«Разведчику надо быть “веерным”» " в чем же еще,...

«Разведчику надо быть “веерным”»

" в чем же еще, кроме корыстных преступлений и вербовки Ягодой, признавался Молчанов? Он не отрицал, что, как и многие, не был согласен с линией партии на усиленный подъем тяжелой и военной промышленности за счет ухудшения жизни советских людей. Рассказывал о том, что обсуждал с Ягодой начавшиеся в 1931 году в Ивановской области, где он возглавлял ПП ОГПУ, продовольственные затруднения, как было принято именовать голод. Говорил, что докладывал Ягоде и о беседе с первым секретарем Ивановского обкома ВКП(б) Н. Н. Колотиловым:

«КОЛОТИЛОВ снова имел со мной откровенный разговор о своих политических настроениях. В этой беседе он еще резче сформулировал свое отношение к политике партии. В развернутой форме обосновал и защищал платформу правых по вопросу индустриализации и коллективизации сельского хозяйства. При этом он допустил целый ряд выпадов в отношении СТАЛИНА. В первую же поездку в Москву я всю беседу с КОЛОТИЛОВЫМ передал весьма пространно ЯГОДЕ. ЯГОДА снова меня внимательно выслушал и предложил мне по-прежнему поддер­живать линию КОЛОТИЛОВА, заявив, что это единственно пра­вильная линия».

Собственно, в тот момент многие были не согласны с линией на индустриализацию и коллективизацию. Хотя и опасались говорить об этом с высоких трибун, предпочитая кулуарные обсуждения. Однако, как следовало из протокола допроса Молчанова, главное прегрешение Ягоды перед партией состояло совершенно в другом.

Сталин, уже тогда сомневавшийся в личной преданности себе председателя ОГПУ В. Р. Менжинского и его заместителя Ягоды, направил на работу в ОГПУ заместителями председателя опытного партработника И. А. Акулова и хорошо знакомого вождю чекиста В. А. Балицкого. В ответ Ягода добился утверждения начальником Секретно-политического отдела ОГПУ Молчанова. При этом новый начальник СПО ОГПУ получил очень интересные указания.

Их линия работы в тот период, по-моему, была совершенно одинакова. Заключалась она в том, чтобы работу саботировать

«В одной из бесед, тотчас по прибытии в Москву, ЯГОДА сказал мне, что, пока в ОГПУ находятся на руководящей работе АКУЛОВ и БАЛИЦКИЙ, мне не следует подчеркивать свое близкое отношение к нему — ЯГОДЕ. И действительно: все необходимые директивы я получал от МЕНЖИНСКОГО, который, как всем известно, был с ЯГОДОЙ чрезвычайно близок. Их линия работы в тот период, по-моему, была совершенно одинакова. Заключалась она в том, чтобы работу саботировать.

ВОПРОС: Как это понять, саботировать работу? МЕНЖИНСКИЙ так Вам и сказал, что надо саботировать борьбу с контрреволюцией?

ОТВЕТ: Нет, МЕНЖИНСКИЙ так не говорил. Все разговоры с МЕНЖИНСКИМ сводились к тому, что при существующих в ОГПУ условиях работать нельзя, что АКУЛОВ и БУЛАТОВ не чекисты, что нужно доказать ЦК, что в отсутствии оперативной работы виноват АКУЛОВ и БАЛИЦКИЙ. При моих докладах МЕНЖИНСКОМУ по конкретным делам, он всячески оттягивал реализацию дел и расхолаживал всякое начинание с моей стороны. Делалось это под всяким предлогом, но конечные результаты были одни: агентурные дела не реализовались.

Я особенно хорошо помню мой разговор с МЕНЖИНСКИМ, когда я ему докладывал о необходимости реализации серьезного агентурного дела на большую группу троцкистов, во главе со СМИРНОВЫМ, которые вели активную контрреволюционную работу. МЕНЖИНСКИЙ прямо сказал мне, чтобы этого дела я не разворачивал и вообще, чтобы при АКУЛОВЕ и БАЛИЦКОМ я не вздумал разворачивать серьезных дел.

ВОПРОС: И Вы выполняли эти установки МЕНЖИНСКОГО?

ОТВЕТ: Выполнял».

«Особая линия разведки»

Еще более интересные указания начальник СПО получил, когда Менжинский и Ягода освободились от пристального внимания Акулова и Балицкого:

«В соответствии с указанием ЯГОДЫ,— говорилось в протоколе допроса Молчанова,— я в январе 1933 года произвел аресты троцкистов во главе со СМИРНОВЫМ и приступил к следствию. Наличие больших агентурных материалов о контрреволюционной террористической деятельности троцкистов давало возможность широко развернуть следствие. Но этого, по прямому указанию МЕНЖИНСКОГО и ЯГОДЫ, сделано не было. Дело, по существу, без расследования было закончено и рассмотрено на Особом Совещании ОГПУ.

Я хорошо помню следующий разговор с ЯГОДОЙ, который был у него в кабинете в марте 1933 года.

ЯГОДА, говорил, что дело нужно закончить, не углубляя и не расширяя его: “Ударили по троцкистам — и довольно, углублять не следует”. Я заявил, что нас могут побить за то, что мы комкаем такое дело. ЯГОДА объяснил мне, что я не понимаю роли и значения разведки, что разведка во всех государствах занимает совершенно особое положение. “Разведка,— сказал он,— не обычный государственный аппарат, не обычное ведомство. Разведка должна иметь свою собственную линию, линию чрез­вычайно гибкую. Разведка должна всегда учитывать различные возможности развития внутренней жизни государства. Поэтому вся работа разведки должна быть крайне эластична. Особенно это относится к центральному, руководящему аппарату разведки”. ЯГОДА прямо не говорил, что эта особая линия разведки может противоречить и директивам партии и правительства, но я понял, что разведка может и должна вносить поправки и в такие директивы.

МЕНЖИНСКИЙ, которому я также докладывал дело СМИРНОВА, развивал мне эту же мысль, но в более туманных, не совсем понятных, выражениях. Я, например, помню такое его выражение, что разведчику надо быть “веерным”».

Кроме того, в показаниях Молчанова говорилось и о режиме содержания арестованных идейных противников:

«Я был назначен начальником СПО ОГПУ в конце 1931 года, когда ЯГОДОЙ уже был установлен такой режим в изоляторах, при котором заключенные троцкисты, зиновьевцы и правые имели полную возможность свободно общаться друг с другом, устанавливать путем получения книг, посылок и писем связь с лицами, находящимися на свободе, и пользоваться большой сво­бодой в стенах самого изолятора. Внутри изолятора был ус­тановлен такой порядок, что заключенные имели возможность даже жениться и жить со своими женами. Я, в целях облегчения положения находящихся в политизоляторах политических арестованных, этого порядка не менял.

После убийства КИРОВА порядок в изоляторах пересматривался. Решающее слово в пересмотре режима содержания заключенных было за СПО, так как подавляющее число содержащихся в политизоляторах — троцкисты, зиновьевцы и правые — числились за СПО. Желая по возможности облегчить положение заключенных, я при выработке новой инструкции максимально обеспечил интересы осужденных троцкистов, зиновьевцев и правых. Этот новый распорядок был утвержден в 1935 году».

Бороться нужно только с такой контрреволюцией, которая в случае ее прихода к власти всех нас, чекистов, перевешает

Но, главное, в протоколе допроса бывшего начальника СПО был и ответ на вопрос — почему Ягода, по сути, игнорировал указания Сталина:

«ЯГОДА был против активной борьбы даже с меньшевиками. Я прекрасно помню, что, когда я дал ему ценный материал по меньшевикам, полученный от агента “Двадцатый”, ЯГОДА бросил мне этот материал и сказал: “Что Вы дерьмом занимаетесь, все это чушь”.

Общая установка ЯГОДЫ заключалась в том, что бороться нужно только с такой контрреволюцией, которая в случае ее прихода к власти, всех нас, чекистов, перевешает; правых же, троцкистов, зиновьевцев и даже меньшевиков, нужно арестовывать лишь тогда, когда работа их выпирает наружу.

Основная, если можно так выразиться, “политическая” линия ЯГОДЫ заключалась именно в том, что мы, как разведчики, должны суметь удержаться при любой власти. К особой роли разведки он в беседах со мной возвращался неоднократно; даже в 1935–36 г, уже после убийства КИРОВА, ЯГОДА продолжал говорить об особой роли разведки, о несменяемости разведки, о том, что разведка должна “влиять на министров” и быть закулисным руководителем политической жизни страны».

Уже за одно желание руководить политической жизнью страны в обход вождя Сталин мог бы без промедления приказать казнить Ягоду и всех его вольных или принужденных к сотрудничеству соратников. Но грандиозный процесс, в ходе которого обвиняемые признаются во всех смертных грехах, был гораздо выгоднее со всех точек зрения. Он давал первому лицу государства основание избавиться навсегда от всех явных и скрытых врагов. А главное — надолго охлаждал пыл всех кандидатов в серые кардиналы."
"The scout needs to be" fan-shaped ""

“What else, apart from selfish crimes and recruitment by Yagoda, did Molchanov confess? what he discussed with Yagoda, which began in 1931 in the Ivanovo region, where he headed the PP of the OGPU, food difficulties, as it was customary to call the famine.

“KOLOTILOV again had a frank conversation with me about his political moods. In this conversation, he formulated his attitude to the party's policy even more sharply. In expanded form, he substantiated and defended the platform of the right on the issue of industrialization and collectivization of agriculture. At the same time, he made a number of attacks on STALIN. On my first trip to Moscow, I conveyed the whole conversation with KOLOTILOV at length to YAGODA. YAGODA again listened to me attentively and suggested that I continue to support KOLOTILOV's line, stating that this is the only correct line. "

Actually, at that moment, many did not agree with the line of industrialization and collectivization. Although they were afraid to talk about it from the high rostrum, preferring behind-the-scenes discussions. However, as follows from the minutes of Molchanov's interrogation, Yagoda's main sin before the party was completely different.

Stalin, even then doubting the personal devotion of the chairman of the OGPU V.R.Menzhinsky and his deputy Yagoda, sent an experienced party worker I.A.Akulov and the Chekist V.A.Balitsky, who was well known to the leader, to work in the OGPU. In response, Yagoda obtained approval from Molchanov, head of the OGPU's Secret Political Department. At the same time, the new head of the OGPU SPO received very interesting instructions.

Their line of work at that time, in my opinion, was exactly the same. It consisted in sabotaging work

“In one of the conversations, immediately upon arrival in Moscow, YAGODA told me that while the OGPU are in the leading positions of SHARKLOV and BALITSKY, I should not emphasize my close relationship with him - YAGODA. And indeed: I received all the necessary directives from MENZHINSKY, who, as everyone knows, was extremely close to YAGODA. Their line of work at that time, in my opinion, was exactly the same. It consisted in sabotaging the work.

QUESTION: How to understand this, sabotage work? Did MENZHINSKY tell you that it is necessary to sabotage the fight against counter-revolution?

ANSWER: No, MENZHINSKY did not say that. All conversations with MENZHINSKY boiled down to the fact that under the conditions existing in the OGPU it is impossible to work, that AKULOV and BULATOV are not Chekists, that it is necessary to prove to the Central Committee that AKULOV and BALITSKY are to blame for the lack of operational work. When I reported to MENZHINSKY on specific cases, he in every possible way delayed the implementation of cases and discouraged any undertaking on my part. This was done under any pretext, but the end results were the same: the agents' affairs were not realized.

I remember especially well my conversation with MENZHINSKY, when I reported to him about the need to carry out a serious intelligence case against a large group of Trotskyists, headed by SMIRNOV, who were actively engaged in counter-revolutionary work. MENZHINSKY told me bluntly not to start this case, and in general, so that in the presence of AKULOV and BALITSKY I would not try to start serious cases.

QUESTION: And did you carry out these settings of MENZHINSKY?

ANSWER: I did. "

"Special line of intelligence"

The head of the STR received even more interesting instructions when Menzhinsky and Yagoda freed themselves from the close attention of Akulov and Balitsky:

“In accordance with YAGODA's instructions,” said Molchanov's interrogation protocol, “in January 1933, I arrested the Trotskyists headed by SMIRNOV and started an investigation. The presence of large intelligence materials about the counter-revolutionary terrorist activities of the Trotskyists made it possible to expand the investigation widely. But this, on the direct instructions of MENZHINSKY and YAGODA, was not done. The case, in essence, was completed without investigation and was considered at a Special Meeting of the OGPU.

I remember well the following conversation with YAGODA, which he had in his office in March 1933.

YAGODA, said that the matter must be completed without deepening or expanding it: "They hit the Trotskyists - and that's enough, it shouldn't be deepened." I said that we could be beaten for cramming such a thing. YAGODA explained to me that I do not understand the role and significance of intelligence, that intelligence in all states occupies a very special position. “Intelligence,” he said, “is not an ordinary state apparatus, not an ordinary department. Intelligence must have its own line, an extremely flexible line. Intelligence must always take into account the various possibilities for the development of the internal life of the state. Therefore, all intelligence work must be extremely flexible. This especially applies to the central, leading intelligence apparatus. " YAGODA did not directly say that this is special
У записи 1 лайков,
0 репостов,
123 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Козырев

Понравилось следующим людям