сознание меркнет, подобно звёздам, и ты бессилен, чтоб им владеть. дорога прямо в открытый космос: нейроны вспыхнули, память - сеть. я наблюдаю, как пепелище спустя три дня обратится в тыл. находит тот лишь, кто яро ищет, и обретает лишь тот, кто был на грани смерти - и все ж вернулся в мирское, бренное. "сядьте, пять". я ощущаю в приливах пульса удары сердца, что бьется вспять.
я помню все, что забыли люди. как начинался тогда потоп - голубь принес на ивовой ветви мне вновь смирну, розмарин, укроп: я часто вижу такие вещи, что лучше даже не начинать описывать пируэты смерти - это мешает мне жить и спать. это мешает искать ответы - и отвлекает, дай боже как. ходить по прошлому, как по клетке, кладя сокровища все в рукав, кивать с улыбкою тем, кто брошен, объятием тёплым снимая боль - посев был сожжен: и снова кожу разъест до раны кровавой соль
ответной истины: очевидно, но мир обрушится год спустя. я точно знаю, что я увижу на склонах брошенный кем-то сад, терновник, цепко покрывший землю - но будут астры на небесах. я никого не учу. я внемлю, что вера лечит не только страх, но и разбитую бурей душу, и даже сердце, что на куски: я была выброшена на сушу, и боль проламывала виски, когда касалась его рассказов - там столько горечи, столько зла. я словно в кому впадаю сразу, поскольку в зале одна лишь я смотрю на этот экран причастий: бог отнимает все то, что дал. и я согласна. по факту, счастье -
это когда хоть немного стал священен сутью, а не наружно, и свет мне греет в ночи нутро. скоро на землю заступит утро, рассвет опять подчеркнёт все то, что так прекрасно - неумолимо: лиловый, призрачный, мягкий свет покрывший горы вдали, и иней сверкающий, будто первый снег покроет кожу мою сплетением созвездий родинок: звездочёт учил меня не бояться тени, и я послушно учу урок, где силуэты, сплетаясь в контур, венком стекаются в горизонт - меняя тело мое и форму, как будто в дождь раскрывая зонт:
я гриб, который никто не видел, неосязаемый лунный блик, я пауза после жизни титров, тот самый явственный, странный миг когда, сойдя с парапета роли, ты начинаешь с нуля главу: где несмотря на приливы боли, ей вопреки все равно живу - как будто первый из всех пришельцев, потусторонних и неземных - и как меня ни лови, ни целься, я скрыта под полотном, где стих
будто кольчуга, дробит все пули, остановив их ужасный бег, покрыв мне ладаном нежным губы, твердит другим, что я - человек, а значит, тоже имею право, на эту жизнь и участие в ней. я каждый день понимаю: рано, готовы стрелы и лук, мишень давно видна мне - но я спокойна: ещё не время, чтобы стрелять. здесь было пролито столько крови, что превратилось лекарство в яд.
теперь повсюду одна лишь травля, но все идёт своим чередом: смочить обиду, как марлю в ванне, сглотнув отчаяния веский ком, запить все чаем - цейлонским чёрным, добавив мёд или же имбирь. и наблюдать, как, восстав из комы, не будет прежним уже тот мир,
где каждый мог бы бездумно ранить - бог поменял все тарифы сам, повысив ставку процентов кармы, чтобы вернули долг небесам шесть тысяч лет что не был уплачен - звезда, всходящая в свой зенит: мы заварили такую кашу, что теперь делай/не делай вид
придется все же хлебать покорно, хрустя желваками через раз. существовать под покровом бога мог бы спокойно любой дурак, а мы ведь явно не гениальны - пораскололись, не соберёшь, с тоски срывали любви стоп краны - теперь повсюду одна лишь ложь.
но каждый раз в момент полнолуния, раскинув волосы по плечам,
я слышу бога - его молю я, чтоб он оставил возможность нам
сыграть ещё раз в его рулетку:
где приз велик - пусть огромен риск.
он говорит мне: "посмотрим, детка"
и мягким светом
струится вниз
5-7 февраля 2017
я помню все, что забыли люди. как начинался тогда потоп - голубь принес на ивовой ветви мне вновь смирну, розмарин, укроп: я часто вижу такие вещи, что лучше даже не начинать описывать пируэты смерти - это мешает мне жить и спать. это мешает искать ответы - и отвлекает, дай боже как. ходить по прошлому, как по клетке, кладя сокровища все в рукав, кивать с улыбкою тем, кто брошен, объятием тёплым снимая боль - посев был сожжен: и снова кожу разъест до раны кровавой соль
ответной истины: очевидно, но мир обрушится год спустя. я точно знаю, что я увижу на склонах брошенный кем-то сад, терновник, цепко покрывший землю - но будут астры на небесах. я никого не учу. я внемлю, что вера лечит не только страх, но и разбитую бурей душу, и даже сердце, что на куски: я была выброшена на сушу, и боль проламывала виски, когда касалась его рассказов - там столько горечи, столько зла. я словно в кому впадаю сразу, поскольку в зале одна лишь я смотрю на этот экран причастий: бог отнимает все то, что дал. и я согласна. по факту, счастье -
это когда хоть немного стал священен сутью, а не наружно, и свет мне греет в ночи нутро. скоро на землю заступит утро, рассвет опять подчеркнёт все то, что так прекрасно - неумолимо: лиловый, призрачный, мягкий свет покрывший горы вдали, и иней сверкающий, будто первый снег покроет кожу мою сплетением созвездий родинок: звездочёт учил меня не бояться тени, и я послушно учу урок, где силуэты, сплетаясь в контур, венком стекаются в горизонт - меняя тело мое и форму, как будто в дождь раскрывая зонт:
я гриб, который никто не видел, неосязаемый лунный блик, я пауза после жизни титров, тот самый явственный, странный миг когда, сойдя с парапета роли, ты начинаешь с нуля главу: где несмотря на приливы боли, ей вопреки все равно живу - как будто первый из всех пришельцев, потусторонних и неземных - и как меня ни лови, ни целься, я скрыта под полотном, где стих
будто кольчуга, дробит все пули, остановив их ужасный бег, покрыв мне ладаном нежным губы, твердит другим, что я - человек, а значит, тоже имею право, на эту жизнь и участие в ней. я каждый день понимаю: рано, готовы стрелы и лук, мишень давно видна мне - но я спокойна: ещё не время, чтобы стрелять. здесь было пролито столько крови, что превратилось лекарство в яд.
теперь повсюду одна лишь травля, но все идёт своим чередом: смочить обиду, как марлю в ванне, сглотнув отчаяния веский ком, запить все чаем - цейлонским чёрным, добавив мёд или же имбирь. и наблюдать, как, восстав из комы, не будет прежним уже тот мир,
где каждый мог бы бездумно ранить - бог поменял все тарифы сам, повысив ставку процентов кармы, чтобы вернули долг небесам шесть тысяч лет что не был уплачен - звезда, всходящая в свой зенит: мы заварили такую кашу, что теперь делай/не делай вид
придется все же хлебать покорно, хрустя желваками через раз. существовать под покровом бога мог бы спокойно любой дурак, а мы ведь явно не гениальны - пораскололись, не соберёшь, с тоски срывали любви стоп краны - теперь повсюду одна лишь ложь.
но каждый раз в момент полнолуния, раскинув волосы по плечам,
я слышу бога - его молю я, чтоб он оставил возможность нам
сыграть ещё раз в его рулетку:
где приз велик - пусть огромен риск.
он говорит мне: "посмотрим, детка"
и мягким светом
струится вниз
5-7 февраля 2017
consciousness fades like stars, and you are powerless to own it. the road is straight into open space: neurons flash, memory is a network. I watch the ashes turn into the rear after three days. he finds only one who is vehemently seeking, and finds only one who was on the verge of death — and yet he returned to the worldly, perishable. "sit down, five." I feel a heartbeat that beats backwards in the tides of the pulse.
I remember everything that people forgot. how the flood began then - the pigeon brought my writh, rosemary, dill to the willow branch: I often see such things that it is better not to even begin to describe the pirouettes of death - this prevents me from living and sleeping. it makes it difficult to search for answers - and distracts, God forbid, how. walking around the past, like in a cage, putting treasures in the sleeve, nodding with a smile to those who are thrown, embracing with a warm hug, taking pain - the crop was burned: and again the skin will be eroded to the wound with bloody salt
response truth: obviously, but the world will collapse a year later. I know for sure that I will see on the slopes a garden thorny thrown by someone tenaciously covering the earth - but there will be asters in heaven. I do not teach anyone. I will heed that faith heals not only fear, but also a soul broken by a storm, and even a heart, that to pieces: I was thrown onto the land, and the pain was breaking through my temples when I touched his stories - there is so much bitterness, so much evil. I feel like I fall into someone at once, because in the hall I am alone looking at this participle screen: God takes away all that he has given. and I agree. in fact, happiness is
it is when at least a little has become sacred by its essence, and not outwardly, and the light heats me in the night inside. soon morning will rise on the earth, dawn again will emphasize everything that is so beautiful - inexorably: purple, ghostly, soft light covered the mountains in the distance, and sparkling frost, as if the first snow would cover my skin with the interlacing of constellations of moles: the astrologer taught me not to fear the shadow, and I obediently teach a lesson where silhouettes, intertwining in a contour, flock to the horizon with a wreath - changing my body and shape, as if opening a umbrella in the rain:
I am a mushroom that no one has seen, an intangible moon flare, I pause after the life of the credits, the same distinct, strange moment when, after descending from the parapet of the role, you start a chapter from scratch: where, despite the tides of pain, I still live in spite of as if the first of all aliens, otherworldly and unearthly - and no matter how you catch or aim me, I am hidden under the canvas, where the verse
as if a coat of mail, crushes all the bullets, stopping their terrible running, covering my lips with tender incense, telling others that I am a man, and therefore I also have the right to this life and participation in it. I understand every day: early, arrows and bow are ready, the target has long been visible to me - but I am calm: there is not yet time to shoot. so much blood was shed here that the medicine turned into poison.
now there is only one persecution everywhere, but everything goes on as usual: wet the offense, like gauze in a bath, swallowing despair with a weighty ball, drink all of the tea with Ceylon black, adding honey or ginger. and observe how, having risen from a coma, that world will not be the same already,
where everyone could hurt thoughtlessly - God changed all the tariffs himself, raising the interest rate of karma to return the debt to heaven six thousand years that was not paid - a star rising to its zenith: we brewed such a mess that now do / don't pretend
you will still have to gulp down obediently, crunching cheeks through time. any fool could exist peacefully under the cover of God, and we are obviously not brilliant - we couldn’t collect it, don’t collect it, with anguish we broke love of our feet - it’s only a lie everywhere.
but every time at the moment of full moon, hair spread over his shoulders,
I hear God - I pray to him, that he leave the opportunity to us
play his roulette again:
where the prize is great - let the huge risk.
he says to me, "let's see, baby"
and soft light
flowing down
February 5-7, 2017
I remember everything that people forgot. how the flood began then - the pigeon brought my writh, rosemary, dill to the willow branch: I often see such things that it is better not to even begin to describe the pirouettes of death - this prevents me from living and sleeping. it makes it difficult to search for answers - and distracts, God forbid, how. walking around the past, like in a cage, putting treasures in the sleeve, nodding with a smile to those who are thrown, embracing with a warm hug, taking pain - the crop was burned: and again the skin will be eroded to the wound with bloody salt
response truth: obviously, but the world will collapse a year later. I know for sure that I will see on the slopes a garden thorny thrown by someone tenaciously covering the earth - but there will be asters in heaven. I do not teach anyone. I will heed that faith heals not only fear, but also a soul broken by a storm, and even a heart, that to pieces: I was thrown onto the land, and the pain was breaking through my temples when I touched his stories - there is so much bitterness, so much evil. I feel like I fall into someone at once, because in the hall I am alone looking at this participle screen: God takes away all that he has given. and I agree. in fact, happiness is
it is when at least a little has become sacred by its essence, and not outwardly, and the light heats me in the night inside. soon morning will rise on the earth, dawn again will emphasize everything that is so beautiful - inexorably: purple, ghostly, soft light covered the mountains in the distance, and sparkling frost, as if the first snow would cover my skin with the interlacing of constellations of moles: the astrologer taught me not to fear the shadow, and I obediently teach a lesson where silhouettes, intertwining in a contour, flock to the horizon with a wreath - changing my body and shape, as if opening a umbrella in the rain:
I am a mushroom that no one has seen, an intangible moon flare, I pause after the life of the credits, the same distinct, strange moment when, after descending from the parapet of the role, you start a chapter from scratch: where, despite the tides of pain, I still live in spite of as if the first of all aliens, otherworldly and unearthly - and no matter how you catch or aim me, I am hidden under the canvas, where the verse
as if a coat of mail, crushes all the bullets, stopping their terrible running, covering my lips with tender incense, telling others that I am a man, and therefore I also have the right to this life and participation in it. I understand every day: early, arrows and bow are ready, the target has long been visible to me - but I am calm: there is not yet time to shoot. so much blood was shed here that the medicine turned into poison.
now there is only one persecution everywhere, but everything goes on as usual: wet the offense, like gauze in a bath, swallowing despair with a weighty ball, drink all of the tea with Ceylon black, adding honey or ginger. and observe how, having risen from a coma, that world will not be the same already,
where everyone could hurt thoughtlessly - God changed all the tariffs himself, raising the interest rate of karma to return the debt to heaven six thousand years that was not paid - a star rising to its zenith: we brewed such a mess that now do / don't pretend
you will still have to gulp down obediently, crunching cheeks through time. any fool could exist peacefully under the cover of God, and we are obviously not brilliant - we couldn’t collect it, don’t collect it, with anguish we broke love of our feet - it’s only a lie everywhere.
but every time at the moment of full moon, hair spread over his shoulders,
I hear God - I pray to him, that he leave the opportunity to us
play his roulette again:
where the prize is great - let the huge risk.
he says to me, "let's see, baby"
and soft light
flowing down
February 5-7, 2017
У записи 163 лайков,
14 репостов,
10656 просмотров.
14 репостов,
10656 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ксения Никитина
