«И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно все то, что делалось здесь; запретил не только такое бессмысленное многоглаголание, и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы, сказав, что пришел разрушить их и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми, сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.
Никому из присутствующих не приходило в голову того, что все, что совершалось здесь, было величайшим кощунством и насмешкой над тем самым Христом, именем которого все это делалось. Никому в голову не приходило того, что золоченый крест с эмалевыми медальончиками на концах, который вынес священник и давал целовать людям, был не что иное, как изображение той виселицы, на которой был казнен Христос именно за то, что он запретил то самое, что теперь его именем совершалось здесь. Никому в голову не приходило, что те священники, которые воображают себе, что в виде хлеба и вина они едят тело и пьют кровь Христа, действительно едят тело и пьют кровь его, но не в кусочках и в вине, а тем, что не только соблазняют тех "малых сих", с которыми Христос отожествлял себя, но и лишают их величайшего блага и подвергают жесточайшим мучениям, скрывая от людей то возвещение блага, которое он принес им».
Л. Н. Толстой
Воскресение
Никому из присутствующих не приходило в голову того, что все, что совершалось здесь, было величайшим кощунством и насмешкой над тем самым Христом, именем которого все это делалось. Никому в голову не приходило того, что золоченый крест с эмалевыми медальончиками на концах, который вынес священник и давал целовать людям, был не что иное, как изображение той виселицы, на которой был казнен Христос именно за то, что он запретил то самое, что теперь его именем совершалось здесь. Никому в голову не приходило, что те священники, которые воображают себе, что в виде хлеба и вина они едят тело и пьют кровь Христа, действительно едят тело и пьют кровь его, но не в кусочках и в вине, а тем, что не только соблазняют тех "малых сих", с которыми Христос отожествлял себя, но и лишают их величайшего блага и подвергают жесточайшим мучениям, скрывая от людей то возвещение блага, которое он принес им».
Л. Н. Толстой
Воскресение
“And none of those present, starting with the priest and the caretaker and ending with Maslova, did not think that the very Jesus, whose name was repeated with a whistle so many times by the priest, praising him with all sorts of strange words, forbade everything that was done here ; forbade not only such senseless polyphony, and the blasphemous magic of priests-teachers over bread and wine, but in the most definite way forbade some people to call other people teachers, forbade prayer in churches, but ordered everyone to pray in solitude, forbade the churches themselves, saying that he had come destroy them and that one should pray not in temples, but in spirit and truth; most importantly, he forbade not only to judge people and keep them in captivity, torture, shame, execute, as was done here, but forbade any violence against people, saying that he came to release the prisoners to freedom.
It did not occur to anyone present that everything that was done here was the greatest blasphemy and a mockery of the very Christ, in whose name all this was done. It never occurred to anyone that the gilded cross with enamel medallions at the ends, which the priest carried out and let people kiss, was nothing more than an image of the gallows on which Christ was executed precisely because he forbade the very thing that now it was done here in his name. It never occurred to anyone that those priests who imagine that in the form of bread and wine they eat the body and drink the blood of Christ are really eating the body and drinking its blood, but not in pieces and in wine, but because not only they seduce those "little ones" with whom Christ identified himself, but they also deprive them of the greatest good and subject them to the most severe tortures, hiding from people the proclamation of the good that he brought them. "
L. N. Tolstoy
Resurrection
It did not occur to anyone present that everything that was done here was the greatest blasphemy and a mockery of the very Christ, in whose name all this was done. It never occurred to anyone that the gilded cross with enamel medallions at the ends, which the priest carried out and let people kiss, was nothing more than an image of the gallows on which Christ was executed precisely because he forbade the very thing that now it was done here in his name. It never occurred to anyone that those priests who imagine that in the form of bread and wine they eat the body and drink the blood of Christ are really eating the body and drinking its blood, but not in pieces and in wine, but because not only they seduce those "little ones" with whom Christ identified himself, but they also deprive them of the greatest good and subject them to the most severe tortures, hiding from people the proclamation of the good that he brought them. "
L. N. Tolstoy
Resurrection
У записи 3 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ксения Евстигнеева
