Продолжение майсы:
В доме реб Меира еще не спали. Хозяин ложился поздно и вместе с ним поздно ложились и домашние. Исера провели в кабинет, парнас сидел за столом, заваленном бумагами и сосредоточенно изучал какой-то документ. Исер был уверен, что реб Меир поднимет его на смех, но к величайшему удивлению тот сразу одобрил предложение Калмена.
– Но реб Меир, – удивленно произнес Исер, – а что скажут прихожане моей синагоги, когда узнают, к кому я ездил за советом?
– Ограда мудрости – молчание, – ответил реб Меир цитатой из «Советов мудрецов».– Вас ведь никто не тянет за язык докладывать о своей поездке.
– Еврейский мир так тесен….. – вздохнул Исер.
– Но все-таки он просторнее камеры в остроге, – ответил парнас.
По пути домой Исер завернул в синагогу. В пустом зале одиноко мерцал светильник, возле которого над раскрытым Талмудом склонился Калмен.
– Я еду с вами, – коротко сообщил Исер. – После молитвы приходите ко мне, позавтракаем – и в дорогу.
Четверка холеных лошадей, запряженная в карету на рессорах, домчала путников в Лиозно за три дня. Время пролетело незаметно, ведь Учение бесконечно, как вселенная и бездонно, точно пучина морская.
Ребе внимательно выслушал рассказ Исера, опустил глаза и принялся рассматривать рисунок древесных волокон на столешнице, тихонько постукивая по ней указательным пальцем. Исер хранил почтительное молчание.
– Вы ведь неплохо знакомы с Талмудом, – произнес, наконец, Ребе.
Исер кивнул.
– Сказано в трактате «Брохес»: царство земное похоже на царствие Небесное, – продолжил Ребе. – А в чем, собственно, сходство?
Исер задумался. Трактат «Брохес» он повторял совсем недавно, и помнил фразу, которую упомянул Ребе, но он совершенно не помнил, что говорят про нее комментаторы и говорят ли вообще.
– Не знаю, – честно признался он, спустя несколько минут напряженных размышлений.
– Сказано в трактате «Псохим»: имя Всевышнего нужно скрывать, то есть произносить по-другому, чем оно написано. Подобно этому скрывают имя земного царя. Например, русского императора зовут Александром, но обращаются к нему только – ваше величество.
Ребе отвернулся, давая понять, что аудиенция закончена. Исер остолбенел.
«И это все? – подумал он. – Это все, что он может сказать мне в ответ на мой рассказ? Нет, не может быть, наверное, Ребе сейчас продолжит».
Но Ребе молчал. Кто-то осторожно потянул Исера за рукав.
– Аудиенция закончена, – шепотом сказал секретарь. – Выходите, выходите из кабинета.
Уязвленный до глубины души, Исер вышел не попрощавшись. Он молча пересек приемную, забитую ожидавшими своей очереди хасидами, и сердито зашагал на постоялый двор, где оставил карету. Приказав кучеру немедленно запрягать, он быстро собрал вещи и через полчаса покинул Лиозно.
Насколько легко пробежала дорога туда, настолько же тягостно и медленно тянулась обратно. Унылые осенние поля, дорожная грязь, грубость мужиков на постоялых дворах, пьяные выкрики до глубокой ночи. Первый день Исер просидел, уставясь невидящим взглядом в окно кареты, припоминая каждое слово этого шарлатана, этого сектанта, главы помешанных. И как мог он, Исер, проучившийся столько лет в виленской ешиве, на секунду усомниться во мнении уважаемых раввинов. Надо было ехать так далеко, – горько усмехался Исер, – чтобы понять очевидную истину, известную в Вильне самому последнему простаку.
На второй день обида отошла в сторону, осталось только изумление. Изумление самим собой, хорошо пожившим, много повидавшим опытным человеком. Если бы Исер мог наблюдать себя со стороны, то увидел бы недоуменно поднятые брови и гримасу удивления.
На третий отпустило удивление, остались только горечь и грусть.
«За ошибки надо платить, – думал Исер. – И, в конце концов, поездка в Лиозно не такая уж высокая плата. А Калмен…… Калмен просто искал попутчика. Еще бы, чем неделю месить ногами грязь, лучше прокатиться в карете на пружинных рессорах».
Вернувшись домой Исер сразу поспешил к парнасу.
– Ну вот, все стало на свои места, – подытожил реб Меир рассказ Исера. – История с брошенной женой, которую я поведал вам перед поездкой, не более чем случайное совпадение. Всевышний разумно создал этот мир и положил в его основу разумно действующие законы. Человек, отвечающий на вопросы подобно сектанту из Лиозно, идет против разума, а значит – и против Б-га.
Прошло несколько месяцев. Реб Меир, казалось, полностью выбросил из головы мысли о хасидской ереси и готов был относиться к сектантам с прежним пренебрежением, но упрямое сердце почему-то отказывалось ненавидеть.
Исер старался не думать о будущем, сулящем одни неприятности, а поездку в Лиозно постарался забыть, словно и не было ее никогда. Жизнь шла своим чередом, привычная, налаженная жизнь, до предела заполненная работой и служением Всевышнему, давно превратившимся в рутину.
Письмо от адвоката из Петербурга взломало покойное течение дней, как бурная весенняя вода ломает казавшиеся незыблемыми ледовые заторы.
«Ваше дело через две недели предстанет на рассмотрение в Сенате. Шансов почти никаких. Общее настроение, царящее в Сенате, откровенно антисемитское. Единственным выходом из создавшегося положения может стать личное распоряжение министра юстиции. Самым разумным шагом была бы ваша личная встреча с министром. Возможно, вы сумеете объяснить ему абсурдность выдвигаемых против вас обвинений».
– Еще один сумасшедший! – в сердцах воскликнул Исер, прочитав письмо. – И он берет с меня деньги за такие идиотские советы? Можно подумать, будто министр юстиции каждый день встречается с евреями? Да меня на порог к нему не пустят!
Исер кипел и возмущался несколько часов, а потом, успокоившись, стал собираться в дорогу. Делать нечего, или сразу в острог, или сначала в Петербург, попробовать воспользоваться советом адвоката. Как-никак, он тертый столичный калач, наверное, знает, что к чему.
Петербург поразил Исера. Ему казалось, что домов выше, чем Варшаве, быть уже не может, а улиц шире – так и подавно. Попав на Невский проспект, он несколько минут стоял, не в силах двинуться с места. Там был не просто другой воздух, а другая жизнь, другая энергия, другое солнце над головой. Не лучшее, вовсе нет, в Вильне дышалось легче, а просто совсем иное.
– Конечно, министр юстиции вас не примет, – тут же согласился адвокат, выслушав сомнения Исера. – Об этом даже речи быть не может. Я предлагаю вам совсем иное. Министр юстиции каждый вторник и четверг совершает часовую прогулку по закрытой части Летнего сада. Туда пускают только дворян, но мы подкупим сторожа, он вас пропустит и укажет на министра. Вам надо будет подойти к нему и уповать на его милость. Я думаю, – заключил адвокат, покусывая кончик гусиного пера – это ваш единственный шанс.
Вначале все шло по составленному плану. Сторож принял мзду, в назначенный час впустил Исера и велел ему прогуливаться по аллее, обсаженной кустами.
– Министр завсегда тут гуляет, – сказал сторож. – Как он на аллею войдет, я за его спиной знак тебе подам, и тут уж не зевай. Но учти, коли разгневается министр и дознание устроит, как еврей в парк попал, я знать тебя не знаю и ведать про тебя не ведаю. Сам будешь выкручиваться.
Исер отправился на аллею и принялся медленно прогуливаться по дорожке, усыпанной чистым гравием. Сердце его колотилось, чтобы успокоиться он принялся шептать псалмы. Один, второй, третий. После пятнадцатого, он совсем пришел в себя, и когда на аллее появился господин в высоком цилиндре и длинном черном пальто с бобровым воротником, он спокойно двинулся к нему навстречу. Сторож за спиной господина делал руками знаки и корчил рожи, но Исер подумал, что он таким образом оповещает его.
На самом же деле в тот день министр юстиции задержался на важном заседании и отменил прогулку, а вместо него в парке оказался министр образования. Сторож пытался показать Исеру, что это совсем другой человек, но Исер не понимал жестов, принятых среди жителей Петербурга: в его родной Вильне жестикулировали совсем по-другому. С бесстрашием обреченного он подошел к министру и принялся говорить.
По мере рассказа раздраженное удивление на лице министра сменилось сочувствием. Выслушав до конца, он переспросил Исера:
– Так говоришь, жертва оказалась девственницей?
– Именно, – подтвердил Исер. – Есть протокол медицинского освидетельствования.
– Видишь ли, голубчик, – произнес господин, – тут произошла некая ошибка. Дело в том, что я министр не юстиции, а образования, и твой вопрос находится вне пределов моей компетенции. Однако, однако …… – он многозначительно поднял брови, давая понять, что заговорит сейчас о чем-то весьма важном для Исера.
– Сегодня во время беседы с императором его величество задали мне вопрос, на который я не знал, как ответить. Ты, судя по всему, ученый еврей и сможешь подсказать мне ответ. Если он понравится императору, то гм-гм-гм …. – и министр снова многозначительно поднял брови.
– Я весь в распоряжении вашего превосходительства, – пробормотал Исер.
– Написано у апостолов, – медленно произнес министр, – что царство земное похоже на царствие Небесное. А в чем, собственно, заключается это сходство?
Исер на несколько секунд потерял дар речи. Перед его мысленным взором предстало лицо Ребе из Лиозно, а его голос, произносящий ответ на вопрос, заданный императором Александром, заполнил все пространство внутри черепа.
– Что, трудный вопрос? – покровительственно усмехнулся министр, глядя на застывшее лицо Исера.
– Нет, совсем не трудный, – придя в себя, ответил Исер и слово в слово повторил ответ Ребе.
– Да, – обрадовано произнес министр, – звучит весьма убедительно. Ну что ж, вечером я буду во дворце и перескажу все императору. Заодно поведаю ему, – ха-ха! – историю с беременной девственницей. По какому адресу ты остановился?
На следующий день нарочный доставил Исеру пакет с высочайшим помилованием. Когда две недели спустя Меир Рафаэльс увидел собственноручную подпись императора и красный сургуч царской печати, то бросил все дела и, не медля ни минуты, отправился в Лиозно. Всю свою дальнейшую жизнь он связал с Ребе, став одним из самых преданных его хасидов.
«Голос в тишине»
В доме реб Меира еще не спали. Хозяин ложился поздно и вместе с ним поздно ложились и домашние. Исера провели в кабинет, парнас сидел за столом, заваленном бумагами и сосредоточенно изучал какой-то документ. Исер был уверен, что реб Меир поднимет его на смех, но к величайшему удивлению тот сразу одобрил предложение Калмена.
– Но реб Меир, – удивленно произнес Исер, – а что скажут прихожане моей синагоги, когда узнают, к кому я ездил за советом?
– Ограда мудрости – молчание, – ответил реб Меир цитатой из «Советов мудрецов».– Вас ведь никто не тянет за язык докладывать о своей поездке.
– Еврейский мир так тесен….. – вздохнул Исер.
– Но все-таки он просторнее камеры в остроге, – ответил парнас.
По пути домой Исер завернул в синагогу. В пустом зале одиноко мерцал светильник, возле которого над раскрытым Талмудом склонился Калмен.
– Я еду с вами, – коротко сообщил Исер. – После молитвы приходите ко мне, позавтракаем – и в дорогу.
Четверка холеных лошадей, запряженная в карету на рессорах, домчала путников в Лиозно за три дня. Время пролетело незаметно, ведь Учение бесконечно, как вселенная и бездонно, точно пучина морская.
Ребе внимательно выслушал рассказ Исера, опустил глаза и принялся рассматривать рисунок древесных волокон на столешнице, тихонько постукивая по ней указательным пальцем. Исер хранил почтительное молчание.
– Вы ведь неплохо знакомы с Талмудом, – произнес, наконец, Ребе.
Исер кивнул.
– Сказано в трактате «Брохес»: царство земное похоже на царствие Небесное, – продолжил Ребе. – А в чем, собственно, сходство?
Исер задумался. Трактат «Брохес» он повторял совсем недавно, и помнил фразу, которую упомянул Ребе, но он совершенно не помнил, что говорят про нее комментаторы и говорят ли вообще.
– Не знаю, – честно признался он, спустя несколько минут напряженных размышлений.
– Сказано в трактате «Псохим»: имя Всевышнего нужно скрывать, то есть произносить по-другому, чем оно написано. Подобно этому скрывают имя земного царя. Например, русского императора зовут Александром, но обращаются к нему только – ваше величество.
Ребе отвернулся, давая понять, что аудиенция закончена. Исер остолбенел.
«И это все? – подумал он. – Это все, что он может сказать мне в ответ на мой рассказ? Нет, не может быть, наверное, Ребе сейчас продолжит».
Но Ребе молчал. Кто-то осторожно потянул Исера за рукав.
– Аудиенция закончена, – шепотом сказал секретарь. – Выходите, выходите из кабинета.
Уязвленный до глубины души, Исер вышел не попрощавшись. Он молча пересек приемную, забитую ожидавшими своей очереди хасидами, и сердито зашагал на постоялый двор, где оставил карету. Приказав кучеру немедленно запрягать, он быстро собрал вещи и через полчаса покинул Лиозно.
Насколько легко пробежала дорога туда, настолько же тягостно и медленно тянулась обратно. Унылые осенние поля, дорожная грязь, грубость мужиков на постоялых дворах, пьяные выкрики до глубокой ночи. Первый день Исер просидел, уставясь невидящим взглядом в окно кареты, припоминая каждое слово этого шарлатана, этого сектанта, главы помешанных. И как мог он, Исер, проучившийся столько лет в виленской ешиве, на секунду усомниться во мнении уважаемых раввинов. Надо было ехать так далеко, – горько усмехался Исер, – чтобы понять очевидную истину, известную в Вильне самому последнему простаку.
На второй день обида отошла в сторону, осталось только изумление. Изумление самим собой, хорошо пожившим, много повидавшим опытным человеком. Если бы Исер мог наблюдать себя со стороны, то увидел бы недоуменно поднятые брови и гримасу удивления.
На третий отпустило удивление, остались только горечь и грусть.
«За ошибки надо платить, – думал Исер. – И, в конце концов, поездка в Лиозно не такая уж высокая плата. А Калмен…… Калмен просто искал попутчика. Еще бы, чем неделю месить ногами грязь, лучше прокатиться в карете на пружинных рессорах».
Вернувшись домой Исер сразу поспешил к парнасу.
– Ну вот, все стало на свои места, – подытожил реб Меир рассказ Исера. – История с брошенной женой, которую я поведал вам перед поездкой, не более чем случайное совпадение. Всевышний разумно создал этот мир и положил в его основу разумно действующие законы. Человек, отвечающий на вопросы подобно сектанту из Лиозно, идет против разума, а значит – и против Б-га.
Прошло несколько месяцев. Реб Меир, казалось, полностью выбросил из головы мысли о хасидской ереси и готов был относиться к сектантам с прежним пренебрежением, но упрямое сердце почему-то отказывалось ненавидеть.
Исер старался не думать о будущем, сулящем одни неприятности, а поездку в Лиозно постарался забыть, словно и не было ее никогда. Жизнь шла своим чередом, привычная, налаженная жизнь, до предела заполненная работой и служением Всевышнему, давно превратившимся в рутину.
Письмо от адвоката из Петербурга взломало покойное течение дней, как бурная весенняя вода ломает казавшиеся незыблемыми ледовые заторы.
«Ваше дело через две недели предстанет на рассмотрение в Сенате. Шансов почти никаких. Общее настроение, царящее в Сенате, откровенно антисемитское. Единственным выходом из создавшегося положения может стать личное распоряжение министра юстиции. Самым разумным шагом была бы ваша личная встреча с министром. Возможно, вы сумеете объяснить ему абсурдность выдвигаемых против вас обвинений».
– Еще один сумасшедший! – в сердцах воскликнул Исер, прочитав письмо. – И он берет с меня деньги за такие идиотские советы? Можно подумать, будто министр юстиции каждый день встречается с евреями? Да меня на порог к нему не пустят!
Исер кипел и возмущался несколько часов, а потом, успокоившись, стал собираться в дорогу. Делать нечего, или сразу в острог, или сначала в Петербург, попробовать воспользоваться советом адвоката. Как-никак, он тертый столичный калач, наверное, знает, что к чему.
Петербург поразил Исера. Ему казалось, что домов выше, чем Варшаве, быть уже не может, а улиц шире – так и подавно. Попав на Невский проспект, он несколько минут стоял, не в силах двинуться с места. Там был не просто другой воздух, а другая жизнь, другая энергия, другое солнце над головой. Не лучшее, вовсе нет, в Вильне дышалось легче, а просто совсем иное.
– Конечно, министр юстиции вас не примет, – тут же согласился адвокат, выслушав сомнения Исера. – Об этом даже речи быть не может. Я предлагаю вам совсем иное. Министр юстиции каждый вторник и четверг совершает часовую прогулку по закрытой части Летнего сада. Туда пускают только дворян, но мы подкупим сторожа, он вас пропустит и укажет на министра. Вам надо будет подойти к нему и уповать на его милость. Я думаю, – заключил адвокат, покусывая кончик гусиного пера – это ваш единственный шанс.
Вначале все шло по составленному плану. Сторож принял мзду, в назначенный час впустил Исера и велел ему прогуливаться по аллее, обсаженной кустами.
– Министр завсегда тут гуляет, – сказал сторож. – Как он на аллею войдет, я за его спиной знак тебе подам, и тут уж не зевай. Но учти, коли разгневается министр и дознание устроит, как еврей в парк попал, я знать тебя не знаю и ведать про тебя не ведаю. Сам будешь выкручиваться.
Исер отправился на аллею и принялся медленно прогуливаться по дорожке, усыпанной чистым гравием. Сердце его колотилось, чтобы успокоиться он принялся шептать псалмы. Один, второй, третий. После пятнадцатого, он совсем пришел в себя, и когда на аллее появился господин в высоком цилиндре и длинном черном пальто с бобровым воротником, он спокойно двинулся к нему навстречу. Сторож за спиной господина делал руками знаки и корчил рожи, но Исер подумал, что он таким образом оповещает его.
На самом же деле в тот день министр юстиции задержался на важном заседании и отменил прогулку, а вместо него в парке оказался министр образования. Сторож пытался показать Исеру, что это совсем другой человек, но Исер не понимал жестов, принятых среди жителей Петербурга: в его родной Вильне жестикулировали совсем по-другому. С бесстрашием обреченного он подошел к министру и принялся говорить.
По мере рассказа раздраженное удивление на лице министра сменилось сочувствием. Выслушав до конца, он переспросил Исера:
– Так говоришь, жертва оказалась девственницей?
– Именно, – подтвердил Исер. – Есть протокол медицинского освидетельствования.
– Видишь ли, голубчик, – произнес господин, – тут произошла некая ошибка. Дело в том, что я министр не юстиции, а образования, и твой вопрос находится вне пределов моей компетенции. Однако, однако …… – он многозначительно поднял брови, давая понять, что заговорит сейчас о чем-то весьма важном для Исера.
– Сегодня во время беседы с императором его величество задали мне вопрос, на который я не знал, как ответить. Ты, судя по всему, ученый еврей и сможешь подсказать мне ответ. Если он понравится императору, то гм-гм-гм …. – и министр снова многозначительно поднял брови.
– Я весь в распоряжении вашего превосходительства, – пробормотал Исер.
– Написано у апостолов, – медленно произнес министр, – что царство земное похоже на царствие Небесное. А в чем, собственно, заключается это сходство?
Исер на несколько секунд потерял дар речи. Перед его мысленным взором предстало лицо Ребе из Лиозно, а его голос, произносящий ответ на вопрос, заданный императором Александром, заполнил все пространство внутри черепа.
– Что, трудный вопрос? – покровительственно усмехнулся министр, глядя на застывшее лицо Исера.
– Нет, совсем не трудный, – придя в себя, ответил Исер и слово в слово повторил ответ Ребе.
– Да, – обрадовано произнес министр, – звучит весьма убедительно. Ну что ж, вечером я буду во дворце и перескажу все императору. Заодно поведаю ему, – ха-ха! – историю с беременной девственницей. По какому адресу ты остановился?
На следующий день нарочный доставил Исеру пакет с высочайшим помилованием. Когда две недели спустя Меир Рафаэльс увидел собственноручную подпись императора и красный сургуч царской печати, то бросил все дела и, не медля ни минуты, отправился в Лиозно. Всю свою дальнейшую жизнь он связал с Ребе, став одним из самых преданных его хасидов.
«Голос в тишине»
Maysa continued:
In the house, reb Meir had not slept yet. The landlord went to bed late and his family went to bed late too. Isera was led into the office, Parnassus was sitting at a table littered with papers and was intently studying some kind of document. Iser was sure that Reb Meir would make him laugh, but to his great surprise, he immediately approved of Kalmen's proposal.
“But Reb Meir,” Iser said in surprise, “what will the parishioners of my synagogue say when they find out to whom I went for advice?”
“The fence of wisdom is silence,” Reb Meir replied with a quote from the “Councils of the Wise.” “Nobody pulls you for the language to report on your trip.”
“The Jewish world is so small ... ..” Iser sighed.
“But still, it is more spacious than the cell in the prison,” answered Parnassus.
On his way home, Iser wrapped himself in a synagogue. A luminaire flickered lonely in an empty room, near which Kalmen bent over the opened Talmud.
“I'm going with you,” Iser said shortly. - After prayer, come to me, have breakfast - and on the road.
Four sleek horses harnessed to a carriage on springs, home travelers in Liozno in three days. Time flew by unnoticed, for the Teaching is infinite, like a universe and bottomless, like a deep sea.
The Rebbe carefully listened to Iser's story, looked down and began to examine the drawing of wood fibers on the countertop, gently tapping it with his index finger. Iser kept a respectful silence.
“You are well acquainted with the Talmud,” the Rebbe finally said.
Iser nodded.
“It is said in the Broches treatise: the kingdom of the earth is like the kingdom of heaven,” the Rebbe continued. - And what, in fact, is the similarity?
Iser thought for a moment. He repeated the Broches treatise very recently, and remembered the phrase that the Rebbe mentioned, but he did not remember at all what the commentators were saying about her and whether they were talking at all.
“I don’t know,” he honestly admitted, after a few minutes of intense thought.
- It is said in the treatise "Psochem": the name of the Most High must be hidden, that is, pronounced differently than it is written. Similarly, they hide the name of the earthly king. For example, the Russian emperor is called Alexander, but they only turn to him - Your Majesty.
The Rebbe turned away, making it clear that the audience was over. Iser was dumbfounded.
"And it's all? He thought. “Is that all he can tell me in response to my story?” No, it cannot be, probably, the Rebbe will continue now. ”
But the Rebbe was silent. Someone carefully pulled Iser by the sleeve.
“The audience is over,” the secretary said in a whisper. - Come out, get out of the office.
Stung to the depths of his soul, Iser came out without saying goodbye. He silently crossed the waiting room, which was full of Hasidim waiting for their turn, and strode angrily into the inn, where he left the carriage. Having ordered the coachman to immediately be harnessed, he quickly packed up his things and left Liozno half an hour later.
How easily the road ran there, just as painfully and slowly stretched back. Dull autumn fields, road dirt, rudeness of men in inns, drunken cries until late at night. The first day Iser sat, staring blindly out the carriage window, recalling every word of this charlatan, this sectarian, the head of the obsessed. And how could he, Iser, having studied so many years in the Vilna yeshiva, doubt the opinion of respected rabbis for a second. It was necessary to go so far, - Iser grinned bitterly, - in order to understand the obvious truth known in Vilna to the very last simpleton.
On the second day, resentment stepped aside, only amazement remained. Amazement by oneself, well-lived, seen a lot by an experienced person. If Iser could observe himself from the side, he would see perplexed eyebrows and a grimace of surprise.
The third one let go of surprise, only bitterness and sadness remained.
“You have to pay for mistakes," thought Iser. - And, in the end, a trip to Liozno is not such a high fee. And Kalmen ... ... Kalmen was just looking for a fellow traveler. It would be better to knead the dirt with your feet for a week, it is better to ride in a carriage on spring springs. "
Returning home, Iser immediately rushed to Parnassus.
“Well, everything fell into place,” reb Meir summed up Iser's story. “The story of the abandoned wife that I told you before the trip was no more than a coincidence.” The Almighty reasonably created this world and put it in the basis of reasonably acting laws. A person answering questions like a sectarian from Liozno goes against reason, and therefore against Gd.
Several months have passed. Reb Meir, it seemed, completely overlooked the thoughts of the Hasidic heresy and was ready to treat the sectarians with the same neglect, but for some reason the stubborn heart refused to hate.
Iser tried not to think about the future, promising some trouble, and tried to forget the trip to Liozno, as if there had never been one. Life went on as usual, a familiar, established life, filled to the limit with work and service to the Almighty, who had long turned into a routine.
A letter from a lawyer from St. Petersburg cracked the late days, as stormy spring water breaks the seemingly unshakable ice jams.
“Your case will be presented to the Senate in two weeks.” Almost no chances. General mood reigning in
In the house, reb Meir had not slept yet. The landlord went to bed late and his family went to bed late too. Isera was led into the office, Parnassus was sitting at a table littered with papers and was intently studying some kind of document. Iser was sure that Reb Meir would make him laugh, but to his great surprise, he immediately approved of Kalmen's proposal.
“But Reb Meir,” Iser said in surprise, “what will the parishioners of my synagogue say when they find out to whom I went for advice?”
“The fence of wisdom is silence,” Reb Meir replied with a quote from the “Councils of the Wise.” “Nobody pulls you for the language to report on your trip.”
“The Jewish world is so small ... ..” Iser sighed.
“But still, it is more spacious than the cell in the prison,” answered Parnassus.
On his way home, Iser wrapped himself in a synagogue. A luminaire flickered lonely in an empty room, near which Kalmen bent over the opened Talmud.
“I'm going with you,” Iser said shortly. - After prayer, come to me, have breakfast - and on the road.
Four sleek horses harnessed to a carriage on springs, home travelers in Liozno in three days. Time flew by unnoticed, for the Teaching is infinite, like a universe and bottomless, like a deep sea.
The Rebbe carefully listened to Iser's story, looked down and began to examine the drawing of wood fibers on the countertop, gently tapping it with his index finger. Iser kept a respectful silence.
“You are well acquainted with the Talmud,” the Rebbe finally said.
Iser nodded.
“It is said in the Broches treatise: the kingdom of the earth is like the kingdom of heaven,” the Rebbe continued. - And what, in fact, is the similarity?
Iser thought for a moment. He repeated the Broches treatise very recently, and remembered the phrase that the Rebbe mentioned, but he did not remember at all what the commentators were saying about her and whether they were talking at all.
“I don’t know,” he honestly admitted, after a few minutes of intense thought.
- It is said in the treatise "Psochem": the name of the Most High must be hidden, that is, pronounced differently than it is written. Similarly, they hide the name of the earthly king. For example, the Russian emperor is called Alexander, but they only turn to him - Your Majesty.
The Rebbe turned away, making it clear that the audience was over. Iser was dumbfounded.
"And it's all? He thought. “Is that all he can tell me in response to my story?” No, it cannot be, probably, the Rebbe will continue now. ”
But the Rebbe was silent. Someone carefully pulled Iser by the sleeve.
“The audience is over,” the secretary said in a whisper. - Come out, get out of the office.
Stung to the depths of his soul, Iser came out without saying goodbye. He silently crossed the waiting room, which was full of Hasidim waiting for their turn, and strode angrily into the inn, where he left the carriage. Having ordered the coachman to immediately be harnessed, he quickly packed up his things and left Liozno half an hour later.
How easily the road ran there, just as painfully and slowly stretched back. Dull autumn fields, road dirt, rudeness of men in inns, drunken cries until late at night. The first day Iser sat, staring blindly out the carriage window, recalling every word of this charlatan, this sectarian, the head of the obsessed. And how could he, Iser, having studied so many years in the Vilna yeshiva, doubt the opinion of respected rabbis for a second. It was necessary to go so far, - Iser grinned bitterly, - in order to understand the obvious truth known in Vilna to the very last simpleton.
On the second day, resentment stepped aside, only amazement remained. Amazement by oneself, well-lived, seen a lot by an experienced person. If Iser could observe himself from the side, he would see perplexed eyebrows and a grimace of surprise.
The third one let go of surprise, only bitterness and sadness remained.
“You have to pay for mistakes," thought Iser. - And, in the end, a trip to Liozno is not such a high fee. And Kalmen ... ... Kalmen was just looking for a fellow traveler. It would be better to knead the dirt with your feet for a week, it is better to ride in a carriage on spring springs. "
Returning home, Iser immediately rushed to Parnassus.
“Well, everything fell into place,” reb Meir summed up Iser's story. “The story of the abandoned wife that I told you before the trip was no more than a coincidence.” The Almighty reasonably created this world and put it in the basis of reasonably acting laws. A person answering questions like a sectarian from Liozno goes against reason, and therefore against Gd.
Several months have passed. Reb Meir, it seemed, completely overlooked the thoughts of the Hasidic heresy and was ready to treat the sectarians with the same neglect, but for some reason the stubborn heart refused to hate.
Iser tried not to think about the future, promising some trouble, and tried to forget the trip to Liozno, as if there had never been one. Life went on as usual, a familiar, established life, filled to the limit with work and service to the Almighty, who had long turned into a routine.
A letter from a lawyer from St. Petersburg cracked the late days, as stormy spring water breaks the seemingly unshakable ice jams.
“Your case will be presented to the Senate in two weeks.” Almost no chances. General mood reigning in
У записи 5 лайков,
2 репостов,
1304 просмотров.
2 репостов,
1304 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Хаим Толочинский
