ИСТОРИЯ НА ИСХОДЕ СУББОТЫ БЕРЕМЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА После истории...

ИСТОРИЯ НА ИСХОДЕ СУББОТЫ

БЕРЕМЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА

После истории с Шейной что-то повернулось в сердце реб Меира Рафаэльса. Нет, он по-прежнему относился с большим подозрением к сектантам, именующим себя хасидами, но огонь былой неприязни то ли стих, то ли совсем угас. Лишь иногда лиловые язычки пламени взлетали над углями, тлеющими под пеплом.
Сам того не замечая, он мысленно возвращался к истории брошенной жены по несколько раз в день. Загадочная личность всевидящего Ребе будоражила воображение реб Меира. Была ли «проницательность» главы секты плодом случайного совпадения? Или тот действительно мог разглядеть, как переплетаются нити людских судеб, вычленить в бесконечных узелках огромного клубка то самое звено, где сошлись жизненные линии Шейны, ее мужа и парнаса Вильны?
Однако дальше размышлений дело не продвинулось. Уж слишком запутаны были в клубок обстоятельства, чересчур невероятным казалось поведение Ребе и его хасидов, чтобы нормальный здравомыслящий человек на основании одного случая изменил давно сложившееся мировоззрение. Он бы с радостью выбросил эту историю из головы и зажил бы прежней жизнью, но… то самое «но» честного исследователя, что заставляет иных людей куда более решительно менять жизнь, не давало парнасу покоя.
«Поживем – увидим, – решил про себя реб Меир. – Подождем еще одного случая, и, ежели таковой произойдет, что впрочем, вовсе не обязательно, тогда и будем решать».
И случай не заставил себя ждать. Вечером четверга в одну из синагог Вильны вошел нищий бродяга. Одет он был пусть и бедно, но довольно опрятно, и шамес – синагогальный служка – немного удивился, видя с каким рвением бродяга счищает со своих латаных-перелатаных сапог комья грязи. Обычно такого рода посетители сразу направлялись к шамесу просить подаяние, но этот нищий, омыв руки, снял с полки том Талмуда и, усевшись поближе к светильнику, углубился в чтение.
Шамес начал готовить синагогу к приближающейся субботе и до глубокой ночи занимался наведением чистоты и порядка. Все это время нищий не отрывался от Талмуда. Около десяти часов вечера он встал со своего места, подошел к шамесу и попросил разрешения переночевать в синагоге.
– Где же ты будешь спать, – удивился шамес. – Прямо на скамейке? Иди-ка лучше в «экдеш», там тебе дадут койку и накормят бесплатным ужином.
– Ужин у меня с собой, – ответил нищий, – а спать я предпочитаю над раскрытой книгой. Одна только просьба, нельзя ли разжиться у вас стаканом чая?
– Конечно, конечно, – воскликнул шамес, удивленный странным поведением нищего. Он быстро раздул самовар, заварил большой чайник чаю и принес вместе с железной кружкой. Нищий несколько раз поблагодарил шамеса, достал из котомки сухари и селедку, поужинал, запивая скудную еду чаем, произнес благословения и снова уселся за книгу.
Шамес вернулся в синагогу ранним утром. Холодный дождь злобно хлестал по блестящей от воды булыжной мостовой. Нищий сидел на том же месте, догоревшие почти до самого основания свечи бросали тусклый свет на желтые страницы Талмуда.
« Это скрытый праведник, – подумал шамес. – Возможно, даже ламедвовник . Нужно рассказать о нем раввину».
– Доброе утро, – приветствовал он незнакомца, которого уже не мог даже про себя называть нищим. – Скоро соберется миньян, а после я хотел бы пригласить вас к себе домой на завтрак.
– Благодарю, – ответил незнакомец, – но по утрам мне достаточно стакана чая. Если вы сможете оказать мне ту же любезность, что и вчера, то…
– Конечно, конечно, – перебил его шамес. – Но, может, все-таки вы примете мое приглашение?
– Я застрял над одним сложным местом в Талмуде,– извиняющимся тоном произнес незнакомец, – и хотел бы до отъезда успеть разобраться в нем. Вы не позволите мне провести субботу в вашей синагоге, тут очень хорошо думается.
«Точно, праведник», – подумал шамес.
– Зачем в синагоге? – спросил он незнакомца. – Среди наших прихожан есть несколько очень богатых и ученых евреев, которые каждую субботу ищут гостей. Любой из них с радостью пригласит вас провести вместе с ним святой день.
– Нет, нет, – незнакомец отрицательно покачал головой. – Я хочу в субботу находиться тут. Есть в воздухе вашей синагоги что-то особенное, мне в ней удивительно легко дышится и думается.
Шамес зажег свечи. Входная дверь то и дело хлопала, впуская промокших прихожан, собиравшихся на миньян. Ветер вдувал в синагогу холодный сырой воздух, пламя свечей трепетало с каждым открытием двери.
После утренней молитвы шамес рассказал раввину о необычном госте.
– Направь его к Исеру, – посоветовал раввин. – Субботние беседы отвлекут Исера от мрачных мыслей.
– Но гость хочет провести субботу в синагоге, – возразил шамес.
– Я его уговорю, – ответил раввин и отправился к незнакомцу.
Однако это оказалось вовсе не простым делом. Лишь после долгих уговоров гость согласился пойти к богачу Исеру на три субботние трапезы. Все остальное время он намеревался учиться в синагоге.
Исер, один из богатейших евреев Вильны, торговал зерном. В юности он немало времени провел над книгами, понимал толк в Талмуде и превыше всего ценил ученость. После первых же фраз он различил в госте глубокие познания и проникся к нему величайшим почтением.
– Реб Калмен, – попросил он гостя перед окончанием трапезы. – У меня есть несколько вопросов по Талмуду, которые я бы хотел обсудить. Не сможете ли вы уделить мне немного времени.
Разговор продлился до глубокой ночи. Хозяин и гость разложили на столе гору книг и перелистывали страницы в поисках доказательств или контрдоводов. Когда большие часы на стене пробили полночь, Исер спросил:
– Может, все-таки останетесь ночевать? Жена приготовила для вас комнату и постель. Зачем вам спать, сидя на лавке?
Калмен отрицательно покачал головой.
– Тогда еще один вопрос на дорожку, – не удержался Исер. – Первосвященнику разрешено жениться только на девственнице. И вот, после свадьбы обнаруживается, что эта девственница беременна.
– Что за вопрос? – ¬недоуменно поднял брови Калмен. – Талмуд разбирает эту проблему во второй главе трактата «Хагига».
– Это понятно, – парировал Исер. – Мудрецы спросили об этом Бен-Зому, и тот ответил, что пренебрегает мнением Шмуэля.
– Да, – подтвердил Калмен. – Шмуэль утверждал, будто можно сделать девушку беременной, оставив ее девственницей. Но такое умение у мужчин встречается крайне редко, поэтому Бен-Зома ответил, что мнением Шмуэля можно пренебречь. А девушка, вероятнее всего, забеременела в микве, от семени мужчины, побывавшего там перед ней.
– Вопрос заключается вот в чем, – произнес Исер. – Как мог Бен-Зома пренебречь мнением Шмуэля, когда Шмуэль жил двести лет после него?
– Хороший вопрос! – Калмен даже улыбнулся от удовольствия. – Но ответ на него несложен. Когда спустя сто с лишним лет после Шмуэля записывали Талмуд, то мужское умение такого рода, по причинам скромности, было принято называть «мнением Шмуэля». Поэтому, дабы лишний раз не описывать, что имеется в виду, составители Талмуда просто указали, будто Бен-Зома пренебрегает «мнением Шмуэля».
– Понятно, – Исер тяжело вздохнул. Гримаса боли на долю секунды исказила его лицо, но он тут же взял себя в руки.
Калмен распрощался и вышел на улицу. Серые влажные тучи низко висели над черепичными крышами Вильны. Мокрые булыжники тускло мерцали под лунным светом. Калмен надвинул шляпу и пошел в синагогу.
Утром шамес застал его сидящим над открытым томом Талмуда.
– Как позанимались? – уважительно спросил он гостя.
– Великолепно, – бодрым голосом ответил Калмен. – Я почти разобрался в проблеме. Еще одна такая ночь, и все встанет на свои места.
На вторую дневную трапезу Калмен снова отправился к Исеру. Домашние позабыли про еду, слушая их беседу. С головокружительной быстротой собеседники перескакивали с темы из одного трактата на другой, затем на третий, четвертый, потом соединяли все обсуждаемые темы в одну цепь и, тщательно перебирая каждое звено, пытались найти слабое место в рассуждениях. В конце обеда, перед благословением на пищу, Исер снова тяжело вздохнул. Гримаса боли на долю секунды исказила его лицо. Калмен опять сделал вид, будто ничего не заметил.
Та же гримаса промелькнула на лице Исера и в конце третьей трапезы. Кроме этого секундного проявления внутренней боли, терзающей богача, Калмен не заметил никаких признаков тревоги. Исер держался ровно и спокойно, как и подобает вести себя человеку, сведущему в Торе.
После «мелавэ малка» – ночной трапезы, провожающей царицу субботу – когда домашние Исера, попрощавшись с гостем, разошлись по своим комнатам, Калмен осторожно прикоснулся к руке хозяина:
– Я вижу, вас что-то мучает. Расскажите, возможно, я смогу облегчить ваши страдания.
Исер тяжело вздохнул.
– От вас ничего не скроешь, дорогой реб Калмен. Но помочь вы мне вряд ли сможете. Я угодил в слишком сложный переплет. Впрочем, коли вам охота слушать про чужие беды, то, пожалуйста, слушайте.
Год назад моя жена приняла на работу служанку, русскую девушку из Ковны. Девушка как девушка, ничего особенного. Мне она, честно говоря, с самого начала не понравилась, взгляд у нее был прищуренный и губы тонюсенькие, но мало ли что может показаться. Сталкиваться мне с ней почти не приходилось, ведь из дома я ухожу рано, после синагоги отправляюсь в контору, там завтракаю, там же и обедаю, и возвращаюсь домой после вечерней молитвы.
Спустя несколько месяцев жена сказала, что хочет рассчитать новую служанку. Мол, нерадива, неаккуратна, да и есть подозрение, что подворовывает: то вязанки баранок на кухне не досчитаются, то куска колбасы. Я вызвал девушку, выдал ей расчет и пожелал успехов. Она взяла деньги, посмотрела на меня злобно и прошипела:
– Ты еще пожалеешь об этом, жид пархатый, дерьмом напхатый.
Хлопнула дверью и была такова. Я подумал, что жена права – держать такого человека в доме просто опасно – и тут же забыл про служанку. Дел у меня, слава Б-гу, хватает, только успевай поворачиваться.
Через неделю меня вызвали в полицейский участок. Пристав Мироныч выглядел смущенным. Он приходит ко мне в дом на все еврейские, русские, польские и литовские праздники и никогда не покидает его с пустыми ру
HISTORY OUTSIDE SATURDAY

PREGNANT VIRGIN

After the story with Shane, something turned into the heart of reb Meir Rafael. No, he was still very suspicious of the sectarians, calling themselves Hasidim, but the fire of the past hostility either verse or completely died out. Only occasionally did lilac flames fly up over the coals smoldering under the ashes.
Without noticing it, he mentally returned to the story of his abandoned wife several times a day. The mysterious person of the all-seeing Rebbe excited the imagination of reb Meir. Was the “insight” of the head of the sect the result of coincidence? Or could he really see how the threads of human destinies intertwine, isolate in the endless knots of a huge tangle the very link where the life lines of Sheina, her husband and Parnassus Vilna met?
However, things did not advance beyond thought. The circumstances were too complicated, the behavior of the Rebbe and his Hasidim seemed too improbable, so that a normal sane person on the basis of one case would change the long-established worldview. He would have gladly thrown this story out of his head and would have lived his former life, but ... the same “but” of an honest researcher, which makes other people change their life much more decisively, did not give parnassus peace.
“We'll wait and see,” Reb Meir decided to himself. “We’ll wait for another case, and if this happens, which, however, is not necessary, then we will decide.”
And the case was not long in coming. Thursday evening, a beggar entered a synagogue in Vilna. He was dressed albeit poorly, but rather neatly, and Chamez - a synagogue servant - was a little surprised to see how zealous the tramp was to clean off clods of dirt from his patched-shabby boots. Usually, visitors of this kind immediately went to the shames to ask for alms, but this beggar, having washed his hands, removed the volume of the Talmud from the shelf and, sitting closer to the lamp, went into reading.
Shames began to prepare the synagogue for the approaching Saturday, and until late at night was engaged in cleaning up and ordering. All this time, the beggar did not come off the Talmud. About ten o’clock in the evening he got up from his place, went up to the shamess and asked permission to spend the night in the synagogue.
“Where are you going to sleep,” Chamez was surprised. - Right on the bench? Better go to the Ekdesh, where they will give you a bunk and feed you a free dinner.
“I have dinner with me,” the beggar answered, “and I prefer to sleep over the open book.” Only one request, is it possible to get hold of a glass of tea?
“Of course, of course,” exclaimed the shames, surprised at the strange behavior of the beggar. He quickly inflated the samovar, made a large teapot of tea, and brought it along with an iron mug. The beggar thanked several times the shames, took out crackers and herring from the knapsack, dined, drank meager tea with tea, said blessings, and sat down again at the book.
Shames returned to the synagogue in the early morning. Cold rain viciously whipped along the cobblestone pavement glistening from the water. The beggar was sitting in the same place, the candles, almost completely burned down, cast a dim light on the yellow pages of the Talmud.
This is a hidden righteous man, thought shames. “Perhaps even a llama donor.” It is necessary to tell the rabbi about him. ”
“Good morning,” he greeted the stranger, whom he could no longer even call himself a beggar. “The minyan will be meeting soon, and after that I would like to invite you to my home for breakfast.”
“Thank you,” the stranger answered, “but in the mornings a glass of tea is enough for me.” If you can show me the same courtesy as yesterday, then ...
“Of course, of course,” the chamez interrupted. “But maybe you will accept my invitation?”
“I was stuck over one difficult place in the Talmud,” the stranger said apologetically, “and I would like to have time to sort it out before departure. You will not allow me to spend Saturday in your synagogue, it thinks very well here.
Right, righteous, thought shames.
“Why in the synagogue?” He asked the stranger. - Among our parishioners there are several very rich and learned Jews who are looking for guests every Saturday. Any of them will be happy to invite you to spend a holy day with him.
“No, no,” the stranger shook his head. “I want to be here on Saturday.” There is something special in the air of your synagogue; it is surprisingly easy for me to breathe and think in it.
Chames lit candles. The front door kept slamming, letting in the soaking parishioners who were gathering for the minyan. The wind blew cold moist air into the synagogue, the flame of candles fluttered with every opening of the door.
After morning prayer, shames told the rabbi about an unusual guest.
“Send him to Iser,” the rabbi advised. - Saturday talks will distract Iser from gloomy thoughts.
“But the guest wants to spend the Sabbath in the synagogue,” said Chamez.
“I will persuade him,” the rabbi answered and went to the stranger.
However, this was not at all a simple matter. Only after much persuasion did the guest agree to go to the rich Iser for three Sabbath meals. The rest of the time he intended to study in the synagogue.
Iser, one of the richest Jews in Vilna, traded in grain. In his youth, he spent a lot of time on books, he understood the Talm
У записи 5 лайков,
1 репостов,
638 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Хаим Толочинский

Понравилось следующим людям