Решение оставить работу в состоянии наброска, сохранить то, что обычно называют этюдом, — не в качестве эскиза или подготовительной схемы, а в качестве полноценного произведения, даже более полноценного, чем произведение законченное, — не просто вызов. Оно заставляет сильно пошатнуться наше понимание того, что такое произведение, того, что делает произведение произведением: если завершить произведение — значит подчас загнать его на место, закрепить, утопить в песке и т. п., то, следовательно, оно может быть рассмотрено в себе, наперекор всему этому, в свежести своего восхода, как действующее свершение. И как раз этюд удерживает произведение вблизи его рождения, в напряжении возникновения. В соответствии с глубоким замечанием Бодлера о Коро (которое со времен Мальро служит провозвестием современной концепции этюда: “сделанное произведение не обязательно закончено, а законченное — не обязательно сделано”), делание оказывается разведено с завершением, освобождено от него, а произведение, оставив конформизм, возвращается к своему призванию: быть не ожидаемым зрелищем или высокой церемонией, а текущей и непосредственно действующей пробой. Оно оказывается призвано к своему долгу. Ведь поднимаемый этюдом вопрос касается не только того, что теряет произведение, завершаясь, или почему по мере продолжения работы и приближения к концу, к пределу (к определенности), оно не делается лучше, а раз–делывается, разрушается; еще более тревожно этюд спрашивает меня: а что если, с такой уверенностью стараясь «закончить», я на самом деле даже не начал?..
Таким образом, этюд, радикально пересматривая категории, которые произведение вводит в оборот, является полноценным произведением прежде всего потому, что побуждает рассматривать произведение уже не как некое состояние, результат, а как момент процесса, как оптимальный, наивысший момент, который нужно удержать остановленным. Не касаемся ли мы тут чего–то большего, нежели риск потерять, завершая? Ведь, открывая власть незаконченности (то, что законченность не является полнотой), этюд не просто заставляет нас испытать беспредельное богатство неопределенного или плодотворность потустороннего и возможного — короче говоря, все то, что обычно понимается под силами виртуального; этюд не просто напоминает нам, что произведение всегда предваряет само себя и не совпадает со своим «бытием», подобно тому как праздник всегда происходит перед праздником и нет большего счастья, чем в ожидании. Главное — этюд внушает нам мысль о том, что произведение, чтобы работать, должно содержать в себе некую нехватку, пустоту; что нужна некоторая незаполненность, дабы оно оставалось активным и могло продолжать свершаться. Этюд учит нас тому, что произведение действует, помимо прочего, за неимением, и что это неимение, вовсе не взывая к восполнению, конститутивно. И даже что произведение должно некоторым образом отказаться от своих признаков произведения, отказаться выглядеть «произведением», а то и самоустраниться — вместо того чтобы выставлять себя напоказ, — чтобы действительно производиться.
франсуа жюльен
великий образ не имеет формы, или через живопись — к не–объекту
Таким образом, этюд, радикально пересматривая категории, которые произведение вводит в оборот, является полноценным произведением прежде всего потому, что побуждает рассматривать произведение уже не как некое состояние, результат, а как момент процесса, как оптимальный, наивысший момент, который нужно удержать остановленным. Не касаемся ли мы тут чего–то большего, нежели риск потерять, завершая? Ведь, открывая власть незаконченности (то, что законченность не является полнотой), этюд не просто заставляет нас испытать беспредельное богатство неопределенного или плодотворность потустороннего и возможного — короче говоря, все то, что обычно понимается под силами виртуального; этюд не просто напоминает нам, что произведение всегда предваряет само себя и не совпадает со своим «бытием», подобно тому как праздник всегда происходит перед праздником и нет большего счастья, чем в ожидании. Главное — этюд внушает нам мысль о том, что произведение, чтобы работать, должно содержать в себе некую нехватку, пустоту; что нужна некоторая незаполненность, дабы оно оставалось активным и могло продолжать свершаться. Этюд учит нас тому, что произведение действует, помимо прочего, за неимением, и что это неимение, вовсе не взывая к восполнению, конститутивно. И даже что произведение должно некоторым образом отказаться от своих признаков произведения, отказаться выглядеть «произведением», а то и самоустраниться — вместо того чтобы выставлять себя напоказ, — чтобы действительно производиться.
франсуа жюльен
великий образ не имеет формы, или через живопись — к не–объекту
The decision to leave the work in a state of sketching, to keep what is usually called a sketch - not as a sketch or a preparatory scheme, but as a complete work, even more complete than a finished work, is not just a challenge. It makes our understanding of what a work is, of what makes a work a work, shaking greatly: if to complete a work means sometimes to drive it into place, fix it, drown it in the sand, etc., then, therefore, it can be considered in to myself, in spite of all this, in the freshness of its rising, as an active accomplishment. And it is precisely the etude that keeps the work close to its birth, in the tension of its appearance. In accordance with Baudelaire's profound remark about Corot (which since the time of Malraux serves as a proclamation of the modern concept of etude: “a work done is not necessarily finished, but a finished work is not necessarily done”), the doing is divorced from completion, freed from it, and the work, leaving conformism , returns to his vocation: to be not an expected spectacle or a high ceremony, but a current and directly acting test. It turns out to be called to its duty. After all, the question raised by the etude concerns not only what the work loses when it ends, or why, as the work continues and approaches the end, to the limit (to certainty), it is not done better, but is divided and destroyed; even more alarmingly, the study asks me: what if, while trying to “finish” with such confidence, I haven’t even begun? ..
Thus, an etude, radically revising the categories that the work introduces into circulation, is a full-fledged work primarily because it prompts to consider the work not as a certain state, a result, but as a moment of the process, as an optimal, highest moment that must be kept stopped. Are we not concerned with something more than the risk of losing by completing? Indeed, discovering the power of incompleteness (that completeness is not completeness), the etude does not simply make us experience the infinite wealth of the indefinite or the fruitfulness of the otherworldly and possible - in short, everything that is usually understood as the forces of the virtual; the etude not only reminds us that a work always precedes itself and does not coincide with its “being”, just as a holiday always takes place before a holiday and there is no greater happiness than waiting. The main thing is that the etude inspires us with the idea that a work, in order to work, must contain a certain lack, emptiness; that some incompleteness is needed so that it remains active and can continue to happen. The etude teaches us that the work acts, among other things, in the absence of, and that this lack, without at all appealing to completion, is constitutive. And even that a work must in some way give up its characteristics of a work, refuse to look like a “work,” or even withdraw itself - instead of showing itself off - in order to actually be produced.
Francois Julien
a great image has no form, or through painting - to a non-object
Thus, an etude, radically revising the categories that the work introduces into circulation, is a full-fledged work primarily because it prompts to consider the work not as a certain state, a result, but as a moment of the process, as an optimal, highest moment that must be kept stopped. Are we not concerned with something more than the risk of losing by completing? Indeed, discovering the power of incompleteness (that completeness is not completeness), the etude does not simply make us experience the infinite wealth of the indefinite or the fruitfulness of the otherworldly and possible - in short, everything that is usually understood as the forces of the virtual; the etude not only reminds us that a work always precedes itself and does not coincide with its “being”, just as a holiday always takes place before a holiday and there is no greater happiness than waiting. The main thing is that the etude inspires us with the idea that a work, in order to work, must contain a certain lack, emptiness; that some incompleteness is needed so that it remains active and can continue to happen. The etude teaches us that the work acts, among other things, in the absence of, and that this lack, without at all appealing to completion, is constitutive. And even that a work must in some way give up its characteristics of a work, refuse to look like a “work,” or even withdraw itself - instead of showing itself off - in order to actually be produced.
Francois Julien
a great image has no form, or through painting - to a non-object
У записи 21 лайков,
3 репостов.
3 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Фоминова
