Вы ушли, как говорится, в мир иной.
Пустота... Летите, в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса, ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин, это не насмешка.
В горле горе комом — не смешок.
Вижу — взрезанной рукой помешкав,
собственных костей качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать, чтоб щёки заливал смертельный мел?!
Вы ж такое загибать умели,
что другой на свете не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина то... да сё...
а главное, что смычки мало,
в результате много пива и вина.
— Дескать, заменить бы вам богему классом,
класс влиял на вас, и было б не до драк.
Ну, а класс-то жажду заливает квасом?
Класс — он тоже выпить не дурак.
Дескать, к вам приставить бы кого из напостов —
стали б содержанием премного одарённей.
Вы бы в день писали строк по сто,
утомительно и длинно, как Доронин.
А по-моему, осуществись такая бредь,
на себя бы раньше наложили руки.
Лучше уж от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют нам причин потери
ни петля, ни ножик перочинный.
Может, окажись чернила в "Англетере",
вены резать не было б причины.
Подражатели обрадовались: бис!
Над собою чуть не взвод расправу учинил.
Почему же увеличивать число самоубийств?
Лучше увеличь изготовление чернил!
Навсегда теперь язык
в зубах затворится.
Тяжело и неуместно разводить мистерии.
У народа, у языкотворца,
умер звонкий забулдыга подмастерье.
И несут стихов заупокойный лом,
с прошлых с похорон не переделавши почти.
В холм тупые рифмы загонять колом —
разве так поэта надо бы почтить?
Вам и памятник еще не слит,
— где он, бронзы звон или гранита грань?
— а к решеткам памяти уже понанесли
посвящений и воспоминаний дрянь.
Ваше имя в платочки рассоплено,
ваше слово слюнявит Собинов,
и выводит под берёзкой дохлой —
"Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха".
Эх, поговорить бы иначе
с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь гремящим скандалистом:
— Не позволю мямлить стих и мять!
Оглушить бы их трехпалым свистом
в бабушку и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась бездарнейшая погань,
раздувая темь пиджачных парусов,
чтобы врассыпную разбежался Коган,
встреченных увеча пиками усов.
Дрянь пока что мало поредела.
Дела много — только поспевать.
Надо жизнь сначала переделать,
переделав — можно воспевать.
Это время — трудновато для пера,
но скажите вы, калеки и калекши,
где, когда, какой великий выбирал
путь, чтобы протоптанней и легше?
Слово — полководец человечьей силы.
Марш!
Чтоб время сзади ядрами рвалось.
К старым дням чтоб ветром относило
только путаницу волос.
Для веселия планета наша
мало оборудована. Надо
вырвать радость
у грядущих дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.
Пустота... Летите, в звёзды врезываясь.
Ни тебе аванса, ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин, это не насмешка.
В горле горе комом — не смешок.
Вижу — взрезанной рукой помешкав,
собственных костей качаете мешок.
— Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать, чтоб щёки заливал смертельный мел?!
Вы ж такое загибать умели,
что другой на свете не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
— Этому вина то... да сё...
а главное, что смычки мало,
в результате много пива и вина.
— Дескать, заменить бы вам богему классом,
класс влиял на вас, и было б не до драк.
Ну, а класс-то жажду заливает квасом?
Класс — он тоже выпить не дурак.
Дескать, к вам приставить бы кого из напостов —
стали б содержанием премного одарённей.
Вы бы в день писали строк по сто,
утомительно и длинно, как Доронин.
А по-моему, осуществись такая бредь,
на себя бы раньше наложили руки.
Лучше уж от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют нам причин потери
ни петля, ни ножик перочинный.
Может, окажись чернила в "Англетере",
вены резать не было б причины.
Подражатели обрадовались: бис!
Над собою чуть не взвод расправу учинил.
Почему же увеличивать число самоубийств?
Лучше увеличь изготовление чернил!
Навсегда теперь язык
в зубах затворится.
Тяжело и неуместно разводить мистерии.
У народа, у языкотворца,
умер звонкий забулдыга подмастерье.
И несут стихов заупокойный лом,
с прошлых с похорон не переделавши почти.
В холм тупые рифмы загонять колом —
разве так поэта надо бы почтить?
Вам и памятник еще не слит,
— где он, бронзы звон или гранита грань?
— а к решеткам памяти уже понанесли
посвящений и воспоминаний дрянь.
Ваше имя в платочки рассоплено,
ваше слово слюнявит Собинов,
и выводит под берёзкой дохлой —
"Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха".
Эх, поговорить бы иначе
с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь гремящим скандалистом:
— Не позволю мямлить стих и мять!
Оглушить бы их трехпалым свистом
в бабушку и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась бездарнейшая погань,
раздувая темь пиджачных парусов,
чтобы врассыпную разбежался Коган,
встреченных увеча пиками усов.
Дрянь пока что мало поредела.
Дела много — только поспевать.
Надо жизнь сначала переделать,
переделав — можно воспевать.
Это время — трудновато для пера,
но скажите вы, калеки и калекши,
где, когда, какой великий выбирал
путь, чтобы протоптанней и легше?
Слово — полководец человечьей силы.
Марш!
Чтоб время сзади ядрами рвалось.
К старым дням чтоб ветром относило
только путаницу волос.
Для веселия планета наша
мало оборудована. Надо
вырвать радость
у грядущих дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.
You are gone, as they say, into another world.
Emptiness ... Fly, crashing into the stars.
Neither you nor the beer.
Sobriety.
No, Yesenin, this is not a mockery.
There is no laughter in the throat of grief.
I see - he has plodded with his hand,
own bones swing bag.
- Stop it!
Drop it!
Are you in your mind?
Give, so cheeks poured deadly chalk?
Well you know how to bend,
that the other in the world could not.
Why?
What for?
Perplexity crumpled.
Critics mumble:
- This is the fault of that ... yes ...
and most importantly, the bows are few,
as a result, a lot of beer and wine.
- Say, would you replace the bohemian class,
class influenced you, and it would not be a fight.
Well, and the class thirst is filled with kvass?
Class - he does not drink a fool, either.
Say, you would have to put one of the posts -
They would become the content of a lot talented.
You would write a hundred lines a day,
tiring and long, like Doronin.
And in my opinion, come true such a nonsense
would lay hands on themselves earlier.
It’s better to die of vodka,
than boredom!
Do not reveal to us the causes of loss
neither loop nor penknife.
Maybe ink at Angleterre,
veins cut there were no b reasons.
The imitators were delighted: bis!
Above, the platoon almost killed him.
Why increase the number of suicides?
Better increase ink production!
Forever now language
in the teeth shuts.
It is difficult and inappropriate to breed mysteries.
The people, the language maker,
died voiced zabydyga apprentice.
And the poem is a requiem crowbar
from the past with the funeral not remaking almost.
In the hill stupid rhymes to drive a stake -
Is it really necessary to honor the poet?
You and the monument is not yet merged,
- where is he, bronze ringing or granite facet?
- and the memory grids have already been carried
dedication and memories rubbish.
Your name is in a handkerchief,
your word slobbering Sobinov
and removes under the birch dead -
"Not a word, O my friend, nor a little ooo-oh-oh."
Oh, to talk differently
with this very thing with Leonid Lohengrychy!
Stand up here thundering brawler:
- I will not let mumble verse and knead!
To stun them with a three-finger whistle
in grandma and in god's soul mother!
To spread the mediocre trash,
puffing dark suit sail,
to scatter Kogan,
encountered mutilated mustache pikes.
Rubbish so far has thinned a little.
A lot of things - just keep up.
We must redo life first,
remaking - you can sing.
This time is difficult for the pen,
but tell me cripples and cripples,
where, when, what great chose
way to trodden and lighter?
The word is a commander of human power.
March!
So that the time behind the cores was torn.
To the old days so that the wind carried
only hair tangle.
For the fun of our planet
little equipped. Need to
snatch joy
in the days to come.
In this life is not difficult to die.
Make life much harder.
Emptiness ... Fly, crashing into the stars.
Neither you nor the beer.
Sobriety.
No, Yesenin, this is not a mockery.
There is no laughter in the throat of grief.
I see - he has plodded with his hand,
own bones swing bag.
- Stop it!
Drop it!
Are you in your mind?
Give, so cheeks poured deadly chalk?
Well you know how to bend,
that the other in the world could not.
Why?
What for?
Perplexity crumpled.
Critics mumble:
- This is the fault of that ... yes ...
and most importantly, the bows are few,
as a result, a lot of beer and wine.
- Say, would you replace the bohemian class,
class influenced you, and it would not be a fight.
Well, and the class thirst is filled with kvass?
Class - he does not drink a fool, either.
Say, you would have to put one of the posts -
They would become the content of a lot talented.
You would write a hundred lines a day,
tiring and long, like Doronin.
And in my opinion, come true such a nonsense
would lay hands on themselves earlier.
It’s better to die of vodka,
than boredom!
Do not reveal to us the causes of loss
neither loop nor penknife.
Maybe ink at Angleterre,
veins cut there were no b reasons.
The imitators were delighted: bis!
Above, the platoon almost killed him.
Why increase the number of suicides?
Better increase ink production!
Forever now language
in the teeth shuts.
It is difficult and inappropriate to breed mysteries.
The people, the language maker,
died voiced zabydyga apprentice.
And the poem is a requiem crowbar
from the past with the funeral not remaking almost.
In the hill stupid rhymes to drive a stake -
Is it really necessary to honor the poet?
You and the monument is not yet merged,
- where is he, bronze ringing or granite facet?
- and the memory grids have already been carried
dedication and memories rubbish.
Your name is in a handkerchief,
your word slobbering Sobinov
and removes under the birch dead -
"Not a word, O my friend, nor a little ooo-oh-oh."
Oh, to talk differently
with this very thing with Leonid Lohengrychy!
Stand up here thundering brawler:
- I will not let mumble verse and knead!
To stun them with a three-finger whistle
in grandma and in god's soul mother!
To spread the mediocre trash,
puffing dark suit sail,
to scatter Kogan,
encountered mutilated mustache pikes.
Rubbish so far has thinned a little.
A lot of things - just keep up.
We must redo life first,
remaking - you can sing.
This time is difficult for the pen,
but tell me cripples and cripples,
where, when, what great chose
way to trodden and lighter?
The word is a commander of human power.
March!
So that the time behind the cores was torn.
To the old days so that the wind carried
only hair tangle.
For the fun of our planet
little equipped. Need to
snatch joy
in the days to come.
In this life is not difficult to die.
Make life much harder.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Екатерина Литвиненко
