Туве Янсон (1914-2001)
Серый шёлк
* * *
Марта приехала из селения Эстерботтене, и была она ясновидящая. Не только потому, что её посещали вещие сны; она обладала также редчайшей способностью чувствовать, что где-то поблизости витает смерть и определять, кому она грозит. Она охотно сохранила свои видения при себе, но чей-то безжалостный голос приказывал ей возвещать о том, что должно случиться.
Поэтому вскоре она осталась в полном одиночестве и в конце концов уехала в город и стала зарабатывать вышиванием. Все устроилось на удивление легко. Марта пошла в самый большой салон мод, показала несколько своих работ и была тотчас же принята на службу. Вначале речь шла о том, чтобы вышивать нижнее и постельное белье, а позднее — вечерние платья. Вскоре ей разрешили самой составлять узоры и выбирать цвета, а потом она перебралась уже за стеклянную стену, где стоял ее личный стол.
Марта почти никогда не разговаривала. Здороваясь, она не улыбалась; это может показаться мелочью, но на самом деле внушает ужас. Ведь к обоюдным улыбкам, которыми обмениваются при встречах, привыкают. Это так естественно — улыбаться, независимо от того, нравится ли тебе тот, кому ты улыбаешься или нет. Кроме того, она не смотрела людям в глаза, а устремляла взгляд в пол, где-то поблизости от их ног.
Молчаливость и серьезность Марты, ее неоспоримая талантливость и чувство цвета, а также отделявшая ее от всех стеклянная стена, погружали ее в свой совершенно своеобразный мир. Те, кто оставались за этой стеной, боялись ее, непонятную и угрюмую; но и не могли обнаружить в этой высокой темноволосой женщине со сросшимися бровями даже следа чувства собственного превосходства или недоброжелательности. Когда Марта приходила по утрам в ателье, она снимала плащ, косынку ( она и в самом деле покрывала голову косынкой) и тихо здоровалась. Стоило ей войти, и сразу же наступала тишина. Все видели, как она длинными и медленными шагами идет к своей стеклянной клетке — она двигалась, словно длинноногое животное. Когда она закрывала за собой стеклянную дверь, они переводили взгляд на мятую черную косынку и плащ из скверной ткани, висевшие на вешалке, словно забытые кем-то вещи. Ее одежда никому не казалась ни забавной, ни трогательной, она производила почти угрожающее впечатление.
Сидя за стеклянной стеной, Марта вообще ни о чем не думала. Ей нравилось вышивать. А Мадам очень нравились и ее узоры, и сочетания цветов. Марта обычно делала эскиз пастелью, потом входила в конторку и клала на стол еще едва обозначенный беглый набросок. Мадам одобряла эскиз, и Марта уходила обратно, даже не захватив с собой листок бумаги. Узоры и цветы менялись во время работы, совершенно не произвольно. Эскиз был всего-навсего данью обычным предписаниям, и ничем иным; они обе это хорошо знали.
В то время Марте не снились никакие сны, потому что она не знала окружающих ее людей и ей не было до них дела. Спокойные ночи приносили ей такой великий отдых и такое облегчение, они дарили ей такую радость. Ей не нужны были даже ее дни; она уединялась и только и делала, что вышивала. Она вытягивала свои длинные сильные ноги и, откинувшись на спинку стула, вышивала, зорко следя своими острыми и проницательными глазами за собственной работой. Рука ее спокойно водила иглой, а иногда прекрасная ткань, лежавшая у нее на коленях, трещала. Был разгар сезона, непрестанно приходили и уходили дамы, но она их не замечала. И нечего бы не случилось, если бы не шелковое платье, украшенное жемчугом. Вещь была вполне заурядная, ярко-розового цвета, обыкновенный заказ, который Марта спасла, украсив вышивками серым шелком. Но дама осталась недовольна и захотела поговорить с вышивальщицей. Марта заявила, что не хочет беседовать с заказчицей. Мадам сказала:
— Милая Марта, заказ этот очень большой, мы не можем передать его кому-либо другому, он слишком дорогой.
— Это платье принесет несчастье, — сказала Марта. — Я не хочу.
Но в конце концов она все-таки вышла. Худая, нервная дама что-то быстро говорила и возражая, и объясняя одновременно. У нее было обиженное выражение лица, и она была совершенно вне себя из-за вышивки серым шелком. Марта смотрела на нее, зная, что эта женщина очень скоро умрет, хотя сама об этом на подозревает. В то же время внутренний голос приказывал ей сказать о том, что она увидела. Марта почувствовала, что заболевает; она широко шагнула, отворив двери. Втроем они стояли в очень маленькой примерочной, было жарко, женщина повернулась и, взявшись за ручку двери, воскликнула:
— Я хочу объясниться. В таком виде носить это платье я не смогу!
— Вам не придется носить это платье, — ответила Марта.
Губы ее так одеревенели, что ей трудно было говорить, но она добавила:
— Это платье вам не понадобиться, потому что вы скоро умрете.
Вернувшись с мастерскую, она вошла в свою стеклянную клетку. Взяв мелки, она нарисовала новый неожиданный узор: очень яркие, броские цвета — горчично-желтые желто-зеленые, лиловые и ярко-синие, оранжевые и белые7 Наглые, беззастенчивые, кричащие цвета, что сначала громко вопили, однако потом спокойно прильнули друг к другу и только светились и сияли. Вскоре она уже забыла испуганную женщину, которой предстояло умереть.
Вошла Мадам, села и только сказала:
— Какая вас муха укусила? Почему, ради Бога, вы сказали ей такое?
— Мне очень жаль, — тихо ответила Марта. — Я увидела, что она скоро умрет, и должна была об этом ей сказать. Это было нехорошо с моей стороны.
Мадам бросила взгляд на цветной эскиз; поднявшись через некоторое время, она устало сказала:
— Чтобы это больше не повторялось!
— Нет. Больше никогда, — ответила Марта.
Назавтра, когда женщина умерла — а погибла она в автомобильной катастрофе, — Марта шла в свою стеклянную клетку, и никто даже не посмел сказать ей: «Доброе утро!» Она работала до самого обеда и послала уже готовый эскиз с курьершей, а потом получила его обратно одобренным. Она начала вышивать белое вечернее платье и оставалась в ателье до тех пор, пока все не ушли домой. Тогда она надела плащ, косынку и вышла в город. Она не пошла домой, в свою комнату, а стала очень медленно бродить по улицам, наблюдая за всеми, кого встречала. Она осмелилась разглядывать всех и каждого и увидела, что среди них много таких, кому суждено было очень скоро умереть. Внутренний голос непрерывно взывал к ней, но люди быстро проходили мимо, они торопились, и много-много было среди них таких, кому суждено было очень скоро умереть. Их было слишком много, и голос взывал к ней все слабее и слабее. Она продолжала идти, глядя на всех тех, кто встречался ей на пути, проходил мимо и исчезал час за часом. Под конец стало совсем тихо, а все стали похожи друг на друга.
Марта пошла домой, она очень устала. Она взяла мелки, чтобы нарисовать новый придуманный ею узор, показавшийся ей красивым, но внезапно твердо поняла, что не знает, какие ей выбрать цвета и почему вообще они должны сочетаться друг с другом.
Серый шёлк
* * *
Марта приехала из селения Эстерботтене, и была она ясновидящая. Не только потому, что её посещали вещие сны; она обладала также редчайшей способностью чувствовать, что где-то поблизости витает смерть и определять, кому она грозит. Она охотно сохранила свои видения при себе, но чей-то безжалостный голос приказывал ей возвещать о том, что должно случиться.
Поэтому вскоре она осталась в полном одиночестве и в конце концов уехала в город и стала зарабатывать вышиванием. Все устроилось на удивление легко. Марта пошла в самый большой салон мод, показала несколько своих работ и была тотчас же принята на службу. Вначале речь шла о том, чтобы вышивать нижнее и постельное белье, а позднее — вечерние платья. Вскоре ей разрешили самой составлять узоры и выбирать цвета, а потом она перебралась уже за стеклянную стену, где стоял ее личный стол.
Марта почти никогда не разговаривала. Здороваясь, она не улыбалась; это может показаться мелочью, но на самом деле внушает ужас. Ведь к обоюдным улыбкам, которыми обмениваются при встречах, привыкают. Это так естественно — улыбаться, независимо от того, нравится ли тебе тот, кому ты улыбаешься или нет. Кроме того, она не смотрела людям в глаза, а устремляла взгляд в пол, где-то поблизости от их ног.
Молчаливость и серьезность Марты, ее неоспоримая талантливость и чувство цвета, а также отделявшая ее от всех стеклянная стена, погружали ее в свой совершенно своеобразный мир. Те, кто оставались за этой стеной, боялись ее, непонятную и угрюмую; но и не могли обнаружить в этой высокой темноволосой женщине со сросшимися бровями даже следа чувства собственного превосходства или недоброжелательности. Когда Марта приходила по утрам в ателье, она снимала плащ, косынку ( она и в самом деле покрывала голову косынкой) и тихо здоровалась. Стоило ей войти, и сразу же наступала тишина. Все видели, как она длинными и медленными шагами идет к своей стеклянной клетке — она двигалась, словно длинноногое животное. Когда она закрывала за собой стеклянную дверь, они переводили взгляд на мятую черную косынку и плащ из скверной ткани, висевшие на вешалке, словно забытые кем-то вещи. Ее одежда никому не казалась ни забавной, ни трогательной, она производила почти угрожающее впечатление.
Сидя за стеклянной стеной, Марта вообще ни о чем не думала. Ей нравилось вышивать. А Мадам очень нравились и ее узоры, и сочетания цветов. Марта обычно делала эскиз пастелью, потом входила в конторку и клала на стол еще едва обозначенный беглый набросок. Мадам одобряла эскиз, и Марта уходила обратно, даже не захватив с собой листок бумаги. Узоры и цветы менялись во время работы, совершенно не произвольно. Эскиз был всего-навсего данью обычным предписаниям, и ничем иным; они обе это хорошо знали.
В то время Марте не снились никакие сны, потому что она не знала окружающих ее людей и ей не было до них дела. Спокойные ночи приносили ей такой великий отдых и такое облегчение, они дарили ей такую радость. Ей не нужны были даже ее дни; она уединялась и только и делала, что вышивала. Она вытягивала свои длинные сильные ноги и, откинувшись на спинку стула, вышивала, зорко следя своими острыми и проницательными глазами за собственной работой. Рука ее спокойно водила иглой, а иногда прекрасная ткань, лежавшая у нее на коленях, трещала. Был разгар сезона, непрестанно приходили и уходили дамы, но она их не замечала. И нечего бы не случилось, если бы не шелковое платье, украшенное жемчугом. Вещь была вполне заурядная, ярко-розового цвета, обыкновенный заказ, который Марта спасла, украсив вышивками серым шелком. Но дама осталась недовольна и захотела поговорить с вышивальщицей. Марта заявила, что не хочет беседовать с заказчицей. Мадам сказала:
— Милая Марта, заказ этот очень большой, мы не можем передать его кому-либо другому, он слишком дорогой.
— Это платье принесет несчастье, — сказала Марта. — Я не хочу.
Но в конце концов она все-таки вышла. Худая, нервная дама что-то быстро говорила и возражая, и объясняя одновременно. У нее было обиженное выражение лица, и она была совершенно вне себя из-за вышивки серым шелком. Марта смотрела на нее, зная, что эта женщина очень скоро умрет, хотя сама об этом на подозревает. В то же время внутренний голос приказывал ей сказать о том, что она увидела. Марта почувствовала, что заболевает; она широко шагнула, отворив двери. Втроем они стояли в очень маленькой примерочной, было жарко, женщина повернулась и, взявшись за ручку двери, воскликнула:
— Я хочу объясниться. В таком виде носить это платье я не смогу!
— Вам не придется носить это платье, — ответила Марта.
Губы ее так одеревенели, что ей трудно было говорить, но она добавила:
— Это платье вам не понадобиться, потому что вы скоро умрете.
Вернувшись с мастерскую, она вошла в свою стеклянную клетку. Взяв мелки, она нарисовала новый неожиданный узор: очень яркие, броские цвета — горчично-желтые желто-зеленые, лиловые и ярко-синие, оранжевые и белые7 Наглые, беззастенчивые, кричащие цвета, что сначала громко вопили, однако потом спокойно прильнули друг к другу и только светились и сияли. Вскоре она уже забыла испуганную женщину, которой предстояло умереть.
Вошла Мадам, села и только сказала:
— Какая вас муха укусила? Почему, ради Бога, вы сказали ей такое?
— Мне очень жаль, — тихо ответила Марта. — Я увидела, что она скоро умрет, и должна была об этом ей сказать. Это было нехорошо с моей стороны.
Мадам бросила взгляд на цветной эскиз; поднявшись через некоторое время, она устало сказала:
— Чтобы это больше не повторялось!
— Нет. Больше никогда, — ответила Марта.
Назавтра, когда женщина умерла — а погибла она в автомобильной катастрофе, — Марта шла в свою стеклянную клетку, и никто даже не посмел сказать ей: «Доброе утро!» Она работала до самого обеда и послала уже готовый эскиз с курьершей, а потом получила его обратно одобренным. Она начала вышивать белое вечернее платье и оставалась в ателье до тех пор, пока все не ушли домой. Тогда она надела плащ, косынку и вышла в город. Она не пошла домой, в свою комнату, а стала очень медленно бродить по улицам, наблюдая за всеми, кого встречала. Она осмелилась разглядывать всех и каждого и увидела, что среди них много таких, кому суждено было очень скоро умереть. Внутренний голос непрерывно взывал к ней, но люди быстро проходили мимо, они торопились, и много-много было среди них таких, кому суждено было очень скоро умереть. Их было слишком много, и голос взывал к ней все слабее и слабее. Она продолжала идти, глядя на всех тех, кто встречался ей на пути, проходил мимо и исчезал час за часом. Под конец стало совсем тихо, а все стали похожи друг на друга.
Марта пошла домой, она очень устала. Она взяла мелки, чтобы нарисовать новый придуманный ею узор, показавшийся ей красивым, но внезапно твердо поняла, что не знает, какие ей выбрать цвета и почему вообще они должны сочетаться друг с другом.
Tove Janson (1914-2001)
Gray silk
* * *
Marta came from the village of Esterbotten, and she was clairvoyant. Not only because prophetic dreams visited her; she also had a rare ability to feel that death was hovering somewhere nearby and to determine who she was facing. She willingly kept her visions to herself, but a merciless voice ordered her to announce what was about to happen.
Therefore, soon she was left all alone and in the end left for the city and began to earn by embroidery. Everything worked out surprisingly easy. Martha went to the largest fashion salon, showed several of her works and was immediately accepted for service. Initially, it was about embroidering underwear and bedding, and later - evening dresses. Soon she was allowed to make patterns herself and choose colors, and then she got over the glass wall where her personal table stood.
Martha almost never spoke. Greetings, she did not smile; it may seem like a trifle, but it is really terrifying. After all, they get used to the mutual smiles that they exchange at meetings. It is so natural to smile, regardless of whether you like the one to whom you smile or not. In addition, she did not look people in the eyes, but fixed her eyes on the floor, somewhere close to their feet.
Martha's silence and seriousness, her undeniable talent and sense of color, as well as the glass wall that separated her from everyone, immersed her in her own completely unique world. Those who remained behind this wall were afraid of it, incomprehensible and gloomy; but they could not even find in this tall dark-haired woman with fused eyebrows a trace of a sense of superiority or hostility. When Marta came to the studio in the morning, she took off her raincoat and scarf (she actually covered her head with a scarf) and said hello quietly. As soon as she entered, silence immediately ensued. Everyone saw her walking with long and slow steps to her glass cage - she moved like a long-legged animal. When she closed the glass door behind her, they looked at the crumpled black scarf and bad cloak hanging on the hanger, as if something had been forgotten by someone. Her clothes seemed neither funny nor touching to anyone, she made an almost menacing impression.
Sitting behind a glass wall, Martha was not thinking about anything at all. She liked to embroider. And Madame really liked her patterns and color combinations. Martha usually drew a sketch in pastel, then went into the counter and laid down on the table a still barely marked cursory sketch. Madame approved the sketch, and Martha went back without even taking a piece of paper with her. Patterns and flowers changed during work, completely not arbitrarily. The sketch was merely a tribute to the usual prescriptions, and nothing else; they both knew it well.
At that time Martha had no dreams because she did not know the people around her and she did not care about them. Good nights brought her such great relaxation and such relief, they gave her such joy. She did not even need her days; she retired and only did what she embroidered. She stretched out her long strong legs and, leaning back in her chair, embroidered, vigilantly watching her own sharp and penetrating eyes for her own work. Her hand calmly drove the needle, and sometimes the beautiful fabric lying on her lap cracked. It was the height of the season, ladies constantly came and went, but she did not notice them. And nothing would have happened if not for a silk dress adorned with pearls. The thing was quite ordinary, bright pink, an ordinary order that Marta saved by embroidering with gray silk. But the lady was unhappy and wanted to talk with the embroiderer. Martha said she did not want to talk with the customer. Madame said:
- Dear Martha, this order is very large, we can’t transfer it to someone else, it’s too expensive.
“This dress will bring misfortune,” Martha said. - I do not want.
But in the end she still came out. A thin, nervous lady spoke quickly and objected and explained at the same time. She had an offended expression, and she was completely beside herself because of gray silk embroidery. Martha looked at her, knowing that this woman would die very soon, although she herself suspects this. At the same time, an inner voice ordered her to say what she saw. Martha felt sick; she took a wide step, opening the door. The three of them stood in a very small fitting room, it was hot, the woman turned and, holding the door handle, exclaimed:
- I want to explain myself. In this form, I can not wear this dress!
“You don’t have to wear this dress,” Martha answered.
Her lips were so stiff that it was hard for her to speak, but she added:
“You will not need this dress because you will die soon.”
Returning from the workshop, she entered her glass cage. Taking the crayons, she drew a new unexpected pattern: very bright, catchy colors - mustard yellow, yellow-green, lilac and bright blue, orange and white
Gray silk
* * *
Marta came from the village of Esterbotten, and she was clairvoyant. Not only because prophetic dreams visited her; she also had a rare ability to feel that death was hovering somewhere nearby and to determine who she was facing. She willingly kept her visions to herself, but a merciless voice ordered her to announce what was about to happen.
Therefore, soon she was left all alone and in the end left for the city and began to earn by embroidery. Everything worked out surprisingly easy. Martha went to the largest fashion salon, showed several of her works and was immediately accepted for service. Initially, it was about embroidering underwear and bedding, and later - evening dresses. Soon she was allowed to make patterns herself and choose colors, and then she got over the glass wall where her personal table stood.
Martha almost never spoke. Greetings, she did not smile; it may seem like a trifle, but it is really terrifying. After all, they get used to the mutual smiles that they exchange at meetings. It is so natural to smile, regardless of whether you like the one to whom you smile or not. In addition, she did not look people in the eyes, but fixed her eyes on the floor, somewhere close to their feet.
Martha's silence and seriousness, her undeniable talent and sense of color, as well as the glass wall that separated her from everyone, immersed her in her own completely unique world. Those who remained behind this wall were afraid of it, incomprehensible and gloomy; but they could not even find in this tall dark-haired woman with fused eyebrows a trace of a sense of superiority or hostility. When Marta came to the studio in the morning, she took off her raincoat and scarf (she actually covered her head with a scarf) and said hello quietly. As soon as she entered, silence immediately ensued. Everyone saw her walking with long and slow steps to her glass cage - she moved like a long-legged animal. When she closed the glass door behind her, they looked at the crumpled black scarf and bad cloak hanging on the hanger, as if something had been forgotten by someone. Her clothes seemed neither funny nor touching to anyone, she made an almost menacing impression.
Sitting behind a glass wall, Martha was not thinking about anything at all. She liked to embroider. And Madame really liked her patterns and color combinations. Martha usually drew a sketch in pastel, then went into the counter and laid down on the table a still barely marked cursory sketch. Madame approved the sketch, and Martha went back without even taking a piece of paper with her. Patterns and flowers changed during work, completely not arbitrarily. The sketch was merely a tribute to the usual prescriptions, and nothing else; they both knew it well.
At that time Martha had no dreams because she did not know the people around her and she did not care about them. Good nights brought her such great relaxation and such relief, they gave her such joy. She did not even need her days; she retired and only did what she embroidered. She stretched out her long strong legs and, leaning back in her chair, embroidered, vigilantly watching her own sharp and penetrating eyes for her own work. Her hand calmly drove the needle, and sometimes the beautiful fabric lying on her lap cracked. It was the height of the season, ladies constantly came and went, but she did not notice them. And nothing would have happened if not for a silk dress adorned with pearls. The thing was quite ordinary, bright pink, an ordinary order that Marta saved by embroidering with gray silk. But the lady was unhappy and wanted to talk with the embroiderer. Martha said she did not want to talk with the customer. Madame said:
- Dear Martha, this order is very large, we can’t transfer it to someone else, it’s too expensive.
“This dress will bring misfortune,” Martha said. - I do not want.
But in the end she still came out. A thin, nervous lady spoke quickly and objected and explained at the same time. She had an offended expression, and she was completely beside herself because of gray silk embroidery. Martha looked at her, knowing that this woman would die very soon, although she herself suspects this. At the same time, an inner voice ordered her to say what she saw. Martha felt sick; she took a wide step, opening the door. The three of them stood in a very small fitting room, it was hot, the woman turned and, holding the door handle, exclaimed:
- I want to explain myself. In this form, I can not wear this dress!
“You don’t have to wear this dress,” Martha answered.
Her lips were so stiff that it was hard for her to speak, but she added:
“You will not need this dress because you will die soon.”
Returning from the workshop, she entered her glass cage. Taking the crayons, she drew a new unexpected pattern: very bright, catchy colors - mustard yellow, yellow-green, lilac and bright blue, orange and white
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Юля Минакова
