ЕВТУШЕНКО
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно -
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное...
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются -
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих -
вроде спорами идейными,
но приглядишься -
те же в них черты...
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания...
Из скольких я успел удрать -
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода...
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им -
тебе принадлежу...
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен -
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все -
куда сложней...
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных -
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
"Уходи...
Не надо...
Я вижу -
ты не мой,
а ты - ее..."
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
"Мой маленький!
Мой маленький!" -
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
"Ты не мой!
Не мой!"
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество -
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их "прощай!" -
не "до свиданья!",
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно -
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе
жевать, краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное...
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются -
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих -
вроде спорами идейными,
но приглядишься -
те же в них черты...
Разнообразные формы суеты!
То та,
то эта шумная компания...
Из скольких я успел удрать -
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты спереди, пустынная
свобода...
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты;
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им -
тебе принадлежу...
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой елкой
с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина,
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен -
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все -
куда сложней...
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных -
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И, как больная, глядя так невнятно
И, поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
"Уходи...
Не надо...
Я вижу -
ты не мой,
а ты - ее..."
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
"Мой маленький!
Мой маленький!" -
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
"Ты не мой!
Не мой!"
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество -
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их "прощай!" -
не "до свиданья!",
за то,
что, в лживости так царственно горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
Yevtushenko
How embarrassing to go to the cinema alone
without a friend, without a girlfriend, without a wife,
where so the sessions are all a little short
and so their expectations are long!
What a shame -
in a nervous closed war
with mockery of couples in the lobby
chewing, blushing, in a corner of a cake,
as if something in this is vicious ...
We,
shy of loneliness
from longing
we rush into some companies
and friendship worthless bondage obligations
chased to the grave.
Companies are absurdly formed -
in some they all drink and drink,
do not come to their senses.
In others, everyone is only busy with rags and girls
and thirdly -
like ideological disputes,
but take a closer look -
the same features in them ...
Various forms of fuss!
That one
then this noisy company ...
Of how many I managed to escape -
don't count!
It’s as if I were in a new trap,
but escaped
leaving wool on it.
I broke free!
You're in front, deserted
freedom...
What the hell do you need!
You are cute,
but you're dishonoring
like an unloved and faithful wife.
And you, darling?
How are you
Have you got rid of the fuss;
And whose eyes are your slanting now
and your shoulders are white luxurious?
You think I'm probably taking revenge
I'm rushing somewhere in a taxi
but if I rush
then where do I land?
After all, anyway, I can’t get free of you!
Women go with me
feeling
that they are so alien to me now.
I lay on their knees with my head
but I'm not him -
you belong ...
And recently I was at one
in a plain house on Sennaya street.
I hung my coat on miserable horns.
Under the one-sided Christmas tree
with dim lights
consecrating little white shoes,
a woman was sitting
as a girl, strict.
I was so easily allowed
come,
that I was self-confident
and too drunkenly modern -
I didn’t bring flowers to her,
and wine.
But it turned out all -
much more complicated ...
She was silent
and completely orphaned
two transparent droplets -
two earrings
flickered in her pink lobes.
And like a sick woman, looking so slurred
And having lifted up their childish body,
said muffledly:
"Go away ...
Do not...
I see -
you are not mine,
and you are her ... "
I was loved by a girl alone
with the habits of boyish wild,
with flying bangs
and icy eyes
because of fear
and pale from tenderness.
We were in Crimea.
There was a thunderstorm at night
and girl
under lightning magnesium
whispered to me:
"My little one!
My little one!" -
palm covering my eyes.
Everything around was creepy
and solemnly
and thunder
and the sea moan of the deaf-mute,
and suddenly she
full of female insights
I screamed:
"You are not mine!
Not mine! "
Goodbye darling!
I am yours
gloomily
right,
and loneliness -
all fidelity is more true.
May it never melt on my lips
farewell snow from your mittens.
Thanks to the women
beautiful and unfaithful
for
that it was all instant
for
that their "goodbye!" -
not goodbye!
for
that, in deceit, so regally proud
give us blessed sufferings
and loneliness beautiful fruits.
How embarrassing to go to the cinema alone
without a friend, without a girlfriend, without a wife,
where so the sessions are all a little short
and so their expectations are long!
What a shame -
in a nervous closed war
with mockery of couples in the lobby
chewing, blushing, in a corner of a cake,
as if something in this is vicious ...
We,
shy of loneliness
from longing
we rush into some companies
and friendship worthless bondage obligations
chased to the grave.
Companies are absurdly formed -
in some they all drink and drink,
do not come to their senses.
In others, everyone is only busy with rags and girls
and thirdly -
like ideological disputes,
but take a closer look -
the same features in them ...
Various forms of fuss!
That one
then this noisy company ...
Of how many I managed to escape -
don't count!
It’s as if I were in a new trap,
but escaped
leaving wool on it.
I broke free!
You're in front, deserted
freedom...
What the hell do you need!
You are cute,
but you're dishonoring
like an unloved and faithful wife.
And you, darling?
How are you
Have you got rid of the fuss;
And whose eyes are your slanting now
and your shoulders are white luxurious?
You think I'm probably taking revenge
I'm rushing somewhere in a taxi
but if I rush
then where do I land?
After all, anyway, I can’t get free of you!
Women go with me
feeling
that they are so alien to me now.
I lay on their knees with my head
but I'm not him -
you belong ...
And recently I was at one
in a plain house on Sennaya street.
I hung my coat on miserable horns.
Under the one-sided Christmas tree
with dim lights
consecrating little white shoes,
a woman was sitting
as a girl, strict.
I was so easily allowed
come,
that I was self-confident
and too drunkenly modern -
I didn’t bring flowers to her,
and wine.
But it turned out all -
much more complicated ...
She was silent
and completely orphaned
two transparent droplets -
two earrings
flickered in her pink lobes.
And like a sick woman, looking so slurred
And having lifted up their childish body,
said muffledly:
"Go away ...
Do not...
I see -
you are not mine,
and you are her ... "
I was loved by a girl alone
with the habits of boyish wild,
with flying bangs
and icy eyes
because of fear
and pale from tenderness.
We were in Crimea.
There was a thunderstorm at night
and girl
under lightning magnesium
whispered to me:
"My little one!
My little one!" -
palm covering my eyes.
Everything around was creepy
and solemnly
and thunder
and the sea moan of the deaf-mute,
and suddenly she
full of female insights
I screamed:
"You are not mine!
Not mine! "
Goodbye darling!
I am yours
gloomily
right,
and loneliness -
all fidelity is more true.
May it never melt on my lips
farewell snow from your mittens.
Thanks to the women
beautiful and unfaithful
for
that it was all instant
for
that their "goodbye!" -
not goodbye!
for
that, in deceit, so regally proud
give us blessed sufferings
and loneliness beautiful fruits.
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Оксана Горшкова
