Большая, развернутая рецензия от Елены Крюковой.
НИ ОТ СУМЫ, НИ ОТ ТЮРЬМЫ
Это странная проза, ещё немного – и реквием, ещё чуть-чуть – и лития по живым; прекрасная строгая и суровая проза; печальная, как тонкое нежное лицо молчащей у окна девушки, и сжатая в крепкий кулак – почти железный.
Это повесть о тюрьме и свободе.
Сила жеста нужна – приняться за неторопливый, с виду такой спокойный рассказ о том, как парня посадили в тюрьму, а девушка, в чужом городе, у чужих людей, ждёт его: когда выпустят. И даже не его ждёт. А того, что произойдёт.
Произойти может всё что угодно. К этому «всё что угодно» главная героиня повести, Аглая, готова. Так на войне солдат готов к атаке.
Егор, тот, кого в тюрьму посадили, – революционер. А мог бы жить, как все. Он сделал выбор. Против чего восстаёт? Да против обречённости. Обречены все. Власть – потому, что не может править, как должно. Старики – потому что жизнь прожили, а их втоптали в грязь нищеты. Молодёжь – их поманили богатой жизнью, показали её, как киношный миф: и ты так сможешь, ты этого достоин, беги за деньгами, беги! – а бежать нельзя, мышцы слабые, судьи давно пущены на мыло, и стадион разрушен. Кто же в выигрыше? Неужели никто? Тогда зачем он нужен, этот старый новый строй, вернувшийся в обречённую страну капитализм?
Люди в повести Марии Скрягиной и действуют (на то оно и действие), и раздумывают.
Раздумья – да, личные. И – да! – политические. Человек – социален, он живёт не в вакууме. И сейчас личное настолько сопряглось с общественным, что их если и разорвать, только с кровью.
«Деньги, работа, карьера. Выходить на площадь, что-то требовать – не глупость ли, не безумие? На что он надеялся? Всё искал правды и справедливости. А есть ли они? И под силу ли одному-единственному человеку сдвинуть горы?
Зачем ты, Егорушка, зачем, мой хороший…»
Мать того, кто в тюрьме, Вера Александровна, преодолевает отчаяние, но ей и утешить-то себя нечем: оглядывается назад и понимает – вся жизнь – погоня за несбыточным: за деньгами, квартирой, фантастическим богатством, – а потом уже не до богатства: фастфуд, чтобы – выжить. «А потом надо было уже ложиться спать, чтобы завтра снова в бой».
Героиня – отнюдь не простушка; она преподаёт в вузе философию, и в этом вся её невероятная экзотичность: философ + революционер, какой ансамбль… И она тоже – внутри этого каждодневного житейского боя. То, что она застряла в Москве из-за Егора, это поступок из рук вон, отнюдь не философский – плоть от плоти жизни и реальности; мать кричит ей по телефону: «…у тебя роман? Роман, да?»
К чему революция? Кто воистину пойдёт за революционерами? Когда-то Захар Прилепин сильно и остро показал обречённость и трагизм новой революции в романе «Санькя». Не поставим повесть «Бутырка» рядом с тем романом: годы прошли, и «Бутырка» – гораздо более достоевская вещь, более сдержанная и сумрачная, где на тонкую тоскливую нить постоянного рефрена «тюрьма – свобода» нанизываются мысли и чувства не молодого паренька, а молодой женщины Аглаи. Мы, разумеется, вне гендерного вопроса. И все гендерных вопросов – пространство повести. Но героиня – женщина. Она видит всё сущее вдумчивей и яснее: ей продолжать жизнь. И имя-то у героини достоевское. И сама она называет всё в своём внутреннем монологе своими именами. Не боясь. Не лукавя. И мрачный колорит, скупые краски этой прозы призваны подчеркнуть сходство времён – а значит, вечность проклятых русских вопросов.
«Да что наступит! Всё это было уже. Травли, доносы, вся эта интеллигентская возня. Раньше было непонятно, как такое возможно? Вроде же все честные, пламенные. Сейчас уже понимаешь. Этот с трибуны про честность, высокие принципы, моральность, у самого штук пять жён, другая – свобода, духовность, а сама – на грантах от миллиардеров пишет свои высокохудожественные эссе. Культура – она же без денег не живёт, а кто её может питать – либо к государству надо присосаться, но при этом его же, государство, и попинывать – а как иначе? Художник должен быть свободным. Кормиться, но чтоб не подавиться. Либо обслуживать частный бизнес с большими деньгами. А если не хочешь – будешь прозябать. Сторожем каким-нибудь в Воронеже».
А может быть, здесь, глубоко, спрятан неистребимый русский лиризм? Финал в этом смысле и освобождает, намекая на катарсис, и настораживает. Егор выпущен на волю. Воля, вон она! – это голос героя в мобильном телефоне. И радостное восклицанье Аглаи: «Здравствуй, Егор!». Здесь повесть обрывается: то ли деликатно, то ли классично-завершенно, то ли резко и даже грубо: думайте сами, соображайте, что будет потом, завтра! – то ли открыто, оставляя вместо констатации факта – вольный ветер.
Главный смысл «Бутырки» – внутри этих коротких, как клипы, кадров, выхватывающих из тьмы, опять же по-достоевски, а может, по-рембрандтовски, лица героев: каждый раздумывает о своём, а получается, что все – об одном.
О том, как жить.
И что делать.
И, конечно же, кто виноват.
Вот она, съединенность, трагическая, внецерковная соборность: страдают все, и все – в ответе.
Традиционность и жёсткость извечных «русских вопросов» не смягчается даже ясно просматривающейся женственностью героини; впрочем, женственность её проявляется отнюдь не явно, не открыто – эта девушка – тайна: Аглая вместе человечна и жестка, нежна и «остроугольна», – она может повернуться и уйти, но она же умеет ждать. Тоже – русский характер, сотканный из противоречий. И ни при чём здесь философия.
Обманчиво-груба, с виду вульгарно-скандальна старуха Марья Семёновна, подруга старухи Александры Тимофеевны (Шуры), у которой Аглая снимает угол. И потом, позже, проступая постепенно и неумолимо, через корку простецкой грубости старой бабы начинает просвечивать эта самая русская неистребимая человечность – этот свет достигает апогея ближе к финалу, когда Семёновна выгоняет из квартиры претендующую на жилплощадь дальнюю родственницу и тем самым спасает от хищницы больную хозяйку.
Название «Бутырка» на слуху у многих в России. Так же, как и Лефортово в Москве, и Кресты в Питере. Три русские темы время от времени поднимаются нашими писателями: война, революция и тюрьма. Доколе держится на поверхности земли человечество, дотоле эти темы, вечные не только для России, будут его сопровождать. Наказать за ослушание лишением воли – это справедливо? отвратительно? необходимо? ужасно?
Почему именно человек изобрёл сам для себя такую пытку – тюремную камеру? В повести мы её не видим: писатель сознательно не показывает нам эти картины застенка, окошко в клеточку. Мы вдруг осознаём, что Бутырка – Боже, правда ли это? – она на улице, в жилищах, в трясущемся транспорте, – везде. Да, бред! Но так похожий на реальность.
Мария Скрягина поняла нечто важное про нас про всех. И нашла в себе смелость спокойно рассказать об этом.
Сдержанно; скупо; точно; больно; скорбно; а иногда с печальной улыбкой.
Тюрьма бессмертна. Так же, как и воля.
От них обеих – по крайней мере, в России – не уйдёшь.
https://litrossia.ru/item/ni-ot-sumy-ni-ot-tjurmy/
НИ ОТ СУМЫ, НИ ОТ ТЮРЬМЫ
Это странная проза, ещё немного – и реквием, ещё чуть-чуть – и лития по живым; прекрасная строгая и суровая проза; печальная, как тонкое нежное лицо молчащей у окна девушки, и сжатая в крепкий кулак – почти железный.
Это повесть о тюрьме и свободе.
Сила жеста нужна – приняться за неторопливый, с виду такой спокойный рассказ о том, как парня посадили в тюрьму, а девушка, в чужом городе, у чужих людей, ждёт его: когда выпустят. И даже не его ждёт. А того, что произойдёт.
Произойти может всё что угодно. К этому «всё что угодно» главная героиня повести, Аглая, готова. Так на войне солдат готов к атаке.
Егор, тот, кого в тюрьму посадили, – революционер. А мог бы жить, как все. Он сделал выбор. Против чего восстаёт? Да против обречённости. Обречены все. Власть – потому, что не может править, как должно. Старики – потому что жизнь прожили, а их втоптали в грязь нищеты. Молодёжь – их поманили богатой жизнью, показали её, как киношный миф: и ты так сможешь, ты этого достоин, беги за деньгами, беги! – а бежать нельзя, мышцы слабые, судьи давно пущены на мыло, и стадион разрушен. Кто же в выигрыше? Неужели никто? Тогда зачем он нужен, этот старый новый строй, вернувшийся в обречённую страну капитализм?
Люди в повести Марии Скрягиной и действуют (на то оно и действие), и раздумывают.
Раздумья – да, личные. И – да! – политические. Человек – социален, он живёт не в вакууме. И сейчас личное настолько сопряглось с общественным, что их если и разорвать, только с кровью.
«Деньги, работа, карьера. Выходить на площадь, что-то требовать – не глупость ли, не безумие? На что он надеялся? Всё искал правды и справедливости. А есть ли они? И под силу ли одному-единственному человеку сдвинуть горы?
Зачем ты, Егорушка, зачем, мой хороший…»
Мать того, кто в тюрьме, Вера Александровна, преодолевает отчаяние, но ей и утешить-то себя нечем: оглядывается назад и понимает – вся жизнь – погоня за несбыточным: за деньгами, квартирой, фантастическим богатством, – а потом уже не до богатства: фастфуд, чтобы – выжить. «А потом надо было уже ложиться спать, чтобы завтра снова в бой».
Героиня – отнюдь не простушка; она преподаёт в вузе философию, и в этом вся её невероятная экзотичность: философ + революционер, какой ансамбль… И она тоже – внутри этого каждодневного житейского боя. То, что она застряла в Москве из-за Егора, это поступок из рук вон, отнюдь не философский – плоть от плоти жизни и реальности; мать кричит ей по телефону: «…у тебя роман? Роман, да?»
К чему революция? Кто воистину пойдёт за революционерами? Когда-то Захар Прилепин сильно и остро показал обречённость и трагизм новой революции в романе «Санькя». Не поставим повесть «Бутырка» рядом с тем романом: годы прошли, и «Бутырка» – гораздо более достоевская вещь, более сдержанная и сумрачная, где на тонкую тоскливую нить постоянного рефрена «тюрьма – свобода» нанизываются мысли и чувства не молодого паренька, а молодой женщины Аглаи. Мы, разумеется, вне гендерного вопроса. И все гендерных вопросов – пространство повести. Но героиня – женщина. Она видит всё сущее вдумчивей и яснее: ей продолжать жизнь. И имя-то у героини достоевское. И сама она называет всё в своём внутреннем монологе своими именами. Не боясь. Не лукавя. И мрачный колорит, скупые краски этой прозы призваны подчеркнуть сходство времён – а значит, вечность проклятых русских вопросов.
«Да что наступит! Всё это было уже. Травли, доносы, вся эта интеллигентская возня. Раньше было непонятно, как такое возможно? Вроде же все честные, пламенные. Сейчас уже понимаешь. Этот с трибуны про честность, высокие принципы, моральность, у самого штук пять жён, другая – свобода, духовность, а сама – на грантах от миллиардеров пишет свои высокохудожественные эссе. Культура – она же без денег не живёт, а кто её может питать – либо к государству надо присосаться, но при этом его же, государство, и попинывать – а как иначе? Художник должен быть свободным. Кормиться, но чтоб не подавиться. Либо обслуживать частный бизнес с большими деньгами. А если не хочешь – будешь прозябать. Сторожем каким-нибудь в Воронеже».
А может быть, здесь, глубоко, спрятан неистребимый русский лиризм? Финал в этом смысле и освобождает, намекая на катарсис, и настораживает. Егор выпущен на волю. Воля, вон она! – это голос героя в мобильном телефоне. И радостное восклицанье Аглаи: «Здравствуй, Егор!». Здесь повесть обрывается: то ли деликатно, то ли классично-завершенно, то ли резко и даже грубо: думайте сами, соображайте, что будет потом, завтра! – то ли открыто, оставляя вместо констатации факта – вольный ветер.
Главный смысл «Бутырки» – внутри этих коротких, как клипы, кадров, выхватывающих из тьмы, опять же по-достоевски, а может, по-рембрандтовски, лица героев: каждый раздумывает о своём, а получается, что все – об одном.
О том, как жить.
И что делать.
И, конечно же, кто виноват.
Вот она, съединенность, трагическая, внецерковная соборность: страдают все, и все – в ответе.
Традиционность и жёсткость извечных «русских вопросов» не смягчается даже ясно просматривающейся женственностью героини; впрочем, женственность её проявляется отнюдь не явно, не открыто – эта девушка – тайна: Аглая вместе человечна и жестка, нежна и «остроугольна», – она может повернуться и уйти, но она же умеет ждать. Тоже – русский характер, сотканный из противоречий. И ни при чём здесь философия.
Обманчиво-груба, с виду вульгарно-скандальна старуха Марья Семёновна, подруга старухи Александры Тимофеевны (Шуры), у которой Аглая снимает угол. И потом, позже, проступая постепенно и неумолимо, через корку простецкой грубости старой бабы начинает просвечивать эта самая русская неистребимая человечность – этот свет достигает апогея ближе к финалу, когда Семёновна выгоняет из квартиры претендующую на жилплощадь дальнюю родственницу и тем самым спасает от хищницы больную хозяйку.
Название «Бутырка» на слуху у многих в России. Так же, как и Лефортово в Москве, и Кресты в Питере. Три русские темы время от времени поднимаются нашими писателями: война, революция и тюрьма. Доколе держится на поверхности земли человечество, дотоле эти темы, вечные не только для России, будут его сопровождать. Наказать за ослушание лишением воли – это справедливо? отвратительно? необходимо? ужасно?
Почему именно человек изобрёл сам для себя такую пытку – тюремную камеру? В повести мы её не видим: писатель сознательно не показывает нам эти картины застенка, окошко в клеточку. Мы вдруг осознаём, что Бутырка – Боже, правда ли это? – она на улице, в жилищах, в трясущемся транспорте, – везде. Да, бред! Но так похожий на реальность.
Мария Скрягина поняла нечто важное про нас про всех. И нашла в себе смелость спокойно рассказать об этом.
Сдержанно; скупо; точно; больно; скорбно; а иногда с печальной улыбкой.
Тюрьма бессмертна. Так же, как и воля.
От них обеих – по крайней мере, в России – не уйдёшь.
https://litrossia.ru/item/ni-ot-sumy-ni-ot-tjurmy/
Large, detailed review from Elena Kryukova.
NOT FROM SUM, NOT FROM PRISON
This is a strange prose, a little more - and a requiem, a little more - and lithium for the living; beautiful, austere and austere prose; sad, like the thin tender face of a silent girl at the window, and clenched into a strong fist - almost iron.
This is a story about prison and freedom.
The force of the gesture is needed - to take on a leisurely, seemingly so calm story about how a guy was sent to prison, and a girl, in a strange city, with strangers, is waiting for him: when they will be released. And not even waiting for him. And what will happen.
Anything can happen. The main heroine of the story, Aglaya, is ready for this “whatever”. So in war, the soldier is ready to attack.
Yegor, the one who was put in prison, is a revolutionary. I could have lived like everyone else. He made a choice. What is it up against? Yes, against doom. All are doomed. Power because it cannot rule as it should. Old people - because they lived their lives, and they were trampled into the mud of poverty. Young people - they were beckoned with a rich life, shown it like a cinematic myth: you can do that, you deserve it, run for money, run! - but you can't run, the muscles are weak, the referees have long been used up, and the stadium is destroyed. Who is the winner? Really nobody? Then why is it needed, this old new system, capitalism that has returned to the doomed country?
The people in Maria Skryagina's story both act (that's what it is about) and ponder.
Thoughts - yes, personal. And yes! - political. Man is social, he does not live in a vacuum. And now the personal is so connected with the public that if they are to be torn apart, only with blood.
“Money, work, career. To go out to the square, to demand something - isn't it stupidity, isn't it madness? What was he hoping for? I was looking for truth and justice. Are there any? And is it possible for a single person to move mountains?
Why are you, Yegorushka, why, my dear ... "
The mother of the one who is in prison, Vera Aleksandrovna, overcomes despair, but she has nothing to console herself with: she looks back and realizes that her whole life is a pursuit of the unrealizable: for money, an apartment, fantastic wealth, and then she has no time for wealth: fast food to - survive. "And then I had to go to bed, so that tomorrow I would go back to battle."
The heroine is by no means a simpleton; she teaches philosophy at the university, and this is her whole incredible exoticism: philosopher + revolutionary, what an ensemble ... And she, too, is inside this everyday battle of life. The fact that she was stuck in Moscow because of Yegor is an out of hand act, not at all philosophical - flesh of the flesh of life and reality; mother shouts to her on the phone: “… you have an affair? Roman, huh? "
Why revolution? Who will truly follow the revolutionaries? Once Zakhar Prilepin strongly and sharply showed the doom and tragedy of the new revolution in the novel "Sankya". We will not put the story "Butyrka" next to that novel: the years have passed, and "Butyrka" is a much more Dostoevsky thing, more restrained and gloomy, where the thoughts and feelings of not a young boy are strung on the thin dreary thread of the constant refrain "prison - freedom" young woman Aglaya. We are, of course, outside the gender issue. And all gender issues are the space of the story. But the heroine is a woman. She sees everything that exists more thoughtful and clearer: she can continue life. And the name of the heroine is Dostoevsky. And she herself calls everything in her inner monologue by their proper names. Not afraid. Not cunning. And the gloomy coloring, the scanty colors of this prose are designed to emphasize the similarity of times - and therefore the eternity of damned Russian questions.
“What will come! All this was already. Bullying, denunciations, all this intellectual fuss. Earlier it was not clear how this is possible? It seems that everyone is honest, fiery. Now you understand. This one from the rostrum is about honesty, high principles, morality, there are five wives, the other is freedom, spirituality, and she herself, on grants from billionaires, writes her highly artistic essays. Culture - it does not live without money, but who can feed it - either you have to stick to the state, but at the same time it is the state, and kick it - how else? The artist must be free. To feed, but not to choke. Or serve a private business with a lot of money. And if you don't want to, you will vegetate. Some kind of watchman in Voronezh. "
Or maybe there is an ineradicable Russian lyricism hidden deeply here? The ending in this sense is both liberating, hinting at catharsis, and alarming. Egor was released. Will, there it is! - this is the voice of the hero in the mobile phone. And Aglaya's joyful exclamation: "Hello, Yegor!" Here the story ends: either delicately, or classically complete, or abruptly and even rudely: think for yourself, figure out what will happen next, tomorrow! - either openly, leaving a free wind instead of a statement of fact.
The main meaning of "Butyrka" is inside these short, like clips, frames, snatching out of the darkness, again in Dostoev's way, or perhaps in Rembrandt's way, the faces of the heroes: everyone thinks about his own, but it turns out that everything is about one thing.
How to live.
And what to do.
And, of course, who is to blame.
Here it is, unity, tragic, non-church conciliarity: everyone suffers, and everyone - in about
NOT FROM SUM, NOT FROM PRISON
This is a strange prose, a little more - and a requiem, a little more - and lithium for the living; beautiful, austere and austere prose; sad, like the thin tender face of a silent girl at the window, and clenched into a strong fist - almost iron.
This is a story about prison and freedom.
The force of the gesture is needed - to take on a leisurely, seemingly so calm story about how a guy was sent to prison, and a girl, in a strange city, with strangers, is waiting for him: when they will be released. And not even waiting for him. And what will happen.
Anything can happen. The main heroine of the story, Aglaya, is ready for this “whatever”. So in war, the soldier is ready to attack.
Yegor, the one who was put in prison, is a revolutionary. I could have lived like everyone else. He made a choice. What is it up against? Yes, against doom. All are doomed. Power because it cannot rule as it should. Old people - because they lived their lives, and they were trampled into the mud of poverty. Young people - they were beckoned with a rich life, shown it like a cinematic myth: you can do that, you deserve it, run for money, run! - but you can't run, the muscles are weak, the referees have long been used up, and the stadium is destroyed. Who is the winner? Really nobody? Then why is it needed, this old new system, capitalism that has returned to the doomed country?
The people in Maria Skryagina's story both act (that's what it is about) and ponder.
Thoughts - yes, personal. And yes! - political. Man is social, he does not live in a vacuum. And now the personal is so connected with the public that if they are to be torn apart, only with blood.
“Money, work, career. To go out to the square, to demand something - isn't it stupidity, isn't it madness? What was he hoping for? I was looking for truth and justice. Are there any? And is it possible for a single person to move mountains?
Why are you, Yegorushka, why, my dear ... "
The mother of the one who is in prison, Vera Aleksandrovna, overcomes despair, but she has nothing to console herself with: she looks back and realizes that her whole life is a pursuit of the unrealizable: for money, an apartment, fantastic wealth, and then she has no time for wealth: fast food to - survive. "And then I had to go to bed, so that tomorrow I would go back to battle."
The heroine is by no means a simpleton; she teaches philosophy at the university, and this is her whole incredible exoticism: philosopher + revolutionary, what an ensemble ... And she, too, is inside this everyday battle of life. The fact that she was stuck in Moscow because of Yegor is an out of hand act, not at all philosophical - flesh of the flesh of life and reality; mother shouts to her on the phone: “… you have an affair? Roman, huh? "
Why revolution? Who will truly follow the revolutionaries? Once Zakhar Prilepin strongly and sharply showed the doom and tragedy of the new revolution in the novel "Sankya". We will not put the story "Butyrka" next to that novel: the years have passed, and "Butyrka" is a much more Dostoevsky thing, more restrained and gloomy, where the thoughts and feelings of not a young boy are strung on the thin dreary thread of the constant refrain "prison - freedom" young woman Aglaya. We are, of course, outside the gender issue. And all gender issues are the space of the story. But the heroine is a woman. She sees everything that exists more thoughtful and clearer: she can continue life. And the name of the heroine is Dostoevsky. And she herself calls everything in her inner monologue by their proper names. Not afraid. Not cunning. And the gloomy coloring, the scanty colors of this prose are designed to emphasize the similarity of times - and therefore the eternity of damned Russian questions.
“What will come! All this was already. Bullying, denunciations, all this intellectual fuss. Earlier it was not clear how this is possible? It seems that everyone is honest, fiery. Now you understand. This one from the rostrum is about honesty, high principles, morality, there are five wives, the other is freedom, spirituality, and she herself, on grants from billionaires, writes her highly artistic essays. Culture - it does not live without money, but who can feed it - either you have to stick to the state, but at the same time it is the state, and kick it - how else? The artist must be free. To feed, but not to choke. Or serve a private business with a lot of money. And if you don't want to, you will vegetate. Some kind of watchman in Voronezh. "
Or maybe there is an ineradicable Russian lyricism hidden deeply here? The ending in this sense is both liberating, hinting at catharsis, and alarming. Egor was released. Will, there it is! - this is the voice of the hero in the mobile phone. And Aglaya's joyful exclamation: "Hello, Yegor!" Here the story ends: either delicately, or classically complete, or abruptly and even rudely: think for yourself, figure out what will happen next, tomorrow! - either openly, leaving a free wind instead of a statement of fact.
The main meaning of "Butyrka" is inside these short, like clips, frames, snatching out of the darkness, again in Dostoev's way, or perhaps in Rembrandt's way, the faces of the heroes: everyone thinks about his own, but it turns out that everything is about one thing.
How to live.
And what to do.
And, of course, who is to blame.
Here it is, unity, tragic, non-church conciliarity: everyone suffers, and everyone - in about
У записи 4 лайков,
0 репостов,
212 просмотров.
0 репостов,
212 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Мария Скрягина
