Когда ночь вступала в свои права, приходили сны. О, нет, это не были те сны, что вползают на крысиных лапках в головы на исходе дня обычным смертным и распугивают их примитивные мысли… Нет, это были сны совсем другого рода - глубокие и тяжелые как небеса в начале времен… Эти сны похищали душу и затягивали в Вечность…
Но что это было на самом деле? Исповедь проклятого, или воспоминание о чемто первозданном, о том что некогда существовало…Или существует? Не знаю.
Возможно, это была бездна или пещера. Огромная подземная цитадель,святилище сотворенное из камня настолько черного, что он пожирал даже мимолетную искру света, а мысли о том, что могло свершаться в этих чертогах,даже кровь превращало в лед. Но это было реальностью. Это был чудовищный ритуал в котором, не было ни молитв, ни тени скорби. Призрачные жрецы, облаченные лишь в свою собственную посеребренную кожу, словно исполняя свой долг, приносили в жертву самих себя, в скармливали собой, своей жизненной силой, своим духом,своей плотью, нечто несоизмеримо огромное, скрывающееся в самом сердце гнетущей пропасти в центре этого жуткого Храма. Это была сама Тьма, молниеносно исторгающая из своего естества светло-глазых и бело-зубых хищников способных проникать туда, где был Свет.
Но еще целая вечность должна была пройти, пока вместо легконогих богов на земную твердь вступит грубая нога человека. Но это был только сон. Сон…?
Столетия, повинуясь взмаху ресниц, пронеслись и канули в пустоту. Сон,снова только лишь сон.
Окаменевшая плоть начала оживать. Густая, почти черная кровь, со змеиной настойчивостью проникала сквозь безжизненное сплетение еле ощутимых вен и аорт, сквозь холод мертвого мяса к самому сердцу. Острые, как мелкие иглы, осколки проклятия, впивались в нервы,пробуждая плоть к жизни.Но его сознание еще не пробуждалось. Оно находилось в незримой пустоте, где прошлое соединяется с будущим и время не существовало.
Луна освещала бесконечную пустыню, на сером песке которой только что пролитая кровь,казалась чернильным пятном…
Но шло время и все менялось. С окончанием войн возвратилось сознание.Воздух был напоен треском ломаемых доспехов, хрустом костей, безумными криками воинов и стонами умирающих. Но кровь… Кровь вязкими лужами укрывала землю и на закате дня уже напоминала королевский пурпур…
Разное время, разные материки и страны, но везде кровь! Кровь…
А потом, Это случилось! Темный купол неба, словно содрогнулся от сдавленного беззвучного крика. Свершилось! Тварь открыла глаза, и мертвое тело пробудилось от вечного забвения. Он снова был жив!
X X X
Было еще не слишком поздно. Из баров затухал рокот пьяных голосов и хрип саксофона,все было как всегда. Ветер гнал по темным улицам обрывки новых свинговых мелодий, а листы прочитанных газет,казалось, танцуют в свете одиноких фонарей с пожелтевшими осенними листьями.Пара запоздавших прохожих скрылась за поворотом, где-то в темноте раздался стук каблуков и звонкий женский смех. И снова тишина лишь изредка нарушаемая звуками проезжающих, где-то рядом машин. Казалось, что сон медленно проникает в самую душу мегаполиса, заставляя уснуть даже звуки. Словно пытаясь противостоять наступлению сна или чего-то иного, но такого же неизбежного,рванулся и затрепетал на ветру, подобный крылу встревоженной птице полу-оторванный глянцевый постер зовущий на премьеру «самого ужасного фильма».Следы недавнего дождя и придорожная грязь почти скрыли невинный образ Хелены Хандлер но при желании на этой афише еще можно было различить дату премьеры и последние три цифры года – 931.
Тень,и холоднее чем ночь, вползла на улицу.Звериное чутье, напряженное и острое как смертоносная бритва, обрело контроль над костями и мышцами, а мозг захлестнуло неотвратимое желание убить... Утолить голод.
Он почувствовал ее прежде, чем смог увидеть. Она была где-то совсем близко. Аромат пота и дешевых духов.Она видимо спешила домой. Но вот она остановилась, что бы поправить шов на чулке. Пропащая женщина в пропащем городе.
По крайней мере ему так было приятно это осознавать.
Она поправила золотистый локон, упавший на ее белоснежный лоб, набрала в грудь воздуха, но закричать уже не смогла. Ужас вонзил в ее сердце свое острые клыки, и вместо крика из ее горла,вырвался пульсирующий фонтан теплой крови. Но ни одна капля не коснулась мостовой.
Он пил большими глотками, поглощал ее всю, со звериным рыком втягивал ноздрями ее аромат, с безумной жадностью, свойственной лишь ночным охотникам, насыщался ее жизнью, полностью растворяясь в кровавом экстазе.
Он нехотя оторвался от своей трапезы и медленно выпустил из рук ее безжизненное тело.Когда ее мертвое лицо коснулась грязного тротуара, он был уже далеко. Он спешил навстречу просыпающемуся бульвару,который находился так непостижимо близко и так невыносимо далеко. Он оглянулся.Потом жестом достойным аристократа открыл крышку дорогих карманных часов, висящих на витой золотой цепочке. Все хорошо, время еще на его стороне…
Словно повинуясь его желанию, желтые огни потертого лимузина разрезали предрассветную тьму, подобно огням плывущего сквозь туман потерянного корабля. Машина остановилась. Водитель выскочил из машины и услужливо открыл перед ним заднюю дверь. Подождал, когда его пассажир усядется в обтянутом кожей салоне и кивнет, что можем ехать.
Водитель старался не смотреть на своего пассажира. На «Терри и Меш» он работал совсем недавно, но уже успел наслушаться от своих собратьев по ремеслу о невыносимом характере звезд кино бизнеса. Только когда свернули с Сансети остановились на Голливуд бульваре,он набрался смелости, нервно поправил кепку шоферской униформы с надписью «Универсал», вытер вспотевшие руки о брюки и неуверенно залепетал:
«Могу ли попросить ваш автограф? Для моей жены… мы были недавно на премьере вашего фильма…»
Длинные белые пальцы взяли листок бумаги и единым росчерком вывели на нем имя, которое большими кровавыми буквами значилось на всех афишах Америки.
Bela Lugosi. Dracula.
Перевод: Anton Valiar
Но что это было на самом деле? Исповедь проклятого, или воспоминание о чемто первозданном, о том что некогда существовало…Или существует? Не знаю.
Возможно, это была бездна или пещера. Огромная подземная цитадель,святилище сотворенное из камня настолько черного, что он пожирал даже мимолетную искру света, а мысли о том, что могло свершаться в этих чертогах,даже кровь превращало в лед. Но это было реальностью. Это был чудовищный ритуал в котором, не было ни молитв, ни тени скорби. Призрачные жрецы, облаченные лишь в свою собственную посеребренную кожу, словно исполняя свой долг, приносили в жертву самих себя, в скармливали собой, своей жизненной силой, своим духом,своей плотью, нечто несоизмеримо огромное, скрывающееся в самом сердце гнетущей пропасти в центре этого жуткого Храма. Это была сама Тьма, молниеносно исторгающая из своего естества светло-глазых и бело-зубых хищников способных проникать туда, где был Свет.
Но еще целая вечность должна была пройти, пока вместо легконогих богов на земную твердь вступит грубая нога человека. Но это был только сон. Сон…?
Столетия, повинуясь взмаху ресниц, пронеслись и канули в пустоту. Сон,снова только лишь сон.
Окаменевшая плоть начала оживать. Густая, почти черная кровь, со змеиной настойчивостью проникала сквозь безжизненное сплетение еле ощутимых вен и аорт, сквозь холод мертвого мяса к самому сердцу. Острые, как мелкие иглы, осколки проклятия, впивались в нервы,пробуждая плоть к жизни.Но его сознание еще не пробуждалось. Оно находилось в незримой пустоте, где прошлое соединяется с будущим и время не существовало.
Луна освещала бесконечную пустыню, на сером песке которой только что пролитая кровь,казалась чернильным пятном…
Но шло время и все менялось. С окончанием войн возвратилось сознание.Воздух был напоен треском ломаемых доспехов, хрустом костей, безумными криками воинов и стонами умирающих. Но кровь… Кровь вязкими лужами укрывала землю и на закате дня уже напоминала королевский пурпур…
Разное время, разные материки и страны, но везде кровь! Кровь…
А потом, Это случилось! Темный купол неба, словно содрогнулся от сдавленного беззвучного крика. Свершилось! Тварь открыла глаза, и мертвое тело пробудилось от вечного забвения. Он снова был жив!
X X X
Было еще не слишком поздно. Из баров затухал рокот пьяных голосов и хрип саксофона,все было как всегда. Ветер гнал по темным улицам обрывки новых свинговых мелодий, а листы прочитанных газет,казалось, танцуют в свете одиноких фонарей с пожелтевшими осенними листьями.Пара запоздавших прохожих скрылась за поворотом, где-то в темноте раздался стук каблуков и звонкий женский смех. И снова тишина лишь изредка нарушаемая звуками проезжающих, где-то рядом машин. Казалось, что сон медленно проникает в самую душу мегаполиса, заставляя уснуть даже звуки. Словно пытаясь противостоять наступлению сна или чего-то иного, но такого же неизбежного,рванулся и затрепетал на ветру, подобный крылу встревоженной птице полу-оторванный глянцевый постер зовущий на премьеру «самого ужасного фильма».Следы недавнего дождя и придорожная грязь почти скрыли невинный образ Хелены Хандлер но при желании на этой афише еще можно было различить дату премьеры и последние три цифры года – 931.
Тень,и холоднее чем ночь, вползла на улицу.Звериное чутье, напряженное и острое как смертоносная бритва, обрело контроль над костями и мышцами, а мозг захлестнуло неотвратимое желание убить... Утолить голод.
Он почувствовал ее прежде, чем смог увидеть. Она была где-то совсем близко. Аромат пота и дешевых духов.Она видимо спешила домой. Но вот она остановилась, что бы поправить шов на чулке. Пропащая женщина в пропащем городе.
По крайней мере ему так было приятно это осознавать.
Она поправила золотистый локон, упавший на ее белоснежный лоб, набрала в грудь воздуха, но закричать уже не смогла. Ужас вонзил в ее сердце свое острые клыки, и вместо крика из ее горла,вырвался пульсирующий фонтан теплой крови. Но ни одна капля не коснулась мостовой.
Он пил большими глотками, поглощал ее всю, со звериным рыком втягивал ноздрями ее аромат, с безумной жадностью, свойственной лишь ночным охотникам, насыщался ее жизнью, полностью растворяясь в кровавом экстазе.
Он нехотя оторвался от своей трапезы и медленно выпустил из рук ее безжизненное тело.Когда ее мертвое лицо коснулась грязного тротуара, он был уже далеко. Он спешил навстречу просыпающемуся бульвару,который находился так непостижимо близко и так невыносимо далеко. Он оглянулся.Потом жестом достойным аристократа открыл крышку дорогих карманных часов, висящих на витой золотой цепочке. Все хорошо, время еще на его стороне…
Словно повинуясь его желанию, желтые огни потертого лимузина разрезали предрассветную тьму, подобно огням плывущего сквозь туман потерянного корабля. Машина остановилась. Водитель выскочил из машины и услужливо открыл перед ним заднюю дверь. Подождал, когда его пассажир усядется в обтянутом кожей салоне и кивнет, что можем ехать.
Водитель старался не смотреть на своего пассажира. На «Терри и Меш» он работал совсем недавно, но уже успел наслушаться от своих собратьев по ремеслу о невыносимом характере звезд кино бизнеса. Только когда свернули с Сансети остановились на Голливуд бульваре,он набрался смелости, нервно поправил кепку шоферской униформы с надписью «Универсал», вытер вспотевшие руки о брюки и неуверенно залепетал:
«Могу ли попросить ваш автограф? Для моей жены… мы были недавно на премьере вашего фильма…»
Длинные белые пальцы взяли листок бумаги и единым росчерком вывели на нем имя, которое большими кровавыми буквами значилось на всех афишах Америки.
Bela Lugosi. Dracula.
Перевод: Anton Valiar
When the night came into its own, dreams came. Oh, no, these were not the dreams that crawl into the heads of ordinary mortals on rat paws at the end of the day and scare away their primitive thoughts ... No, these were dreams of a completely different kind - deep and heavy like heaven at the beginning of time ... These dreams stole the soul and pulled into Eternity ...
But what was it really? The confession of the damned, or the memory of something primordial, about something that once existed ... Or does it exist? I do not know.
Perhaps it was an abyss or a cave. A huge underground citadel, a sanctuary made of stone so black that it devoured even a fleeting spark of light, and thoughts of what could happen in these palaces turned even blood into ice. But that was the reality. It was a monstrous ritual in which there were no prayers, no shadow of sorrow. The ghostly priests, dressed only in their own silvered skin, as if performing their duty, sacrificed themselves, fed themselves, with their vitality, their spirit, their flesh, something incomparably huge, hidden in the very heart of the oppressive abyss in the center of this terrible Temple. It was the Darkness itself, with lightning speed expelling from its nature light-eyed and white-tooth predators capable of penetrating where the Light was.
But still an eternity had to pass, until instead of light-legged gods the rough foot of man entered the earthly firmament. But it was only a dream. Sleep…?
Centuries, obeying a wave of eyelashes, swept and sank into emptiness. A dream, just a dream again.
The petrified flesh began to come to life. Thick, almost black blood, with serpentine persistence, penetrated through the lifeless plexus of barely perceptible veins and aortas, through the cold of dead meat to the very heart. Shards of curse, sharp as small needles, dug into his nerves, awakening flesh to life, but his consciousness had not yet awakened. It was in an invisible void, where the past merges with the future and time did not exist.
The moon illuminated the endless desert, on the gray sand of which the newly shed blood seemed like an ink blot ...
But time passed and everything changed. With the end of the wars, consciousness returned, the air filled with the crackle of broken armor, the crunch of bones, the mad cries of warriors and the groans of the dying. But the blood ... The blood covered the ground in viscous puddles and at the end of the day it already resembled royal purple ...
Different times, different continents and countries, but blood everywhere! Blood…
And then, It happened! The dark dome of the sky seemed to shudder from a muffled soundless cry. It's finished! The creature opened its eyes, and the dead body awoke from eternal oblivion. He was alive again!
X X X
It was not too late yet. The rumble of drunken voices and the wheezing of the saxophone faded from the bars, everything was as usual. The wind drove scraps of new swing tunes through the dark streets, and the sheets of the read newspapers seemed to dance in the light of lonely lanterns with yellowed autumn leaves. A couple of belated passers-by disappeared around the corner, somewhere in the darkness there was a clatter of heels and a ringing female laugh. And again the silence is only occasionally broken by the sounds of passing cars, somewhere nearby. It seemed that sleep slowly penetrates into the very soul of the metropolis, making even sounds fall asleep. As if trying to resist the onset of a dream or something else, but equally inevitable, a half-torn off glossy poster, like a wing of an alarmed bird, rushed and fluttered in the wind, calling for the premiere of "the most horrible movie." Helena Handler, but if you wanted, you could still distinguish the date of the premiere and the last three digits of the year on this poster - 931.
A shadow, colder than night, crept into the street, a bestial instinct, tense and sharp as a deadly razor, regained control of bones and muscles, and an inevitable desire to kill swept over my brain ... Satisfy hunger.
He felt her before he could see. She was somewhere very close. The scent of sweat and cheap perfume. She must have been hurrying home. But then she stopped to fix the seam on the stocking. The Lost Woman in the Lost City.
At least he was so pleased to know it.
She straightened the golden curl that fell on her snow-white forehead, took air in her chest, but could no longer scream. Horror drove its sharp fangs into her heart, and instead of a cry from her throat, a pulsating fountain of warm blood erupted. But not a drop touched the pavement.
He drank in big gulps, absorbed it all, sucked in its scent with an animal roar, with an insane greed inherent only to night hunters, saturated with her life, completely dissolving in bloody ecstasy.
He reluctantly looked up from his meal and slowly let go of her lifeless body. When her dead face touched the dirty sidewalk, he was already far away. He hurried towards the awakening boulevard, which was so inconceivably close and so unbearably far away. He looked around, then, in a gesture worthy of an aristocrat, opened the lid of an expensive pocket watch hanging on a twisted gold chain. All is well, time is still on his side ...
As if obeying his will, the yellow
But what was it really? The confession of the damned, or the memory of something primordial, about something that once existed ... Or does it exist? I do not know.
Perhaps it was an abyss or a cave. A huge underground citadel, a sanctuary made of stone so black that it devoured even a fleeting spark of light, and thoughts of what could happen in these palaces turned even blood into ice. But that was the reality. It was a monstrous ritual in which there were no prayers, no shadow of sorrow. The ghostly priests, dressed only in their own silvered skin, as if performing their duty, sacrificed themselves, fed themselves, with their vitality, their spirit, their flesh, something incomparably huge, hidden in the very heart of the oppressive abyss in the center of this terrible Temple. It was the Darkness itself, with lightning speed expelling from its nature light-eyed and white-tooth predators capable of penetrating where the Light was.
But still an eternity had to pass, until instead of light-legged gods the rough foot of man entered the earthly firmament. But it was only a dream. Sleep…?
Centuries, obeying a wave of eyelashes, swept and sank into emptiness. A dream, just a dream again.
The petrified flesh began to come to life. Thick, almost black blood, with serpentine persistence, penetrated through the lifeless plexus of barely perceptible veins and aortas, through the cold of dead meat to the very heart. Shards of curse, sharp as small needles, dug into his nerves, awakening flesh to life, but his consciousness had not yet awakened. It was in an invisible void, where the past merges with the future and time did not exist.
The moon illuminated the endless desert, on the gray sand of which the newly shed blood seemed like an ink blot ...
But time passed and everything changed. With the end of the wars, consciousness returned, the air filled with the crackle of broken armor, the crunch of bones, the mad cries of warriors and the groans of the dying. But the blood ... The blood covered the ground in viscous puddles and at the end of the day it already resembled royal purple ...
Different times, different continents and countries, but blood everywhere! Blood…
And then, It happened! The dark dome of the sky seemed to shudder from a muffled soundless cry. It's finished! The creature opened its eyes, and the dead body awoke from eternal oblivion. He was alive again!
X X X
It was not too late yet. The rumble of drunken voices and the wheezing of the saxophone faded from the bars, everything was as usual. The wind drove scraps of new swing tunes through the dark streets, and the sheets of the read newspapers seemed to dance in the light of lonely lanterns with yellowed autumn leaves. A couple of belated passers-by disappeared around the corner, somewhere in the darkness there was a clatter of heels and a ringing female laugh. And again the silence is only occasionally broken by the sounds of passing cars, somewhere nearby. It seemed that sleep slowly penetrates into the very soul of the metropolis, making even sounds fall asleep. As if trying to resist the onset of a dream or something else, but equally inevitable, a half-torn off glossy poster, like a wing of an alarmed bird, rushed and fluttered in the wind, calling for the premiere of "the most horrible movie." Helena Handler, but if you wanted, you could still distinguish the date of the premiere and the last three digits of the year on this poster - 931.
A shadow, colder than night, crept into the street, a bestial instinct, tense and sharp as a deadly razor, regained control of bones and muscles, and an inevitable desire to kill swept over my brain ... Satisfy hunger.
He felt her before he could see. She was somewhere very close. The scent of sweat and cheap perfume. She must have been hurrying home. But then she stopped to fix the seam on the stocking. The Lost Woman in the Lost City.
At least he was so pleased to know it.
She straightened the golden curl that fell on her snow-white forehead, took air in her chest, but could no longer scream. Horror drove its sharp fangs into her heart, and instead of a cry from her throat, a pulsating fountain of warm blood erupted. But not a drop touched the pavement.
He drank in big gulps, absorbed it all, sucked in its scent with an animal roar, with an insane greed inherent only to night hunters, saturated with her life, completely dissolving in bloody ecstasy.
He reluctantly looked up from his meal and slowly let go of her lifeless body. When her dead face touched the dirty sidewalk, he was already far away. He hurried towards the awakening boulevard, which was so inconceivably close and so unbearably far away. He looked around, then, in a gesture worthy of an aristocrat, opened the lid of an expensive pocket watch hanging on a twisted gold chain. All is well, time is still on his side ...
As if obeying his will, the yellow
У записи 15 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Anton Valiar
![Мария Карпушева [Рыжая]](https://pp.userapi.com/c604620/v604620928/3322f/KQv6SujfbG8.jpg "Мария Карпушева [Рыжая]")
