Он часто приезжал ко мне на дачу,
мы ставили перцовку с ним на стол,
и огурцы как будто на карачках
сидели в банке, глядя сквозь рассол
на наши лица…
Дача оживала,
когда мой друг калитку открывал.
Я полон был поэзией сначала,
но я грустнел, чем больше выпивал.
О старости, которую все чаще
я ощущал (по крайней мере, мне
так мнилось), и о детстве, словно мячик
куда-то ускакавшем, и о ней –
любви – вот обо всем об этом
я другу говорил до петухов.
А он все слушал. Раньше был поэтом.
Теперь совсем не пишет он стихов,
И я все реже, нету вдохновенья,
мозоль на пальце больше не видна…
Я помню это грустное мгновенье,
когда вдруг понял: он же ни хрена
не чувствует за пьяными речами,
ему же не комфортно пить со мной!
Но наши голоса в ночи журчали,
и выпив все – он уезжал домой.
О чем он думал, покидая воздух,
поля, деревья, грядки огурцов?
Он видел в этой даче только прозу:
попить, поесть, поспать в конце концов!
Я ж прятался на даче, как в норе,
и, видно, стал затаскивать его…
а, может, надоел мой пьяный бред.
Я много говорил – он ничего.
… Он добровольно дружбу разорвал –
без крика, без ущерба для себя.
“Мы разные теперь”, - он мне сказал.
“А разными не могут быть друзья!”
Я в страхе слушал, думая о том,
что наши встречи превращались в пьянство,
что он зачем-то приезжал в мой дом,
что вечным быть не может постоянство.
Духовные материи мои
убоги стали, что ли? Я не знаю.
За то, что много говорил – прости,
прошу прощенья – за непониманье…
Мой друг, я до сих пор живу в краю
кустов малины, веточек сирени,
поэзию, как женщину люблю,
и если надо – встану на колени
под яблоней
и помолюсь о том,
что б время наше прошлое вернулось,
что б снова был закуской полон стол,
что б снова ты сидел на том же стуле!
… Присутствие твое давало счастье
мне дальше жить – ну как ты не поймешь?!
Мир без тебя – теперь уже не катит.
Хоть на могилу, может быть, придешь?
3 августа 2012
мы ставили перцовку с ним на стол,
и огурцы как будто на карачках
сидели в банке, глядя сквозь рассол
на наши лица…
Дача оживала,
когда мой друг калитку открывал.
Я полон был поэзией сначала,
но я грустнел, чем больше выпивал.
О старости, которую все чаще
я ощущал (по крайней мере, мне
так мнилось), и о детстве, словно мячик
куда-то ускакавшем, и о ней –
любви – вот обо всем об этом
я другу говорил до петухов.
А он все слушал. Раньше был поэтом.
Теперь совсем не пишет он стихов,
И я все реже, нету вдохновенья,
мозоль на пальце больше не видна…
Я помню это грустное мгновенье,
когда вдруг понял: он же ни хрена
не чувствует за пьяными речами,
ему же не комфортно пить со мной!
Но наши голоса в ночи журчали,
и выпив все – он уезжал домой.
О чем он думал, покидая воздух,
поля, деревья, грядки огурцов?
Он видел в этой даче только прозу:
попить, поесть, поспать в конце концов!
Я ж прятался на даче, как в норе,
и, видно, стал затаскивать его…
а, может, надоел мой пьяный бред.
Я много говорил – он ничего.
… Он добровольно дружбу разорвал –
без крика, без ущерба для себя.
“Мы разные теперь”, - он мне сказал.
“А разными не могут быть друзья!”
Я в страхе слушал, думая о том,
что наши встречи превращались в пьянство,
что он зачем-то приезжал в мой дом,
что вечным быть не может постоянство.
Духовные материи мои
убоги стали, что ли? Я не знаю.
За то, что много говорил – прости,
прошу прощенья – за непониманье…
Мой друг, я до сих пор живу в краю
кустов малины, веточек сирени,
поэзию, как женщину люблю,
и если надо – встану на колени
под яблоней
и помолюсь о том,
что б время наше прошлое вернулось,
что б снова был закуской полон стол,
что б снова ты сидел на том же стуле!
… Присутствие твое давало счастье
мне дальше жить – ну как ты не поймешь?!
Мир без тебя – теперь уже не катит.
Хоть на могилу, может быть, придешь?
3 августа 2012
He often came to my dacha,
we put pepper on the table with him,
and cucumbers as if on all fours
sat in a jar looking through the pickle
on our faces ...
The dacha came to life
when my friend opened the gate.
I was full of poetry at first
but I was sadder the more I drank.
About old age, which is increasingly
I felt (at least to me
so I dreamed), and about childhood, like a ball
galloping off somewhere, and about her -
love - that's all about it
I spoke to a friend before the cocks.
And he listened to everything. I used to be a poet.
Now he does not write poetry at all,
And I'm less and less often, there is no inspiration,
the callus on the finger is no longer visible ...
I remember this sad moment
when suddenly I realized: he's not shit
does not feel over drunken speeches,
he is not comfortable drinking with me!
But our voices murmured in the night
and having drunk everything - he went home.
What was he thinking as he left the air
fields, trees, cucumber beds?
He saw only prose in this dacha:
drink, eat, sleep in the end!
Well I was hiding in the country, like in a hole,
and, apparently, began to drag him in ...
or maybe my drunken delirium is tired.
I said a lot - he is nothing.
... He voluntarily broke the friendship -
without screaming, without harming yourself.
“We are different now,” he told me.
"And friends cannot be different!"
I listened in fear, thinking
that our meetings turned into drunkenness,
that for some reason he came to my house,
that constancy cannot be eternal.
Spiritual matters are mine
have become poor, or what? I dont know.
For what I said a lot - I'm sorry
I apologize - for the misunderstanding ...
My friend, I still live in the edge
raspberry bushes, lilac twigs,
poetry, as I love a woman,
and if necessary, I will kneel
under the apple tree
and pray that
what time our past would return,
that the table was full again with a snack,
what would you sit on the same chair again!
... Your presence gave happiness
I continue to live - well, how do you not understand ?!
The world without you is no longer rolling.
At least to the grave, maybe you will come?
August 3, 2012
we put pepper on the table with him,
and cucumbers as if on all fours
sat in a jar looking through the pickle
on our faces ...
The dacha came to life
when my friend opened the gate.
I was full of poetry at first
but I was sadder the more I drank.
About old age, which is increasingly
I felt (at least to me
so I dreamed), and about childhood, like a ball
galloping off somewhere, and about her -
love - that's all about it
I spoke to a friend before the cocks.
And he listened to everything. I used to be a poet.
Now he does not write poetry at all,
And I'm less and less often, there is no inspiration,
the callus on the finger is no longer visible ...
I remember this sad moment
when suddenly I realized: he's not shit
does not feel over drunken speeches,
he is not comfortable drinking with me!
But our voices murmured in the night
and having drunk everything - he went home.
What was he thinking as he left the air
fields, trees, cucumber beds?
He saw only prose in this dacha:
drink, eat, sleep in the end!
Well I was hiding in the country, like in a hole,
and, apparently, began to drag him in ...
or maybe my drunken delirium is tired.
I said a lot - he is nothing.
... He voluntarily broke the friendship -
without screaming, without harming yourself.
“We are different now,” he told me.
"And friends cannot be different!"
I listened in fear, thinking
that our meetings turned into drunkenness,
that for some reason he came to my house,
that constancy cannot be eternal.
Spiritual matters are mine
have become poor, or what? I dont know.
For what I said a lot - I'm sorry
I apologize - for the misunderstanding ...
My friend, I still live in the edge
raspberry bushes, lilac twigs,
poetry, as I love a woman,
and if necessary, I will kneel
under the apple tree
and pray that
what time our past would return,
that the table was full again with a snack,
what would you sit on the same chair again!
... Your presence gave happiness
I continue to live - well, how do you not understand ?!
The world without you is no longer rolling.
At least to the grave, maybe you will come?
August 3, 2012
У записи 5 лайков,
2 репостов.
2 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Андрей Ноябрь
