"Варвара Андреевна, когда я был еще очень молод, я составил себе идеал женщины, которую я полюблю и которую я буду счастлив назвать своею женой. Я прожил длинную жизнь и теперь в первый раз встретил в вас то, чего искал. Я люблю вас и предлагаю вам руку".
Сергей Иванович говорил себе это в то время, как он был уже в десяти шагах от Вареньки. Опустившись на колени и защищая руками гриб от Гриши, она звала маленькую Машу.
— Сюда, сюда! Маленькие! Много!— своим милым грудным голосом говорила она.
Увидав подходившего Сергея Ивановича, она не поднялась и не переменила положения; но все говорило ему, что она чувствует его приближение и радуется ему.
— Что, вы нашли что-нибудь? — спросила она, из-за белого платка поворачивая к нему свое красивое, тихо улыбающееся лицо.
— Ни одного, — сказал Сергей Иванович. — А вы?
Она не отвечала ему, занятая детьми, которые окружали ее.
— Еще этот, подле ветки, — указала она маленькой Маше маленькую сыроежку, перерезанную попере своей упругой розовой шляпки сухою травинкой, из-под которой она выдиралась. Она встала, когда Маша, разломив на две белые половинки, подняла сыроежку. — Это мне детство напоминает, — прибавила она, отходя от детей рядом с Сергеем Ивановичем.
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала от волнения радости и страха. Они отошли так далеко, что никто уже не мог бы слышать их, но он все еще не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала:
— Так вы ничего не нашли? Впрочем, в середине леса всегда меньше.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние слова.
— Я слышал только, что белые бывают преимущественно на краю, хотя я и не умею отличить белого.
Прошло еще несколько минут, они отошли еще дальше от детей и были совершенно одни. Сердце Вареньки билось так, что она слышала удары его и чувствовала, что краснеет, бледнеет и опять краснеет. Быть женой такого человека, как Кознышев, после своего положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом счастья. Кроме того, она почти была уверена, что она влюблена в него. И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то, что он скажет, и то, что он не скажет.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Все, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
— Какая же разница между белым и березовым?
Губы Вареньки дрожали от волнения, когда она ответила:
— В шляпке почти нет разницы, но в корне.
И как только эти слова были сказаны, и он и она поняли, что дело кончено, что то, что должно было быть сказано, не будет сказано, и волнение их, дошедшее пред этим до высшей степени, стало утихать.
Сергей Иванович говорил себе это в то время, как он был уже в десяти шагах от Вареньки. Опустившись на колени и защищая руками гриб от Гриши, она звала маленькую Машу.
— Сюда, сюда! Маленькие! Много!— своим милым грудным голосом говорила она.
Увидав подходившего Сергея Ивановича, она не поднялась и не переменила положения; но все говорило ему, что она чувствует его приближение и радуется ему.
— Что, вы нашли что-нибудь? — спросила она, из-за белого платка поворачивая к нему свое красивое, тихо улыбающееся лицо.
— Ни одного, — сказал Сергей Иванович. — А вы?
Она не отвечала ему, занятая детьми, которые окружали ее.
— Еще этот, подле ветки, — указала она маленькой Маше маленькую сыроежку, перерезанную попере своей упругой розовой шляпки сухою травинкой, из-под которой она выдиралась. Она встала, когда Маша, разломив на две белые половинки, подняла сыроежку. — Это мне детство напоминает, — прибавила она, отходя от детей рядом с Сергеем Ивановичем.
Они прошли молча несколько шагов. Варенька видела, что он хотел говорить; она догадывалась о чем и замирала от волнения радости и страха. Они отошли так далеко, что никто уже не мог бы слышать их, но он все еще не начинал говорить. Вареньке лучше было молчать. После молчания можно было легче сказать то, что они хотели сказать, чем после слов о грибах; но против своей воли, как будто нечаянно, Варенька сказала:
— Так вы ничего не нашли? Впрочем, в середине леса всегда меньше.
Сергей Иванович вздохнул и ничего не отвечал. Ему было досадно, что она заговорила о грибах. Он хотел воротить ее к первым словам, которые она сказала о своем детстве; но, как бы против воли своей, помолчав несколько времени, сделал замечание на ее последние слова.
— Я слышал только, что белые бывают преимущественно на краю, хотя я и не умею отличить белого.
Прошло еще несколько минут, они отошли еще дальше от детей и были совершенно одни. Сердце Вареньки билось так, что она слышала удары его и чувствовала, что краснеет, бледнеет и опять краснеет. Быть женой такого человека, как Кознышев, после своего положения у госпожи Шталь представлялось ей верхом счастья. Кроме того, она почти была уверена, что она влюблена в него. И сейчас это должно было решиться. Ей страшно было. Страшно было и то, что он скажет, и то, что он не скажет.
Теперь или никогда надо было объясниться; это чувствовал и Сергей Иванович. Все, во взгляде, в румянце, в опущенных глазах Вареньки, показывало болезненное ожидание. Сергей Иванович видел это и жалел ее. Он чувствовал даже то, что ничего не сказать теперь значило оскорбить ее. Он быстро в уме своем повторял себе все доводы в пользу своего решения. Он повторял себе и слова, которыми он хотел выразить свое предложение; но вместо этих слов, по какому-то неожиданно пришедшему ему соображению, он вдруг спросил:
— Какая же разница между белым и березовым?
Губы Вареньки дрожали от волнения, когда она ответила:
— В шляпке почти нет разницы, но в корне.
И как только эти слова были сказаны, и он и она поняли, что дело кончено, что то, что должно было быть сказано, не будет сказано, и волнение их, дошедшее пред этим до высшей степени, стало утихать.
"Varvara Andreevna, when I was still very young, I made up the ideal of a woman whom I will love and who I will be happy to call my wife. I have lived a long life and now for the first time I met in you what I was looking for. I love you and I offer you a hand. "
Sergei Ivanovich told himself this while he was already ten steps from Varenka. Having knelt down and protecting the mushroom with her hands from Grisha, she called little Masha.
- Here, here! Little ones! A lot! ”She said in her sweet, chesty voice.
Seeing Sergei Ivanovich approaching, she did not rise and did not change her position; but everything told him that she feels his approach and rejoices in him.
- What, did you find anything? - she asked, because of a white scarf, turning her beautiful, quietly smiling face to him.
“Not a single one,” said Sergei Ivanovich. - And you?
She did not answer him, busy with the children who surrounded her.
“This one, next to the branch,” she pointed out to little Masha a small russula, cut across her elastic pink hat with a dry blade of grass, from under which she was tearing herself out. She got up when Masha, breaking into two white halves, picked up a russula. “This reminds me of my childhood,” she added, moving away from the children next to Sergei Ivanovich.
They walked silently a few steps. Varenka saw what he wanted to say; she guessed what and froze with excitement of joy and fear. They had gone so far that no one could hear them, but he still did not begin to speak. It was better for Varenka to be silent. After silence, it was easier to say what they wanted to say than after words about mushrooms; but against her will, as if by accident, Varenka said:
“So you haven't found anything?” However, in the middle of the forest is always less.
Sergei Ivanovich sighed and did not answer. He was annoyed that she was talking about mushrooms. He wanted to turn her back to the first words she said about her childhood; but, as if against his will, after a pause for a while, he made a remark on her last words.
- I only heard that whites are mostly on the edge, although I do not know how to distinguish white.
A few more minutes passed, they moved further away from the children and were completely alone. Varenka’s heart beat so that she heard his beats and felt that she was blushing, turning pale and turning red again. Being the wife of a man like Koznishev, after her position with Madame Stahl, seemed to her the height of happiness. In addition, she was almost certain that she was in love with him. And now it had to be decided. She was scared. It was terrible that he would say, and that he would not say.
Now or never had to explain; Sergey Ivanovich felt this too. Everything, in her gaze, in her blush, in Varenka's lowered eyes, showed a painful expectation. Sergei Ivanovich saw this and felt sorry for her. He even felt that to say nothing now was to offend her. He quickly repeated in his mind all the arguments in favor of his decision. He repeated to himself the words with which he wanted to express his proposal; but instead of these words, for some reason that unexpectedly came to him, he suddenly asked:
- What is the difference between white and birch?
Varenka's lips trembled with excitement when she replied:
- There is almost no difference in the hat, but in the root.
And as soon as these words were spoken, and he and she understood that the matter was over, that what was to be said would not be said, and their excitement, which reached this to the highest degree, began to subside.
Sergei Ivanovich told himself this while he was already ten steps from Varenka. Having knelt down and protecting the mushroom with her hands from Grisha, she called little Masha.
- Here, here! Little ones! A lot! ”She said in her sweet, chesty voice.
Seeing Sergei Ivanovich approaching, she did not rise and did not change her position; but everything told him that she feels his approach and rejoices in him.
- What, did you find anything? - she asked, because of a white scarf, turning her beautiful, quietly smiling face to him.
“Not a single one,” said Sergei Ivanovich. - And you?
She did not answer him, busy with the children who surrounded her.
“This one, next to the branch,” she pointed out to little Masha a small russula, cut across her elastic pink hat with a dry blade of grass, from under which she was tearing herself out. She got up when Masha, breaking into two white halves, picked up a russula. “This reminds me of my childhood,” she added, moving away from the children next to Sergei Ivanovich.
They walked silently a few steps. Varenka saw what he wanted to say; she guessed what and froze with excitement of joy and fear. They had gone so far that no one could hear them, but he still did not begin to speak. It was better for Varenka to be silent. After silence, it was easier to say what they wanted to say than after words about mushrooms; but against her will, as if by accident, Varenka said:
“So you haven't found anything?” However, in the middle of the forest is always less.
Sergei Ivanovich sighed and did not answer. He was annoyed that she was talking about mushrooms. He wanted to turn her back to the first words she said about her childhood; but, as if against his will, after a pause for a while, he made a remark on her last words.
- I only heard that whites are mostly on the edge, although I do not know how to distinguish white.
A few more minutes passed, they moved further away from the children and were completely alone. Varenka’s heart beat so that she heard his beats and felt that she was blushing, turning pale and turning red again. Being the wife of a man like Koznishev, after her position with Madame Stahl, seemed to her the height of happiness. In addition, she was almost certain that she was in love with him. And now it had to be decided. She was scared. It was terrible that he would say, and that he would not say.
Now or never had to explain; Sergey Ivanovich felt this too. Everything, in her gaze, in her blush, in Varenka's lowered eyes, showed a painful expectation. Sergei Ivanovich saw this and felt sorry for her. He even felt that to say nothing now was to offend her. He quickly repeated in his mind all the arguments in favor of his decision. He repeated to himself the words with which he wanted to express his proposal; but instead of these words, for some reason that unexpectedly came to him, he suddenly asked:
- What is the difference between white and birch?
Varenka's lips trembled with excitement when she replied:
- There is almost no difference in the hat, but in the root.
And as soon as these words were spoken, and he and she understood that the matter was over, that what was to be said would not be said, and their excitement, which reached this to the highest degree, began to subside.
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Константин Машков
![Олег Яковлев [ведущий]](https://sun9-51.userapi.com/s/v1/if1/pQOD8t9fo6cbzSK6Vie03RdjFbPEzgL3Yxgn8nFNmRvXfMXkVFPCs6Fc3E02qJ_66-IsXnUr.jpg?size=200x200&quality=96&crop=64,90,463,463&ava=1 "Олег Яковлев [ведущий]")
