «За храбрость». Став офицером, Витгенштейн, унаследовавший гигантское состояние отца, дал австрийскому правительству миллион крон на разработку двенадцатидюймовой гаубицы — мало какой философ может похвастаться таким пожертвованием. Под ударом русской армии во время Брусиловского прорыва Витгенштейн охарактеризовал рождающийся трактат: «Я работаю теперь не только над основаниями логики, но и над сущностью мира». Закончил он его уже в итальянском лагере для военнопленных, куда попал в самом конце войны.
«Логико-философский трактат» развенчивал философские проблемы как бессмысленные, поскольку они «вытекают из того, что мы не понимаем логики нашего языка». Не ложны, а именно бессмысленны. Предложение ложно, если не соответствует факту действительности, который оно изображает (например, я говорю, что идет дождь, когда он не идет). Эти факты составляют естественно-научный мир, который поддается сугубо естественно-научному описанию. Но предложения, в которых говорится о метафизических, религиозных, этических или эстетических истинах, не являются образом действительности, поэтому не могут быть ни истинными, ни ложными. Сказать «бог есть» или «бога нет» — значит ничего не сказать. То, о чем говорится в подобных предложениях, находится вне охватываемого языком мира, поэтому, как гласит последняя фраза трактата, «о чем невозможно говорить, о том следует молчать». Нагляднее всего дух трактата иллюстрирует следующий случай: когда Витгенштейн гулял вместе со своим товарищем, экономистом Джоном Мейнардом Кейнсом, и его женой Лидией, последняя воскликнула: «Какое красивое дерево!». На что Людвиг огрызнулся: «Что вы хотите этим сказать?» (как пишет биограф Кейнса, Лидия расплакалась).
Сказать «бог есть» или «бога нет» — значит ничего не сказать
Мировая война закончилась — и персональная война Витгенштейна с сущностью мира тоже. Обе сильно изменили философа — вплоть до того, что он бросил философию. Послевоенные годы были омрачены гибелью его кембриджского друга и возлюбленного Дэвида Пинсента, с которым в студенческие годы он катался на пони по Исландии и которому посвящен трактат («Каждый день я думаю о Пинсенте. Он унес с собой половину моей жизни. Вторую унесет дьявол»). Вернувшись с фронта, Витгенштейн в первую очередь избавился от отцовского наследства. Примечательно, что он распределил его между братьями и сестрами, а не в пользу нуждающихся — согласно толстовству деньги развращают бедных, поэтому их следовало отдать тем, кто уже испорчен (впрочем, еще до войны он переслал сто тысяч крон нуждающимся людям искусства, среди которых были в том числе архитектор Адольф Лоос, поэт Райнер Мария Рильке и художник Оскар Кокошка). Некоторое время он собирался принять духовный сан и даже отработал сезон садовником в монастыре под Веной, но в итоге устроился учителем начальной школы, чтобы «читать Евангелие вместе с детьми». Следующие шесть лет человек, на которого молились в Кембридже и чья слава после издания «Логико-философского трактата» катилась по Европе, работал деревенским учителем в австрийской глуши. Но Витгенштейн был чересчур сложен, чтобы по-толстовски служить простым людям. После инцидента с избиением школьника (чудаковатый учитель часто выходил из себя) он отказался от преподавания и в размышлениях о монашеском постриге опять проработал несколько месяцев монастырским садовником. Его следующий карьерный поворот оказался таким же резким, как предыдущий: в 1926 году сестра Маргарете заказала строительство особняка в Вене, его-то и возглавил Людвиг, отныне числившийся в городском справочнике как архитектор. Предельно строгий образчик модернистской архитектуры, Haus Wittgenstein и сегодня стоит на улице Кундманнгассе (в 1945 году в нем размещалась казарма советских солдат). В те же годы Витгенштейн ухаживает за молодой студенткой — дневниковые записи свидетельствуют, что он был горячо влюблен и собирался жениться, что опровергает миф о его гомосексуальности. Он был бисексуалом, которого тяготило самое явление сексуальности: «Прошлой ночью мастурбировал. Теперь муки совести». Венский кружок — группа математиков, логиков и философов — втянул Витгенштейна обратно в философские ди
Людвиг Витгенштейн — самая противоречивая фигура в философии XX века. Философ, ненавидящий философию; интеллектуал, презирающий интеллектуалов и призывающий студентов бросить университет и заняться ручным трудом; логик, тяготеющий к мистицизму; верующий, отвергающий официальную религию; сын миллионера, отказавшийся от наследства и поселившийся в собственноручно возведенном домике на краю света; вечно раскаивающийся вспыльчивый задира; еврей-антисемит; влюбчивый бисексуал, стесняющийся секса, — список антагонизмов, переполняющих автора одного из главных философских произведений современности, столь велик, что, уже перечисляя их, можно составить несколько противоречащих друг другу биографий.
Не мудрено, что Ad Marginem издало сразу две книги о столь противоречивой фигуре. Первая — небольшая работа в серии «Критические биографии» молодого философа из Кентского университета Эдварда Кантеряна, в оригинале изданная десять лет назад. Автор с ходу признается, что книга основана на двух фундаментальных биографиях (на русский язык обе не переведены): 700-страничной «Людвиг Витгенштейн: долг гения» Рэя Монка и «Молодой Витгенштейн» Брайана Макгиннеса, небольшой, но сосредоточенной только на юности философа с 1889 по 1921 год. Отсюда задача Кантеряна — не изобрести велосипед, а внести точечные коррективы в рецепцию философии Витгенштейна, накопившую, как ему кажется, чересчур много несоответствий и передергиваний.
Несмотря на то что именно как биография книга Кантеряна вторична, жизнь Витгенштейна она показывает обстоятельно, хоть и бегло. Даже прочерченное пунктиром, его жизнеописание завораживает, в том числе из-за семейного бэкграунда. В конце XIX века Витгенштейны — одна из самых богатых и известных семей Австрии, друзьями которой были Йоханнес Брамс и Густав Климт (нарисовавший свадебный портрет сестры философа Маргарете). Главу семейства — сталелитейного магната Карла Витгенштейна называли «министром изящных искусств»: он был коллекционером и меценатом, окружавшим себя венской элитой. Его супруга Леопольдина была талантливой пианисткой, часто в особняке «Пале-Витгенштейн» собирался бомонд, чтобы обсудить прошедший в венской филармонии концерт.
Главу семейства — сталелитейного магната Карла Витгенштейна называли «министром изящных искусств»
Склонность Витгенштейнов к изящным искусствам сыграла злую шутку — двое братьев Людвига покончили жизнь самоубийством в юности. Одаренного пианиста Ганса (которого Людвиг называл гением) последний раз видели на борту парохода в Чесапикском заливе, ему было 26 лет; 23-летний Рудольф, увлекавшийся театром и мучившийся от гомосексуальности, зашел в берлинский трактир, заказал выпивку и принял яд. Биографы сходятся, что в обоих случаях причиной были невыносимое давление со стороны отца и нежелание сыновей продолжать его дело. Курт дожил до 40 и тоже покончил с собой: застрелился на Первой мировой, после того как от него сбежали подчиненные солдаты, — возможно, требовательность отца и здесь сыграла роль. Как писал один из биографов Витгенштейна Брайан Макгиннес, «в истории этой семьи много эпизодов, которые могли бы фигурировать в приложении к какому-нибудь психоаналитическому трактату»
После гибели Ганса и Рудольфа младшим сыновьям, Паулю и Людвигу, позволили реализовать свои амбиции. Первый стал знаменитым пианистом, которому не помешала даже потеря правой руки на русском фронте Первой мировой, — он заказывал композиции Штраусу, Прокофьеву и Равелю, специально для него написавшему «Концерт для левой руки». Людвиг же, самый младший, получил инженерное образование в Берлине, после чего отец его отправил в Манчестерский университет учиться аэродинамике, где в 22 года он даже запатентовал реактивный двигатель. Но надежда отца, что хотя бы младший сын займется чем-то толковым, не сбылась: в университете будущий философ заинтересовался основаниями математики (этот интерес он пронес через всю жизнь). Тут-то все и завертелось: Людвиг прочел «Основные законы арифметики» Готлоба Фреге и «Principia Mathematica» Бертрана Рассела, двух крупнейших философов той эпохи, а потом без предупреждения заявился к последнему в кембриджскую квартиру с просьбой проверить его прозрения относительно математических проблем. После неожиданного знакомства в октябре 1911 года Рассел пишет любовнице: «Мой немецкий друг, кажется, будет мне наказанием». А летом 1912 года Витгенштейн уже «идеальный пример гения». Так начался один из самых плодотворных интеллектуальных союзов ХХ века. Со временем Рассел даже признал интеллектуальное превосходство своего протеже: «Его интерес к философии более страстный, чем у меня; по сравнению с лавиной его мыслей мои — какие-то жалкие снежки». 1910-е отмечены для Витгенштейна постоянной депрессией, боязнью сойти с ума и мыслями о суициде, но его сестре Эрмине Рассел пишет, что «именно ваш брат сделает следующий большой шаг в философии»,
Так оно и случилось — этим шагом стал «Логико-философский трактат», который, как считал сам автор, поставил точку в 2500-лМале истории философии. Трактат целиком создан в окопах Первой мировой — Витгенштейн записался добровольцем, несмотря на непригодность к службе из-за грыжи. Учитывая его неустойчивый характер, сложно с точностью определить мотивацию (это точно был не только патриотизм), но некоторую ясность вносит дневниковая запись: «Близость смерти наполнит мою жизнь светом». Тогда же он прочел «Краткое изложение Евангелия» Толстого, которое повлияло на него, быть может, сильнее сочинений Фреге и Рассела. Его дневники тех лет пестрят многократно повторяющимися «аминь» и обращениями к богу — впрочем, далеко не католическому. Несмотря на душевные метания солдата, его хвалили в отчетах («исключительно отважное поведение, спокойствие, хладнокровие и героизм завоевали всеобщее восхищение в войсках») и даже рекомендовали к золотой медали «За храбрость». Став офицером, Витгенштейн, унаследовавший гигантское состояние отца, дал австрийскому правительству миллион крон на разработку двенадцатидюймовой гаубицы — мало какой философ может похвастаться таким пожертвованием. Под ударом русской армии во время Брусиловского прорыва Витгенштейн охарактеризовал рождающийся трактат: «Я работаю теперь не только над основаниями логики, но и над сущностью мира». Закончил он его уже в итальянском лагере для военнопленных, куда попал в самом конце войны.
«Логико-философский трактат» развенчивал философские проблемы как бессмысленные, поскольку они «вытекают из того, что мы не понимаем логики нашего языка». Не ложны, а именно бессмысленны. Предложение ложно, если не соответствует факту действительности, который оно изображает (например, я говорю, что идет дождь, когда он не идет). Эти факты составляют естественно-научный мир, который поддается сугубо естественно-научному описанию. Но предложения, в которых говорится о метафизических, религиозных, этических или эстетических истинах, не являются образом действительности, поэтому не могут быть ни истинными, ни ложными. Сказать «бог есть» или «бога нет» — значит ничего не сказать. То, о чем говорится в подобных предложениях, находится вне охватываемого языком мира, поэтому, как гласит последняя фраза трактата, «о чем невозможно говорить, о том следует молчать». Нагляднее всего дух трактата иллюстрирует следующий случай: когда Витгенштейн гулял вместе со своим товарищем, экономистом Джоном Мейнардом Кейнсом, и его женой Лидией, последняя воскликнула: «Какое красивое дерево!». На что Людвиг огрызнулся: «Что вы хотите этим сказать?» (как пишет биограф Кейнса, Лидия расплакалась).
Сказать «бог есть» или «бога нет» — значит ничего не сказать
Мировая война закончилась — и персональная война Витгенштейна с сущностью мира тоже. Обе сильно изменили философа — вплоть до того, что он бросил философию. Послевоенные годы были омрачены гибелью его кембриджского друга и возлюбленного Дэвида Пинсента, с которым в студенческие годы он катался на пони по Исландии и которому посвящен трактат («Каждый день я думаю о Пинсенте. Он унес с собой половину моей жизни. Вторую унесет дьявол»). Вернувшись с фронта, Витгенштейн в первую очередь избавился от отцовского наследства. Примечательно, что он распределил его между братьями и сестрами, а не в пользу нуждающихся — согласно толстовству деньги развращают бедных, поэтому их следовало отдать тем, кто уже испорчен (впрочем, еще до войны он переслал сто тысяч крон нуждающимся людям искусства, среди которых были в том числе архитектор Адольф Лоос, поэт Райнер Мария Рильке и художник Оскар Кокошка). Некоторое время он собирался принять духовный сан и даже отработал сезон садовником в монастыре под Веной, но в итоге устроился учителем начальной школы, чтобы «читать Евангелие вместе с детьми». Следующие шесть лет человек, на которого молились в Кембридже и чья слава после издания «Логико-философского трактата» катилась по Европе, работал деревенским учителем в австрийской глуши. Но Витгенштейн был чересчур сложен, чтобы по-толстовски служить простым людям. После инцидента с избиением школьника (чудаковатый учитель часто выходил из себя) он отказался от преподавания и в размышлениях о монашеском постриге опять проработал несколько месяцев монастырским садовником. Его следующий карьерный поворот оказался таким же резким, как предыдущий: в 1926 году сестра Маргарете заказала строительство особняка в Вене, его-то и возглавил Людвиг, отныне числившийся в городском справочнике как архитектор. Предельно строгий образчик модернистской архитектуры, Haus Wittgenstein и сегодня стоит на улице Кундманнгассе (в 1945 году в нем размещалась казарма советских солдат). В те же годы Витгенштейн ухаживает за молодой студенткой — дневниковые записи свидетельствуют, что он был горячо влюблен и собирался жениться, что опровергает миф о его гомосексуальности. Он был бисексуалом, которого тяготило самое явление сексуальности: «Прошлой ночью мастурбировал. Теперь муки совести». Венский кружок — группа математиков, логиков и философов — втянул Витгенштейна обратно в философские ди
Great article on Wittgenstein books.
Ludwig Wittgenstein is the most controversial figure in 20th century philosophy. Philosopher who hates philosophy; an intellectual who despises intellectuals and urges students to quit university and do manual labor; a logician gravitating towards mysticism; a believer rejecting the official religion; the son of a millionaire, who abandoned his inheritance and settled in a house built with his own hands at the end of the world; an eternally repentant hot-tempered bully; anti-Semite Jew; an amorous bisexual, shy of sex - the list of antagonisms that overwhelm the author of one of the main philosophical works of our time is so great that, already listing them, one can compose several contradictory biographies.
No wonder that Ad Marginem published two books at once about such a controversial figure. The first is a small work in the Critical Biographies series of a young philosopher from the University of Kent Edward Kanteryan, originally published ten years ago. The author immediately admits that the book is based on two fundamental biographies (both have not been translated into Russian): the 700-page "Ludwig Wittgenstein: The Duty of a Genius" by Ray Monk and "Young Wittgenstein" by Brian McGuinness, small but focused only on the philosopher's youth with 1889 to 1921. Hence, Kanteryan's task is not to reinvent the wheel, but to make point adjustments to the reception of Wittgenstein's philosophy, which, as it seems to him, has accumulated too many inconsistencies and distortions.
Despite the fact that it is precisely as a biography that Kanteryan's book is secondary, it shows Wittgenstein's life in detail, albeit fluently. Even drawn with a dotted line, his life story is mesmerizing, including because of the family background. At the end of the 19th century, the Wittgensteins are one of the richest and most famous families in Austria, whose friends were Johannes Brahms and Gustav Klimt (who painted the wedding portrait of the philosopher's sister Margarete). The head of the family, the steel magnate Karl Wittgenstein, was called the "Minister of Fine Arts": he was a collector and philanthropist who surrounded himself with the Viennese elite. His wife, Leopoldina, was a talented pianist, and the beau monde would often gather at the Palais-Wittgenstein mansion to discuss the concert at the Vienna Philharmonic.
The head of the family, steel magnate Karl Wittgenstein, was called the "Minister of Fine Arts"
The Wittgensteins' penchant for the fine arts played a cruel joke - two of Ludwig's brothers committed suicide in their youth. The gifted pianist Hans (whom Ludwig called a genius) was last seen aboard a steamboat in the Chesapeake Bay at the age of 26; Rudolph, 23, who was fond of theater and tormented by homosexuality, went to a Berlin inn, ordered a drink and took poison. Biographers agree that in both cases the reason was the unbearable pressure from the father and the unwillingness of the sons to continue his business. Kurt lived to be 40 and also committed suicide: he shot himself in the First World War, after his subordinate soldiers fled from him - perhaps his father's exactingness played a role here. As one of Wittgenstein's biographers, Brian McGuinness, wrote, "There are many episodes in the history of this family that could appear in an appendix to some psychoanalytic treatise."
After the death of Hans and Rudolph, the younger sons, Paul and Ludwig, were allowed to realize their ambitions. The first became a famous pianist, who was not prevented even by the loss of his right hand on the Russian front of the First World War - he ordered compositions to Strauss, Prokofiev and Ravel, who wrote the Concerto for the Left Hand especially for him. Ludwig, the youngest, received an engineering degree in Berlin, after which his father sent him to the University of Manchester to study aerodynamics, where at 22 he even patented a jet engine. But the father's hope that at least the youngest son would do something sensible did not come true: at the university, the future philosopher became interested in the foundations of mathematics (he carried this interest throughout his life). And then it all started: Ludwig read The Basic Laws of Arithmetic by Gottlob Frege and Principia Mathematica by Bertrand Russell, two of the greatest philosophers of the era, and then, without warning, showed up to the latter in his Cambridge apartment with a request to test his insights on mathematical problems. After an unexpected acquaintance in October 1911, Russell writes to his mistress: "My German friend, it seems, will be my punishment." And in the summer of 1912, Wittgenstein was already "an ideal example of genius." Thus began one of the most fruitful intellectual alliances of the 20th century. Over time, Russell even acknowledged the intellectual superiority of his protégé: “His interest in philosophy is more passionate than mine; compared to the avalanche of his thoughts, mine are some pitiful snowballs. " The 1910s are marked for Wittgenstein with constant depression, fear of losing his mind and thoughts of suicide, but to his sister, Hermine Russell, writes that "it is your brother who will take the next big step in philosophy."
And so it happened - this step was the "Logical-Philosophical Treatise", which, as the author himself believed
Ludwig Wittgenstein is the most controversial figure in 20th century philosophy. Philosopher who hates philosophy; an intellectual who despises intellectuals and urges students to quit university and do manual labor; a logician gravitating towards mysticism; a believer rejecting the official religion; the son of a millionaire, who abandoned his inheritance and settled in a house built with his own hands at the end of the world; an eternally repentant hot-tempered bully; anti-Semite Jew; an amorous bisexual, shy of sex - the list of antagonisms that overwhelm the author of one of the main philosophical works of our time is so great that, already listing them, one can compose several contradictory biographies.
No wonder that Ad Marginem published two books at once about such a controversial figure. The first is a small work in the Critical Biographies series of a young philosopher from the University of Kent Edward Kanteryan, originally published ten years ago. The author immediately admits that the book is based on two fundamental biographies (both have not been translated into Russian): the 700-page "Ludwig Wittgenstein: The Duty of a Genius" by Ray Monk and "Young Wittgenstein" by Brian McGuinness, small but focused only on the philosopher's youth with 1889 to 1921. Hence, Kanteryan's task is not to reinvent the wheel, but to make point adjustments to the reception of Wittgenstein's philosophy, which, as it seems to him, has accumulated too many inconsistencies and distortions.
Despite the fact that it is precisely as a biography that Kanteryan's book is secondary, it shows Wittgenstein's life in detail, albeit fluently. Even drawn with a dotted line, his life story is mesmerizing, including because of the family background. At the end of the 19th century, the Wittgensteins are one of the richest and most famous families in Austria, whose friends were Johannes Brahms and Gustav Klimt (who painted the wedding portrait of the philosopher's sister Margarete). The head of the family, the steel magnate Karl Wittgenstein, was called the "Minister of Fine Arts": he was a collector and philanthropist who surrounded himself with the Viennese elite. His wife, Leopoldina, was a talented pianist, and the beau monde would often gather at the Palais-Wittgenstein mansion to discuss the concert at the Vienna Philharmonic.
The head of the family, steel magnate Karl Wittgenstein, was called the "Minister of Fine Arts"
The Wittgensteins' penchant for the fine arts played a cruel joke - two of Ludwig's brothers committed suicide in their youth. The gifted pianist Hans (whom Ludwig called a genius) was last seen aboard a steamboat in the Chesapeake Bay at the age of 26; Rudolph, 23, who was fond of theater and tormented by homosexuality, went to a Berlin inn, ordered a drink and took poison. Biographers agree that in both cases the reason was the unbearable pressure from the father and the unwillingness of the sons to continue his business. Kurt lived to be 40 and also committed suicide: he shot himself in the First World War, after his subordinate soldiers fled from him - perhaps his father's exactingness played a role here. As one of Wittgenstein's biographers, Brian McGuinness, wrote, "There are many episodes in the history of this family that could appear in an appendix to some psychoanalytic treatise."
After the death of Hans and Rudolph, the younger sons, Paul and Ludwig, were allowed to realize their ambitions. The first became a famous pianist, who was not prevented even by the loss of his right hand on the Russian front of the First World War - he ordered compositions to Strauss, Prokofiev and Ravel, who wrote the Concerto for the Left Hand especially for him. Ludwig, the youngest, received an engineering degree in Berlin, after which his father sent him to the University of Manchester to study aerodynamics, where at 22 he even patented a jet engine. But the father's hope that at least the youngest son would do something sensible did not come true: at the university, the future philosopher became interested in the foundations of mathematics (he carried this interest throughout his life). And then it all started: Ludwig read The Basic Laws of Arithmetic by Gottlob Frege and Principia Mathematica by Bertrand Russell, two of the greatest philosophers of the era, and then, without warning, showed up to the latter in his Cambridge apartment with a request to test his insights on mathematical problems. After an unexpected acquaintance in October 1911, Russell writes to his mistress: "My German friend, it seems, will be my punishment." And in the summer of 1912, Wittgenstein was already "an ideal example of genius." Thus began one of the most fruitful intellectual alliances of the 20th century. Over time, Russell even acknowledged the intellectual superiority of his protégé: “His interest in philosophy is more passionate than mine; compared to the avalanche of his thoughts, mine are some pitiful snowballs. " The 1910s are marked for Wittgenstein with constant depression, fear of losing his mind and thoughts of suicide, but to his sister, Hermine Russell, writes that "it is your brother who will take the next big step in philosophy."
And so it happened - this step was the "Logical-Philosophical Treatise", which, as the author himself believed
У записи 13 лайков,
7 репостов,
1690 просмотров.
7 репостов,
1690 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев
