Она и это выпила, и снова как-то машинально. А выпив, настежь растворила свой рот и всем показала: "Видите - четырех зубов не хватает?" "Да где же зубы-то эти?" "А кто их знает, где они. Я женщина грамотная, а вот хожу без зубов. Он мне их выбил за Пушкина. А я слышу - у вас тут такой литературный разговор, дай думаю, я к ним присяду, выпью и заодно расскажу, как мне за Пушкина разбили голову и выбили четыре передних зуба...
И она принялась рассказваыть, и чудовищен был стиль ее рассказа...
- Все с Пушкина и началось. К нам прислали комсорга Евтюшкина, он все щипался и читал стихи, а раз как-то ухватил меня за икры и спрашивает: "Мой чудный взгляд тебя томил?" Я говорю: "Ну, допустим, томил..." А он опять за икры: "В душе мой голос раздавался?" Тут он схватил меня в охапку и куда-то поволок. А когда уже выволок - я ходила все дни сама не своя, все твердила:"Пушкин - Евтюшкин - томил - раздавался". "Раздавался - томил - Евтюшкин - Пушкин". А потом опять: "Пушкин-Евтюшкин-..."
- Ты ближе к делу, ближе к передним зубам, - оборвал ее черноусый.
- Сейчас, сейчас будут и зубы! Будут вам и зубы!.. Что же дальше?.. Да, с этого дня все шло хорошо, целых полгода я с ним на сеновале Бога гневила, все шло хорошо! А потом этот Пушкин опять все напортил... Я ведь как Жанна д'Арк. Та тоже - нет, чтобы коров пасти и жать хлеба - так она села на лошадь и поскакала в Орлеан, на свою попу приключений искать. Вот так и я - как немножко напьюсь, так сразу к нему подступаю: "А кто за тебя детишек будет воспитывать? Пушкин, что ли?" А он огрызается: "Да каких там еще детишек? Ведь детишек-то нет! Причем же тут Пушкин!" А я ему на это: "Когда они будут, детишки, поздно будет Пушкина вспоминать!"
И так всякий раз - стоило мне немного напиться.
"Кто за тебя, - говорю, - детишек?.. Пушкин, что ли?" А он-прямо весь бесится: "Уйди, Дарья - кричит, - уйди! Перестань высекать огонь из души человека!" Я его ненавидела в эти минуты, так ненавидела, что в глазах у меня голова кружилась. А потом - все-таки ничего, опять любила, так любила, что по ночам просыпалась от этого...
И вот как-то однажды я уж совсем перепилась. Подлетаю я к нему и ору: "Пушкин, что ли, за тебя детишек воспитывать будет? А? Пушкин?" Он, как услышал о Пушкине, весь почернел и затрясся: "Пей, напивайся, а Пушкина не трогай! детишек - не трогай! Пей, все, пей мою кровь, но Господа Бога твоего не искушай!" А я в это время на больничном сидела, сотрясение мозгов и заворот кишок, а на юге в то время осень была, и я ему вот что тогда заорала: "Уходи от меня, душегуб, совсем уходи! Обойдусь! Месяцок поблядую и под поезд брошусь! А потом пойду в монастырь и схиму приму! Ты придешь прощения ко мне просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду исцарапаю, собственным своим кукишем! Уходи!!" А потом кричу: "Ты хоть душу-то любишь во мне? Душу - любишь?" А он все трясется и чернеет: "Сердцем, - орет, - сердцем - да, сердцем люблю твою душу, но душою - нет, не люблю!!"
И как-то дико, по-оперному, рассмеялся, схватил меня, проломил мне череп и уехал во Владимир-на-Клязьме. Зачем уехал? К кому уехал? Мое недоумение разделяла вся Европа. А бабушка моя, глухонемая, с печки мне говорит: "Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"! "
Да! А через месяц он вернулся. А я в это время пьяная была в дым, я как увидела его, упала на стол, засмеялась, засучила ногами: "Ага! - закричала. - Умотал во Владимир-на-Клязьме! а кто за тебя детишек..." А он - не говоря ни слова - подошел, выбил мне четыре передних зуба, и уехал в Ростов-на-Дону, по путевке комсомола...
- Дело к обмороку, малый. Налей-ка еще чуток...
Все давились от смеха. Всех доконала, главное, это глухонемая бабушка.
И она принялась рассказваыть, и чудовищен был стиль ее рассказа...
- Все с Пушкина и началось. К нам прислали комсорга Евтюшкина, он все щипался и читал стихи, а раз как-то ухватил меня за икры и спрашивает: "Мой чудный взгляд тебя томил?" Я говорю: "Ну, допустим, томил..." А он опять за икры: "В душе мой голос раздавался?" Тут он схватил меня в охапку и куда-то поволок. А когда уже выволок - я ходила все дни сама не своя, все твердила:"Пушкин - Евтюшкин - томил - раздавался". "Раздавался - томил - Евтюшкин - Пушкин". А потом опять: "Пушкин-Евтюшкин-..."
- Ты ближе к делу, ближе к передним зубам, - оборвал ее черноусый.
- Сейчас, сейчас будут и зубы! Будут вам и зубы!.. Что же дальше?.. Да, с этого дня все шло хорошо, целых полгода я с ним на сеновале Бога гневила, все шло хорошо! А потом этот Пушкин опять все напортил... Я ведь как Жанна д'Арк. Та тоже - нет, чтобы коров пасти и жать хлеба - так она села на лошадь и поскакала в Орлеан, на свою попу приключений искать. Вот так и я - как немножко напьюсь, так сразу к нему подступаю: "А кто за тебя детишек будет воспитывать? Пушкин, что ли?" А он огрызается: "Да каких там еще детишек? Ведь детишек-то нет! Причем же тут Пушкин!" А я ему на это: "Когда они будут, детишки, поздно будет Пушкина вспоминать!"
И так всякий раз - стоило мне немного напиться.
"Кто за тебя, - говорю, - детишек?.. Пушкин, что ли?" А он-прямо весь бесится: "Уйди, Дарья - кричит, - уйди! Перестань высекать огонь из души человека!" Я его ненавидела в эти минуты, так ненавидела, что в глазах у меня голова кружилась. А потом - все-таки ничего, опять любила, так любила, что по ночам просыпалась от этого...
И вот как-то однажды я уж совсем перепилась. Подлетаю я к нему и ору: "Пушкин, что ли, за тебя детишек воспитывать будет? А? Пушкин?" Он, как услышал о Пушкине, весь почернел и затрясся: "Пей, напивайся, а Пушкина не трогай! детишек - не трогай! Пей, все, пей мою кровь, но Господа Бога твоего не искушай!" А я в это время на больничном сидела, сотрясение мозгов и заворот кишок, а на юге в то время осень была, и я ему вот что тогда заорала: "Уходи от меня, душегуб, совсем уходи! Обойдусь! Месяцок поблядую и под поезд брошусь! А потом пойду в монастырь и схиму приму! Ты придешь прощения ко мне просить, а я выйду во всем черном, обаятельная такая, и тебе всю морду исцарапаю, собственным своим кукишем! Уходи!!" А потом кричу: "Ты хоть душу-то любишь во мне? Душу - любишь?" А он все трясется и чернеет: "Сердцем, - орет, - сердцем - да, сердцем люблю твою душу, но душою - нет, не люблю!!"
И как-то дико, по-оперному, рассмеялся, схватил меня, проломил мне череп и уехал во Владимир-на-Клязьме. Зачем уехал? К кому уехал? Мое недоумение разделяла вся Европа. А бабушка моя, глухонемая, с печки мне говорит: "Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего "я"! "
Да! А через месяц он вернулся. А я в это время пьяная была в дым, я как увидела его, упала на стол, засмеялась, засучила ногами: "Ага! - закричала. - Умотал во Владимир-на-Клязьме! а кто за тебя детишек..." А он - не говоря ни слова - подошел, выбил мне четыре передних зуба, и уехал в Ростов-на-Дону, по путевке комсомола...
- Дело к обмороку, малый. Налей-ка еще чуток...
Все давились от смеха. Всех доконала, главное, это глухонемая бабушка.
She drank this too, and again somehow mechanically. And after drinking, wide open her mouth and showed everyone: "See - four teeth are missing?" "But where are these teeth?" “And who knows where they are. I’m a competent woman, but I’m going without teeth. He knocked them out for Pushkin to me. And I hear - you have such a literary conversation, let me think, I'll sit down with them, drink and tell you at the same time, how they beat my head for Pushkin and knocked out four front teeth ...
And she began to tell, and the style of her story was monstrous ...
- It all started with Pushkin. We were sent to the Komsomol Evtyushkin, he all tweaked and read poetry, and once he grabbed me by the calves and asked: "My wonderful look tormented you?" I say: “Well, let’s say, I languished ...” And he again for the calf: “In my soul was my voice heard?” Then he grabbed me in an armful and dragged me somewhere. And when I was already dragged out - I walked all the days myself, I kept saying: "Pushkin - Evtyushkin - languished - was heard." "It was heard - languished - Evtyushkin - Pushkin." And then again: "Pushkin-Evtyushkin -..."
“You're closer to the point, closer to your front teeth,” the black-mustache interrupted.
- Now, now there will be teeth! You will have teeth! .. What next? .. Yes, from that day everything went well, for half a year I was angry with him in the hayloft of God, everything went well! And then this Pushkin ruined everything again ... I’m like Joan of Arc. She, too - no, to graze the cows and reap bread - so she mounted a horse and galloped to Orleans, looking for adventures in her ass. And so I - as I get a little drunk, I immediately approach him: "And who will bring up the children for you? Pushkin, or what?" And he snarls: “But what kind of kids are there? After all, there are no kids! And what about Pushkin!” And I told him this: "When they are, kids, it will be too late for Pushkin to remember!"
And so every time - when I got a little drunk.
“Who is for you,” I say, “kids? .. Pushkin, or what?” And he is right all furious: "Go away, Daria - shouts, - go away! Stop carving fire from the soul of a man!" I hated him at that moment, I hated him so much that my eyes were spinning. And then - after all, nothing, again loved, loved so much that at night she woke up from this ...
And then one day, I really really got drunk. I fly up to him and yell: "Will Pushkin be bringing up children for you? Ah? Pushkin?" He, as he heard about Pushkin, turned black and shook: "Drink, get drunk, and do not touch Pushkin! Do not touch the kids! Drink, drink all my blood, but do not tempt the Lord your God!" And at that time I was sitting on the sick-list, a concussion and a twisting of intestines, and in the south at that time it was autumn, and I shouted to him then: “Get away from me, murderer, completely leave! I’ll get around! ! And then I’ll go to the monastery and accept the schema! You’ll come to ask forgiveness to me, and I’ll go out in all black, charming and I’ll scratch your whole face with my own cookie! Go away !! " And then I shout: "Do you even love the soul in me? Do you love the soul?" And he shakes and blackens: "With my heart, - yelling, - with my heart - yes, with my heart I love your soul, but with my soul - no, I don't love !!"
And somehow, wildly, like an opera, he laughed, grabbed me, broke my skull and left for Vladimir-on-Klyazma. Why did you leave? Who did you go to? My perplexity was shared by all of Europe. And my grandmother, deaf-mute, says to me from the stove: “You see how far you have gone, Dasha, in search of your self!”
Yes! And a month later he returned. And at that time I was drunk in smoke, as I saw it, fell on the table, laughed, rolled up my legs: “Yeah!” She screamed. “He wound up in Vladimir-on-Klyazma! - without saying a word - he came over, knocked out four front teeth to me, and left for Rostov-on-Don, on a Komsomol ticket ...
- The thing is to faint, small. Pour some more ...
Everyone choked on laughter. Done all, most importantly, is a deaf and dumb grandmother.
And she began to tell, and the style of her story was monstrous ...
- It all started with Pushkin. We were sent to the Komsomol Evtyushkin, he all tweaked and read poetry, and once he grabbed me by the calves and asked: "My wonderful look tormented you?" I say: “Well, let’s say, I languished ...” And he again for the calf: “In my soul was my voice heard?” Then he grabbed me in an armful and dragged me somewhere. And when I was already dragged out - I walked all the days myself, I kept saying: "Pushkin - Evtyushkin - languished - was heard." "It was heard - languished - Evtyushkin - Pushkin." And then again: "Pushkin-Evtyushkin -..."
“You're closer to the point, closer to your front teeth,” the black-mustache interrupted.
- Now, now there will be teeth! You will have teeth! .. What next? .. Yes, from that day everything went well, for half a year I was angry with him in the hayloft of God, everything went well! And then this Pushkin ruined everything again ... I’m like Joan of Arc. She, too - no, to graze the cows and reap bread - so she mounted a horse and galloped to Orleans, looking for adventures in her ass. And so I - as I get a little drunk, I immediately approach him: "And who will bring up the children for you? Pushkin, or what?" And he snarls: “But what kind of kids are there? After all, there are no kids! And what about Pushkin!” And I told him this: "When they are, kids, it will be too late for Pushkin to remember!"
And so every time - when I got a little drunk.
“Who is for you,” I say, “kids? .. Pushkin, or what?” And he is right all furious: "Go away, Daria - shouts, - go away! Stop carving fire from the soul of a man!" I hated him at that moment, I hated him so much that my eyes were spinning. And then - after all, nothing, again loved, loved so much that at night she woke up from this ...
And then one day, I really really got drunk. I fly up to him and yell: "Will Pushkin be bringing up children for you? Ah? Pushkin?" He, as he heard about Pushkin, turned black and shook: "Drink, get drunk, and do not touch Pushkin! Do not touch the kids! Drink, drink all my blood, but do not tempt the Lord your God!" And at that time I was sitting on the sick-list, a concussion and a twisting of intestines, and in the south at that time it was autumn, and I shouted to him then: “Get away from me, murderer, completely leave! I’ll get around! ! And then I’ll go to the monastery and accept the schema! You’ll come to ask forgiveness to me, and I’ll go out in all black, charming and I’ll scratch your whole face with my own cookie! Go away !! " And then I shout: "Do you even love the soul in me? Do you love the soul?" And he shakes and blackens: "With my heart, - yelling, - with my heart - yes, with my heart I love your soul, but with my soul - no, I don't love !!"
And somehow, wildly, like an opera, he laughed, grabbed me, broke my skull and left for Vladimir-on-Klyazma. Why did you leave? Who did you go to? My perplexity was shared by all of Europe. And my grandmother, deaf-mute, says to me from the stove: “You see how far you have gone, Dasha, in search of your self!”
Yes! And a month later he returned. And at that time I was drunk in smoke, as I saw it, fell on the table, laughed, rolled up my legs: “Yeah!” She screamed. “He wound up in Vladimir-on-Klyazma! - without saying a word - he came over, knocked out four front teeth to me, and left for Rostov-on-Don, on a Komsomol ticket ...
- The thing is to faint, small. Pour some more ...
Everyone choked on laughter. Done all, most importantly, is a deaf and dumb grandmother.
У записи 5 лайков,
1 репостов,
252 просмотров.
1 репостов,
252 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Мария Крендель
