Грустная радость и радостная грусть.
"Иногда среди ночи я просыпаюсь от прилива радости. Я смотрю на темный потолок и стараюсь вспомнить: что же было?
Ну конечно! Только что рядом со мной смеялся Виталька. Не тот худой высокий дядька Виталий Андреевич, который недавно приезжал ко мне в гости, а настоящий Виталька – белобрысый, давно не стриженный мальчишка в голубой майке, с облезшей от загара кожей на плечах и расцарапанными острыми локтями.
Мы только что, свесив ноги с ковра, летели вдвоем над знакомыми улицами. Теплый ветер будто мохнатыми мягкими крыльями бил нас по ногам, а в спину горячо светило утреннее солнце. Внизу проплывали темно-зеленые груды тополей, коричневые железные крыши и серебристый купол городского цирка. Навстречу нам, возвышаясь посреди редких желтых облаков, двигалась белая колокольня, похожая на крепостную башню. В сквозных оконных проемах верхнего яруса темнели уцелевшие с давних времен колокола. Выпуклую крышу устилали ржавые железные квадратики. Кое-где они отстали и топорщились, будто крыша взъерошилась от ветра.
Мы с Виталькой сидели, обняв друг друга за плечи, и хохотали. Смешно было, как взъерошилась крыша. Смешно было, какие маленькие, игрушечные внизу на реке баржи и катера. Смешно, как у Витальки с ноги слетел старый брезентовый полуботинок. Он был стоптанный, с протертой на месте большого пальца дыркой, и мы не стали его догонять. Башмак упал на цирковой купол и поехал с него, словно санки с горы. Потом прыгнул с карниза, как с трамплина, и нырнул в тополиную гущу.
– Бросай второй! – крикнул я, потому что зачем он, один башмак.
Но Виталька помотал головой. Он достал из кармана катушку ниток и привязал к полуботинку.
– На буксир!
Мы круто снизились к реке, будто с горы съехали, и полетели над самой водой. Так низко, что ноги окунулись и вокруг них вздыбились фонтаны с брызгами и пеной. Виталька отпустил полуботинок, и он запрыгал позади нас, как на буксире. Вот потеха!
– Как на подводных крыльях! – закричал я и от хохота повалился на спину, махая мокрыми ногами.
Нитка оборвалась, и башмак поплыл сам по себе. Потом его выудит вместо пескаря какой-нибудь незадачливый рыбак. Вот смешно будет!
Мы пролетели под старым деревянным мостом, который поскрипывал от тяжести грузовиков, и стали подниматься к заросшему откосу, где белели старинные стены и башни.
Воспоминание тускнеет, уходит, но радость не кончается. Я лежу и улыбаюсь в темноте. Потому что все равно это было. Пусть не сейчас, но было!
Понимаете, было!"
В.Крапивин "Ковёр-самолёт"
"Иногда среди ночи я просыпаюсь от прилива радости. Я смотрю на темный потолок и стараюсь вспомнить: что же было?
Ну конечно! Только что рядом со мной смеялся Виталька. Не тот худой высокий дядька Виталий Андреевич, который недавно приезжал ко мне в гости, а настоящий Виталька – белобрысый, давно не стриженный мальчишка в голубой майке, с облезшей от загара кожей на плечах и расцарапанными острыми локтями.
Мы только что, свесив ноги с ковра, летели вдвоем над знакомыми улицами. Теплый ветер будто мохнатыми мягкими крыльями бил нас по ногам, а в спину горячо светило утреннее солнце. Внизу проплывали темно-зеленые груды тополей, коричневые железные крыши и серебристый купол городского цирка. Навстречу нам, возвышаясь посреди редких желтых облаков, двигалась белая колокольня, похожая на крепостную башню. В сквозных оконных проемах верхнего яруса темнели уцелевшие с давних времен колокола. Выпуклую крышу устилали ржавые железные квадратики. Кое-где они отстали и топорщились, будто крыша взъерошилась от ветра.
Мы с Виталькой сидели, обняв друг друга за плечи, и хохотали. Смешно было, как взъерошилась крыша. Смешно было, какие маленькие, игрушечные внизу на реке баржи и катера. Смешно, как у Витальки с ноги слетел старый брезентовый полуботинок. Он был стоптанный, с протертой на месте большого пальца дыркой, и мы не стали его догонять. Башмак упал на цирковой купол и поехал с него, словно санки с горы. Потом прыгнул с карниза, как с трамплина, и нырнул в тополиную гущу.
– Бросай второй! – крикнул я, потому что зачем он, один башмак.
Но Виталька помотал головой. Он достал из кармана катушку ниток и привязал к полуботинку.
– На буксир!
Мы круто снизились к реке, будто с горы съехали, и полетели над самой водой. Так низко, что ноги окунулись и вокруг них вздыбились фонтаны с брызгами и пеной. Виталька отпустил полуботинок, и он запрыгал позади нас, как на буксире. Вот потеха!
– Как на подводных крыльях! – закричал я и от хохота повалился на спину, махая мокрыми ногами.
Нитка оборвалась, и башмак поплыл сам по себе. Потом его выудит вместо пескаря какой-нибудь незадачливый рыбак. Вот смешно будет!
Мы пролетели под старым деревянным мостом, который поскрипывал от тяжести грузовиков, и стали подниматься к заросшему откосу, где белели старинные стены и башни.
Воспоминание тускнеет, уходит, но радость не кончается. Я лежу и улыбаюсь в темноте. Потому что все равно это было. Пусть не сейчас, но было!
Понимаете, было!"
В.Крапивин "Ковёр-самолёт"
Sad joy and joyful sadness.
“Sometimes in the middle of the night I wake up with a surge of joy. I look at the dark ceiling and try to remember: what happened?
Well, of course! Vitalka was just laughing next to me. Not that thin tall uncle Vitaly Andreevich, who recently came to visit me, but the real Vitalka - a blond, long-haired boy in a blue T-shirt, with skin peeled off from sunburn on his shoulders and scratched sharp elbows.
We have just dangled our feet from the carpet and flew together over familiar streets. The warm wind beat us on our legs as if with furry soft wings, and the morning sun shone hotly in our backs. Below, the dark green heaps of poplars, brown iron roofs and the silvery dome of the city circus floated by. Towards us, towering amid rare yellow clouds, a white bell tower, like a fortress tower, moved. Bells that had survived from ancient times were darkened in the through window openings of the upper tier. The domed roof was covered with rusty iron squares. Here and there they lagged behind and puffed up, as if the roof were ripping up in the wind.
Vitalka and I sat with our arms around each other's shoulders and laughed. It was funny how the roof ruffled. It was funny how small, toy barges and boats down on the river were. It's funny how Vitalka's old canvas low shoes fell off his leg. He was worn out, with a wiped hole in place of the thumb, and we did not catch up with him. The shoe fell on the circus dome and rode off like a sled from a mountain. Then he jumped from the cornice, as from a springboard, and dived into the thick of poplar.
- Throw the second! - I shouted, because why is he, one shoe.
But Vitalka shook his head. He took a spool of thread from his pocket and tied it to his shoe.
- Get in tow!
We descended steeply to the river, as if we had slid off a mountain and flew over the water itself. So low that my feet dipped and fountains of spray and foam rose up around them. Vitalka let go of his shoes, and he jumped behind us, as if in tow. Here's the fun!
- Like hydrofoils! - I shouted and with laughter fell on my back, waving my wet legs.
The thread broke, and the shoe floated on its own. Then some unlucky fisherman will fish him out instead of a gudgeon. That will be funny!
We flew under an old wooden bridge, which creaked from the weight of the trucks, and began to climb to the overgrown slope, where the ancient walls and towers gleamed white.
The memory fades, leaves, but the joy does not end. I lie and smile in the dark. Because it was all the same. Let not now, but it was!
You see, it was! "
V.Krapivin "Carpet-plane"
“Sometimes in the middle of the night I wake up with a surge of joy. I look at the dark ceiling and try to remember: what happened?
Well, of course! Vitalka was just laughing next to me. Not that thin tall uncle Vitaly Andreevich, who recently came to visit me, but the real Vitalka - a blond, long-haired boy in a blue T-shirt, with skin peeled off from sunburn on his shoulders and scratched sharp elbows.
We have just dangled our feet from the carpet and flew together over familiar streets. The warm wind beat us on our legs as if with furry soft wings, and the morning sun shone hotly in our backs. Below, the dark green heaps of poplars, brown iron roofs and the silvery dome of the city circus floated by. Towards us, towering amid rare yellow clouds, a white bell tower, like a fortress tower, moved. Bells that had survived from ancient times were darkened in the through window openings of the upper tier. The domed roof was covered with rusty iron squares. Here and there they lagged behind and puffed up, as if the roof were ripping up in the wind.
Vitalka and I sat with our arms around each other's shoulders and laughed. It was funny how the roof ruffled. It was funny how small, toy barges and boats down on the river were. It's funny how Vitalka's old canvas low shoes fell off his leg. He was worn out, with a wiped hole in place of the thumb, and we did not catch up with him. The shoe fell on the circus dome and rode off like a sled from a mountain. Then he jumped from the cornice, as from a springboard, and dived into the thick of poplar.
- Throw the second! - I shouted, because why is he, one shoe.
But Vitalka shook his head. He took a spool of thread from his pocket and tied it to his shoe.
- Get in tow!
We descended steeply to the river, as if we had slid off a mountain and flew over the water itself. So low that my feet dipped and fountains of spray and foam rose up around them. Vitalka let go of his shoes, and he jumped behind us, as if in tow. Here's the fun!
- Like hydrofoils! - I shouted and with laughter fell on my back, waving my wet legs.
The thread broke, and the shoe floated on its own. Then some unlucky fisherman will fish him out instead of a gudgeon. That will be funny!
We flew under an old wooden bridge, which creaked from the weight of the trucks, and began to climb to the overgrown slope, where the ancient walls and towers gleamed white.
The memory fades, leaves, but the joy does not end. I lie and smile in the dark. Because it was all the same. Let not now, but it was!
You see, it was! "
V.Krapivin "Carpet-plane"
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Полина Кузьмина
