Он долгих двадцать восемь лет,
И двадцать восемь зим к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.
Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед…
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.
Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.
Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.
Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь.
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда – нибудь!
Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ,
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.
Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос,
И то, как он её хотел
До исступления, до слёз.
Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.
Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
-Люблю тебя. Роди мне дочь.
С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.
Жена ворчала, как всегда.
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.
Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос…
И целых двадцать восемь лет
Всё как - то было не всерьёз.
Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет – не то.
Все двадцать восемь зим – тоски.
Нашёл тот дом. У дома – дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ,
И трусость гадкую – долой.
…Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль.
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.
А, может, принялась вязать?
А может кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А главное сказать – прости.
Открыла дверь. В глазах – вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос…
Знакомый сердцу силуэт.
Над ухом – лёгкий завиток-
Как много лет назад – точь в точь…
- Вы не ошиблись?
- Нет, не мог. Вы Аня?
- Вера. Её дочь.
- А Аня?
- Мамы больше нет. Кто Вы?
Он повернулся вспять:
-Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас…двадцать пять.
Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: «Ты не уходи!»
Он сгорбился. Поплёлся прочь…
…Сплетенье рук…Слиянье тел…
…Люблю тебя... Роди мне дочь…
А он ведь вправду дочь хотел.
Как странно. Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много – много лет
Любить тебя. Тебя одну.
© Юлия Вихарева
И двадцать восемь зим к тому ж,
Хранил в себе один секрет
И был в семье примерный муж.
Всё было, вроде, как всегда:
Жена готовила обед…
Но приключилась вдруг беда:
Он взял и вспомнил про секрет.
Под шум и кислый запах щей,
Ворчанье Суженой с утра,
Он вспомнил всё до мелочей,
Как будто было то вчера.
Она сидела у окна,
И мягкий чудный лунный свет
Окрасил в бледные тона
Её прекрасный силуэт.
Струились пряди по плечам,
Скользили змейками на грудь.
И он подумал сгоряча:
Женюсь на ней когда – нибудь!
Он вспомнил всё до мелочей:
Изгибы линий, мягкость губ,
И жар её простых речей,
И за окном огромный дуб.
Сплетенье рук, слиянье тел,
Каскад каштановых волос,
И то, как он её хотел
До исступления, до слёз.
Признаний трепетных поток,
(Как он на ушко их шептал!)
Смешной над ухом завиток,
Что от дыханья трепетал.
Она смотрела на него
Глазами влажными, как ночь.
Слова пьянили, как вино:
-Люблю тебя. Роди мне дочь.
С утра он потерял покой:
То суетился, то скучал.
Потом, закрыв лицо рукой,
Сидел на стуле и молчал.
Жена ворчала, как всегда.
Ругала убежавший суп.
И он отметил, что года
Ей, постаревшей, не к лицу.
Как не идёт ей белый цвет
И пряди крашеных волос…
И целых двадцать восемь лет
Всё как - то было не всерьёз.
Вдруг он вскочил, схватил пальто,
Забыл про шапку и носки.
Все двадцать восемь лет – не то.
Все двадцать восемь зим – тоски.
Нашёл тот дом. У дома – дуб.
Взбежал по лестнице стрелой.
Унять бы дрожь с холодных губ,
И трусость гадкую – долой.
…Наверное она сейчас
Пьет чай и кутается в шаль.
И из её прекрасных глаз
Струится тихая печаль.
А, может, принялась вязать?
А может кружево плести?
Так много надо ей сказать,
А главное сказать – прости.
Открыла дверь. В глазах – вопрос.
Ей было снова двадцать лет.
Каскад каштановых волос…
Знакомый сердцу силуэт.
Над ухом – лёгкий завиток-
Как много лет назад – точь в точь…
- Вы не ошиблись?
- Нет, не мог. Вы Аня?
- Вера. Её дочь.
- А Аня?
- Мамы больше нет. Кто Вы?
Он повернулся вспять:
-Я шёл к ней двадцать восемь лет.
- Она ждала Вас…двадцать пять.
Как закружилась голова!
Как сердце ухнуло в груди!
И вспомнил он её слова
С мольбою: «Ты не уходи!»
Он сгорбился. Поплёлся прочь…
…Сплетенье рук…Слиянье тел…
…Люблю тебя... Роди мне дочь…
А он ведь вправду дочь хотел.
Как странно. Ани больше нет.
Заплакал. Бросил в тишину:
- Я буду много – много лет
Любить тебя. Тебя одну.
© Юлия Вихарева
He is twenty-eight years long,
And twenty-eight winters to that
Kept one secret
And he was an exemplary husband in the family.
Everything was, sort of, as always:
My wife was cooking dinner ...
But suddenly a trouble happened:
He took and remembered the secret.
Under the noise and sour smell of soup,
Grunting over Bride in the morning,
He remembered everything to the smallest detail
It was like yesterday.
She sat by the window
And soft wonderful moonlight
Painted in pale colors
Her beautiful silhouette.
Strands strained over the shoulders
Slid snakes on his chest.
And he thought rashly:
Marry her someday!
He remembered everything in detail:
The bends of the lines, the softness of the lips,
And the heat of her simple speeches,
And outside the window is a huge oak.
Hand weaving, body fusion,
Brown hair cascade
And the way he wanted her
Before the frenzy, to tears.
Confessions of anxious stream,
(How he whispered in their ear!)
Funny curl over the ear,
That from breathing trembled.
She looked at him
Eyes moist as night.
The words are drunk like wine:
-Love you. Give me a daughter.
In the morning he lost his peace:
That fussed, then missed.
Then, covering his face with his hand,
He sat on a chair and was silent.
The wife grumbled, as always.
Scolded runaway soup.
And he noted that the year
She, aged, not to face.
How not her white color
And strands of dyed hair ...
And twenty-eight years
Everything was somehow not serious.
Suddenly he jumped up, grabbed his coat,
I forgot about the hat and socks.
All twenty-eight years is not that.
All twenty-eight winters are longings.
Found that house. The house has an oak tree.
He ran up the stairs with an arrow.
To calm shiver from cold lips,
And disgusting cowardice - down.
... I guess she is now
Drinking tea and wrapped in a shawl.
And from her beautiful eyes
Flowing quiet sadness.
Or maybe she began to knit?
And can weave lace?
So much to tell her
And most importantly, forgive.
Opened the door. In the eyes - the question.
She was again twenty years old.
A cascade of brown hair ...
Familiar silhouette of the heart.
Above the ear is a light curl
How many years ago - exactly ...
- You are not mistaken?
- No, I could not. Are you Anya?
- Vera. Her daughter.
- And Anya?
- Mom is no more. Who you are?
He turned back:
- I went to her twenty-eight years.
“She was waiting for you ... twenty-five.”
How dizzy!
How my heart sank in my chest!
And he remembered her words
With a prayer: "You do not leave!"
He is hunched. Gone off ...
... Hand weaving ... Body merging ...
... Love you ... Give me a daughter ...
But he really wanted a daughter.
How strange. Ani is no more.
Cried. Quit in silence:
- I will be many - many years
To love you. You one.
© Julia Vihareva
And twenty-eight winters to that
Kept one secret
And he was an exemplary husband in the family.
Everything was, sort of, as always:
My wife was cooking dinner ...
But suddenly a trouble happened:
He took and remembered the secret.
Under the noise and sour smell of soup,
Grunting over Bride in the morning,
He remembered everything to the smallest detail
It was like yesterday.
She sat by the window
And soft wonderful moonlight
Painted in pale colors
Her beautiful silhouette.
Strands strained over the shoulders
Slid snakes on his chest.
And he thought rashly:
Marry her someday!
He remembered everything in detail:
The bends of the lines, the softness of the lips,
And the heat of her simple speeches,
And outside the window is a huge oak.
Hand weaving, body fusion,
Brown hair cascade
And the way he wanted her
Before the frenzy, to tears.
Confessions of anxious stream,
(How he whispered in their ear!)
Funny curl over the ear,
That from breathing trembled.
She looked at him
Eyes moist as night.
The words are drunk like wine:
-Love you. Give me a daughter.
In the morning he lost his peace:
That fussed, then missed.
Then, covering his face with his hand,
He sat on a chair and was silent.
The wife grumbled, as always.
Scolded runaway soup.
And he noted that the year
She, aged, not to face.
How not her white color
And strands of dyed hair ...
And twenty-eight years
Everything was somehow not serious.
Suddenly he jumped up, grabbed his coat,
I forgot about the hat and socks.
All twenty-eight years is not that.
All twenty-eight winters are longings.
Found that house. The house has an oak tree.
He ran up the stairs with an arrow.
To calm shiver from cold lips,
And disgusting cowardice - down.
... I guess she is now
Drinking tea and wrapped in a shawl.
And from her beautiful eyes
Flowing quiet sadness.
Or maybe she began to knit?
And can weave lace?
So much to tell her
And most importantly, forgive.
Opened the door. In the eyes - the question.
She was again twenty years old.
A cascade of brown hair ...
Familiar silhouette of the heart.
Above the ear is a light curl
How many years ago - exactly ...
- You are not mistaken?
- No, I could not. Are you Anya?
- Vera. Her daughter.
- And Anya?
- Mom is no more. Who you are?
He turned back:
- I went to her twenty-eight years.
“She was waiting for you ... twenty-five.”
How dizzy!
How my heart sank in my chest!
And he remembered her words
With a prayer: "You do not leave!"
He is hunched. Gone off ...
... Hand weaving ... Body merging ...
... Love you ... Give me a daughter ...
But he really wanted a daughter.
How strange. Ani is no more.
Cried. Quit in silence:
- I will be many - many years
To love you. You one.
© Julia Vihareva
У записи 22 лайков,
5 репостов.
5 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Артём Дугин
