"О чтении и письме
Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью – и ты узнаешь, что кровь есть дух.
Не легко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников.
Кто знает читателя, тот ничего не делает для читателя. Еще одно столетие читателей – и дух сам будет смердеть.
То, что каждый имеет право учиться читать, портит надолго не только писание, но и мысль.
Некогда дух был Богом, потом стал человеком, а ныне становится он даже чернью.
Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть.
В горах кратчайший путь – с вершины на вершину; но для этого надо иметь длинные ноги. Притчи должны быть вершинами: и те, к кому говорят они, – большими и рослыми.
Воздух разреженный и чистый, опасность близкая и дух, полный радостной злобы, – все это хорошо идет одно к другому.
Я хочу, чтобы вокруг меня были кобольды, ибо мужествен я. Мужество гонит призраки, само создает себе кобольдов – мужество хочет смеяться.
Я не чувствую больше вместе с вами: эта туча, что я вижу под собой, эта чернота и тяжесть, над которыми я смеюсь, – такова ваша грозовая туча.
Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся.
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеется над всякой трагедией сцены и жизни.
Беззаботными, насмешливыми, сильными – такими хочет нас мудрость: она – женщина и любит всегда только воина.
Вы говорите мне: "жизнь тяжело нести". Но к чему была бы вам ваша гордость поутру и ваша покорность вечером?
Жизнь тяжело нести; но не притворяйтесь же такими нежными! Мы все прекрасные вьючные ослы и ослицы.
Что у нас общего с розовой почкой, которая дрожит, ибо капля росы лежит у нее на теле?
Правда, мы любим жизнь, но не потому, что к жизни, а потому, что к любви мы привыкли.
В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.
И даже мне, расположенному к жизни, кажется, что мотыльки и мыльные пузыри и те, кто похож на них среди людей, больше всех знают о счастье.
Зреть, как порхают они, эти легкие вздорные ломкие бойкие душеньки – вот что пьянит Заратустру до песен и слез.
Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы танцевать.
И когда я увидел своего демона, я нашел его серьезным, веским, глубоким и торжественным: это был дух тяжести, благодаря ему все вещи падают на землю.
Убивают не гневом, а смехом. Вставайте, помогите нам убить дух тяжести!
Я научился ходить; с тех пор я позволяю себе бегать. Я научился летать; с тех пор я не жду толчка, чтобы сдвинуться с места.
Теперь я легок, теперь я летаю, теперь я вижу себя под собой, теперь Бог танцует во мне.
Так говорил Заратустра."
Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью – и ты узнаешь, что кровь есть дух.
Не легко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников.
Кто знает читателя, тот ничего не делает для читателя. Еще одно столетие читателей – и дух сам будет смердеть.
То, что каждый имеет право учиться читать, портит надолго не только писание, но и мысль.
Некогда дух был Богом, потом стал человеком, а ныне становится он даже чернью.
Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть.
В горах кратчайший путь – с вершины на вершину; но для этого надо иметь длинные ноги. Притчи должны быть вершинами: и те, к кому говорят они, – большими и рослыми.
Воздух разреженный и чистый, опасность близкая и дух, полный радостной злобы, – все это хорошо идет одно к другому.
Я хочу, чтобы вокруг меня были кобольды, ибо мужествен я. Мужество гонит призраки, само создает себе кобольдов – мужество хочет смеяться.
Я не чувствую больше вместе с вами: эта туча, что я вижу под собой, эта чернота и тяжесть, над которыми я смеюсь, – такова ваша грозовая туча.
Вы смотрите вверх, когда вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся.
Кто из вас может одновременно смеяться и быть высоко?
Кто поднимается на высочайшие горы, тот смеется над всякой трагедией сцены и жизни.
Беззаботными, насмешливыми, сильными – такими хочет нас мудрость: она – женщина и любит всегда только воина.
Вы говорите мне: "жизнь тяжело нести". Но к чему была бы вам ваша гордость поутру и ваша покорность вечером?
Жизнь тяжело нести; но не притворяйтесь же такими нежными! Мы все прекрасные вьючные ослы и ослицы.
Что у нас общего с розовой почкой, которая дрожит, ибо капля росы лежит у нее на теле?
Правда, мы любим жизнь, но не потому, что к жизни, а потому, что к любви мы привыкли.
В любви всегда есть немного безумия. Но и в безумии всегда есть немного разума.
И даже мне, расположенному к жизни, кажется, что мотыльки и мыльные пузыри и те, кто похож на них среди людей, больше всех знают о счастье.
Зреть, как порхают они, эти легкие вздорные ломкие бойкие душеньки – вот что пьянит Заратустру до песен и слез.
Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы танцевать.
И когда я увидел своего демона, я нашел его серьезным, веским, глубоким и торжественным: это был дух тяжести, благодаря ему все вещи падают на землю.
Убивают не гневом, а смехом. Вставайте, помогите нам убить дух тяжести!
Я научился ходить; с тех пор я позволяю себе бегать. Я научился летать; с тех пор я не жду толчка, чтобы сдвинуться с места.
Теперь я легок, теперь я летаю, теперь я вижу себя под собой, теперь Бог танцует во мне.
Так говорил Заратустра."
"On reading and writing
Of all that has been written, I love only what is written in my own blood. Write in blood - and you will know that blood is spirit.
It's not easy to understand someone else's blood: I hate reading idlers.
Whoever knows the reader does nothing for the reader. One more century of readers - and the spirit itself will stink.
The fact that everyone has the right to learn to read spoils not only writing, but also thought for a long time.
Once the spirit was God, then it became a man, and now it even becomes a rabble.
He who writes in blood and parables wants not to be read, but to be learned by heart.
In the mountains, the shortest path is from top to top; but for this you need to have long legs. Proverbs should be tops: and those to whom they speak - large and tall.
The air is thin and clean, the danger is near and the spirit full of joyful anger - all this goes well one to another.
I want kobolds around me, for I am courageous. Courage drives away ghosts, creates kobolds for itself - courage wants to laugh.
I no longer feel with you: this cloud that I see beneath me, this blackness and heaviness at which I laugh — such is your thundercloud.
You look up when you strive to rise. And I look down, for I have risen.
How many of you can laugh and be high at the same time?
He who climbs the highest mountains laughs at every tragedy of stage and life.
Carefree, mocking, strong - this is how wisdom wants us: she is a woman and always loves only a warrior.
You tell me, "life is hard to bear." But why would you be proud in the morning and your humility in the evening?
Life is hard to bear; but don't pretend to be so gentle! We are all fine donkeys and donkeys.
What do we have in common with a pink bud that trembles as a dew drop lies on its body?
True, we love life, but not because we love life, but because we are used to love.
There is always a little madness in love. But in madness there is always a little intelligence.
And even to me, inclined to life, it seems that moths and soap bubbles and those who are like them among people know more about happiness than anyone else.
See how they flutter, these light, absurd, brittle, brisk little souls - that is what intoxicates Zarathustra to songs and tears.
I would only believe in a God who could dance.
And when I saw my demon, I found him serious, weighty, deep and solemn: it was a spirit of gravity, thanks to him all things fall to the ground.
They kill not with anger, but with laughter. Get up, help us kill the spirit of gravity!
I learned to walk; since then I have allowed myself to run. I learned to fly; since then I am not waiting for a push to budge.
Now I am light, now I fly, now I see myself under me, now God is dancing in me.
Thus spoke Zarathustra. "
Of all that has been written, I love only what is written in my own blood. Write in blood - and you will know that blood is spirit.
It's not easy to understand someone else's blood: I hate reading idlers.
Whoever knows the reader does nothing for the reader. One more century of readers - and the spirit itself will stink.
The fact that everyone has the right to learn to read spoils not only writing, but also thought for a long time.
Once the spirit was God, then it became a man, and now it even becomes a rabble.
He who writes in blood and parables wants not to be read, but to be learned by heart.
In the mountains, the shortest path is from top to top; but for this you need to have long legs. Proverbs should be tops: and those to whom they speak - large and tall.
The air is thin and clean, the danger is near and the spirit full of joyful anger - all this goes well one to another.
I want kobolds around me, for I am courageous. Courage drives away ghosts, creates kobolds for itself - courage wants to laugh.
I no longer feel with you: this cloud that I see beneath me, this blackness and heaviness at which I laugh — such is your thundercloud.
You look up when you strive to rise. And I look down, for I have risen.
How many of you can laugh and be high at the same time?
He who climbs the highest mountains laughs at every tragedy of stage and life.
Carefree, mocking, strong - this is how wisdom wants us: she is a woman and always loves only a warrior.
You tell me, "life is hard to bear." But why would you be proud in the morning and your humility in the evening?
Life is hard to bear; but don't pretend to be so gentle! We are all fine donkeys and donkeys.
What do we have in common with a pink bud that trembles as a dew drop lies on its body?
True, we love life, but not because we love life, but because we are used to love.
There is always a little madness in love. But in madness there is always a little intelligence.
And even to me, inclined to life, it seems that moths and soap bubbles and those who are like them among people know more about happiness than anyone else.
See how they flutter, these light, absurd, brittle, brisk little souls - that is what intoxicates Zarathustra to songs and tears.
I would only believe in a God who could dance.
And when I saw my demon, I found him serious, weighty, deep and solemn: it was a spirit of gravity, thanks to him all things fall to the ground.
They kill not with anger, but with laughter. Get up, help us kill the spirit of gravity!
I learned to walk; since then I have allowed myself to run. I learned to fly; since then I am not waiting for a push to budge.
Now I am light, now I fly, now I see myself under me, now God is dancing in me.
Thus spoke Zarathustra. "
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Сергей Григорян
![Мария Карпушева [Рыжая]](https://pp.userapi.com/c604620/v604620928/3322f/KQv6SujfbG8.jpg "Мария Карпушева [Рыжая]")
