Генерал, врач, pater familias, красавец-мужчина сначала шествует, а затем уже бежит по женщинам, каждая из которых смотрит на него восхищенно и готова отдаться в любую секунду: комендантша дома и домработница, медсестры и ассистентки в госпитале, встреченные в гостях знакомые и подруги. Шаг убыстряется, Кленский оказывается в последнем пристанище, где, как ему кажется, не выследят: квартиренка Варвары Семеновны (Ольга Самошина), учительницы сына, старой девы, живущей вдвоем с ненавистной инвалидкой-матерью – невольно Герман предвидел героинь скандальной «Пианистки» Михаэля Ханеке, вышедшей через три года после «Хрусталева». Она ему – укрытие, он ей – немного любви, а в перспективе, быть может, и ребеночка. Щупая, любя, оплодотворяя все, что встречается на его пути, высокий бритоголовый Кленский вышагивает по Москве поступью античного бога. Но и такого супермена мелким гэбэшным бесам скрутить – раз плюнуть. Его не просто арестовывают – нет, еще и помещают в фургончик «Советское шампанское», куда запускают нескольких уркаганов.
Сцену изнасилования Кленского, которого чудовищно избивают, попутно принуждая к оральному сексу со страхолюдным уголовником, и насилуют черенком от лопаты, без преувеличений можно назвать самым страшным и наглядным эпизодом мирового кино, иллюстрирующим тоталитарное подавление человека. Те, кто осуществляют – и тоже не по доброй воле, а во исполнение немого приказа свыше – этот травестийный антилюбовный акт, получают не физиологическое, а более глубинное и сущностное удовлетворение. Радость унизить того, кто только что был значительно выше тебя; счастье занять подобающее, уже не самое низкое место в иерархии организованного насилия. Окончательное отрицание любви, о которой после подобного опыта не то что мечтать – даже вспоминать нелепо.
Видимо, поэтому отпущенный Берией на свободу Кленский не способен вернуться домой и вновь примерить знакомое окружающим амплуа. Последняя и единственная свобода – одиночество, пусть это даже одиночество в толпе, среди людей. Именно его выбирает генерал, ставший вечным пассажиром – или проводником – поезда, а в следующем германовском фильме – вчерашний небожитель Румата, отправляющийся на своем обозе в обществе таких же ненадежных и безразличных попутчиков-рабов куда-то вперед, в неизвестном направлении. Странствовать, без рыцарства. Этим донкихотам не до дульсиней.
Автор Долин Антон - Герман. Интервью. Эссе. Сценарий.
Сцену изнасилования Кленского, которого чудовищно избивают, попутно принуждая к оральному сексу со страхолюдным уголовником, и насилуют черенком от лопаты, без преувеличений можно назвать самым страшным и наглядным эпизодом мирового кино, иллюстрирующим тоталитарное подавление человека. Те, кто осуществляют – и тоже не по доброй воле, а во исполнение немого приказа свыше – этот травестийный антилюбовный акт, получают не физиологическое, а более глубинное и сущностное удовлетворение. Радость унизить того, кто только что был значительно выше тебя; счастье занять подобающее, уже не самое низкое место в иерархии организованного насилия. Окончательное отрицание любви, о которой после подобного опыта не то что мечтать – даже вспоминать нелепо.
Видимо, поэтому отпущенный Берией на свободу Кленский не способен вернуться домой и вновь примерить знакомое окружающим амплуа. Последняя и единственная свобода – одиночество, пусть это даже одиночество в толпе, среди людей. Именно его выбирает генерал, ставший вечным пассажиром – или проводником – поезда, а в следующем германовском фильме – вчерашний небожитель Румата, отправляющийся на своем обозе в обществе таких же ненадежных и безразличных попутчиков-рабов куда-то вперед, в неизвестном направлении. Странствовать, без рыцарства. Этим донкихотам не до дульсиней.
Автор Долин Антон - Герман. Интервью. Эссе. Сценарий.
General, doctor, pater familias, handsome man first walks, and then runs through the women, each of whom looks at him admiringly and is ready to surrender at any second: the commandant of the house and the housekeeper, nurses and assistants in the hospital, friends met at a visit and girlfriends. The step quickens, Klensky finds himself in the last refuge, where, as it seems to him, they will not be hunted down: the apartment of Varvara Semyonovna (Olga Samoshina), a teacher of her son, an old maid who lives with her hated disabled mother - unwittingly Herman foresaw the heroines of the scandalous "Pianist" Michael Haneke , which came out three years after Khrustalev. She gives him a shelter, he gives her a little love, and in the future, perhaps, a baby. Groping, loving, fertilizing everything that comes his way, the tall, shaven-headed Klensky walks across Moscow with the gait of an ancient god. But even such a superman can be twisted by the small KGB devils. He is not just arrested - no, he is also placed in a Sovetskoe Shampanskoe van, where several urkagans are sent.
The scene of the rape of Klensky, who is monstrously beaten, at the same time forced to oral sex with a fearful criminal, and raped with a shovel handle, can without exaggeration be called the most terrible and visual episode of world cinema, illustrating the totalitarian suppression of a person. Those who carry out - and also not of their own free will, but in pursuance of a silent order from above - this travesty anti-love act, receive not physiological, but deeper and more essential satisfaction. The joy of humiliating someone who has just been significantly higher than you; happiness to occupy a proper, not the lowest place in the hierarchy of organized violence. The final denial of love, which after such an experience is not something to dream of - even to remember it is absurd.
Apparently, therefore, Klensky, released by Beria, is not able to return home and again try on the role familiar to those around him. The last and only freedom is loneliness, even if it is even loneliness in a crowd, among people. It is he who is chosen by the general, who has become an eternal passenger - or conductor - of the train, and in the next German film - yesterday's celestial dweller Rumata, traveling on his wagon train in the company of the same unreliable and indifferent fellow-travelers, slaves, somewhere ahead, in an unknown direction. To wander without chivalry. These Don Quixotes have no time for dulcines.
Author Dolin Anton - German. Interview. Essay. Scenario.
The scene of the rape of Klensky, who is monstrously beaten, at the same time forced to oral sex with a fearful criminal, and raped with a shovel handle, can without exaggeration be called the most terrible and visual episode of world cinema, illustrating the totalitarian suppression of a person. Those who carry out - and also not of their own free will, but in pursuance of a silent order from above - this travesty anti-love act, receive not physiological, but deeper and more essential satisfaction. The joy of humiliating someone who has just been significantly higher than you; happiness to occupy a proper, not the lowest place in the hierarchy of organized violence. The final denial of love, which after such an experience is not something to dream of - even to remember it is absurd.
Apparently, therefore, Klensky, released by Beria, is not able to return home and again try on the role familiar to those around him. The last and only freedom is loneliness, even if it is even loneliness in a crowd, among people. It is he who is chosen by the general, who has become an eternal passenger - or conductor - of the train, and in the next German film - yesterday's celestial dweller Rumata, traveling on his wagon train in the company of the same unreliable and indifferent fellow-travelers, slaves, somewhere ahead, in an unknown direction. To wander without chivalry. These Don Quixotes have no time for dulcines.
Author Dolin Anton - German. Interview. Essay. Scenario.
У записи 4 лайков,
1 репостов.
1 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алиса Нецецкая
