Что-то меня стукнуло найти это стихотворение) Оно такой давности, что уже и не вспомню) Гомофобам не читать)))
В Ростоке сыро, знаешь ли...
И холодно-холодно.
И корабли вечно уходят в плавание,
И матросы - из южных гаваней -
Загоревшие, белозубые, наглые.
Они думают - им все дозволено.
В этом городе - жизнь перепродана,
Заранее, как в ломбарде,
В лавке у ростовщика. И на карте
Ничего больше не нарисовано,
Кроме этого портового города,
Пропахшего катерами и танкерами,
Нефтью, рыбой, портовыми шлюхами,
Мальчишками конопатыми -
Бледными, с глазами-озерами -
Дикими и доступными,
С гепатитом в крови.
Мне бы в Гамбург,
Дышать тем же морем и пряностями,
Контрабандой, треской, опасностью
И разглядывать кирпичные крошки
Под ногами.
Там все похоже
На Росток.
Все, наверное, также,
Лишь сам город от моря подальше,
И в толпе меньше лиц знакомых,
Зато больше лиц - одиноких,
С меж бровей пролегающей складкой....
Но там можно, в подворотне, украдкой,
Целовать тебя как безумный!
Я готов увезти тебя в трюме,
На край света,
Нелегально, преступно!
Высушить тебя как гербарий,
Превратить тебя в бабочку, с тонким
Ароматом пыльцы и какао,
Засушить меж страниц, осторожно
Вынимать тебя вечерами,
Любоваться, и ненарочно
На крылышки капать чаем.
А вместо этого - холодно.
И сыро.
И в парадных пахнет грузчиками,
Детьми, крахмалом, бензином,
Домохозяйками и простуженными.
И вино безвкусно, и вид на море
Оставляет желать лучшего.
А ты где-нибудь сейчас в кабаре
Прикидываешься везунчиком,
Счастливым прикидываешься, улыбчивым, галантным, щедрым, томным.
Все барышни в тебя влюблены,
И даже матери их довольны
И тобой также очарованы... Дальше-больше,
Ты женишься на какой-нибудь благонравно-бесцветной девочке,
Уедешь в Польшу.
В Румынию, в Англию, в Штаты, в Россию, может быть,
А так и буду твой запах вдыхать настороженно,
Из слов телеграфных, из бумаги для писем, из почерка,
Из погрешностей в падежах, из чрезмерных росчерков,
Из случайных встреч, официальных обедов,
Семейных ужинов,
Из украдкой перехваченного взгляда, из светских бесед,
Из кожаных
Сидений в твоем авто,
Из серебряных запонок, забытых у меня когда-то,
Из платины
Твоих волос, таких гладких в воспоминаниях,
Из гамбургских казино,
И светлых ночей Прибалтики,
Из моей собственной любви к тебе!...
В этом городе
Слишком рано гасят огни и слишком громко гудят пароходы, и
Казалось бы - ночь пути,
Но я застрял здесь, как проклятый:
И пичкаю себя ревностью, как иллюзией несвободы,
И давлюсь, и кашляю,
Прошлым и настоящим,
Невозможностью прям сейчас же
Уехать отсюда подальше,
И не в Гамбург, нет - в Барселону, в Африку,
Там нет тебя поблизости, и там очень жарко,
Там можно уповать на то что меж нами - страны и континенты,
И не надо писать писем с обещаниями приехать,
Чтоб потом опускать их дрожащей рукою в ящик,
Представлять Гамбург, гостиную, запах бумаги шуршащий,
Вспоминать твой задумчивый взгляд, и равнодушные пальцы,
И надушенных женщин вокруг,
Или мальчиков-слуг
И бояться,
В равной степени и остаться здесь еще хоть на час и вернуться.
А между тем, мне в полгода не обернуться, не управиться...
Я постараюсь не спиться.
Обещаю, я буду рано ложиться,
Буду меньше курить, и теплее заматывать горло...
Чтоб твоя польская невеста была мной довольна,
И всем болтала потом за глаза, что твой приятель зануда,
И совсем по-английски не опаздывает ни на минуту
К five o'clock, но хорошо влияет на твой немецкий,
Против социализма и не любит, когда по-детски
При нем начинаю вести себя взрослые люди...
И разубеждать ее в этом, мы, право не будем.
Потом можно уехать, сбежать, украсть тебя у всех прочих,
Болтающих о женщинах и положении рабочих,
Как будто бы они разбираются и в том, и в этом.
Тебе скучно их слушать, для меня они - просто нелепы,
Они смотрят тебе в глаза, они пьют с тобой бренди,
Они видят в тебе лишь собеседника, связи, деньги,
Но никак не изящного мальчика с тонкой кожей,
Прозрачной, как рисовая бумага для каллиграфии.
Еще моложе
Ты мне кажешься нынче, когда я тебя вспоминаю.
Я твой образ держу как в клетке. Не отпускаю
Ни на секунду твой взгляд, твой запах, твой голос,
И спросонья пытаюсь снять со щеки твой волос,
И проклинаю двести миль заржавевших рельс, и Европу в целом,
Я ненавижу Германию! Что здесь делать?
Но ты влюблен в мою родину, по-мальчишески и безумно,
Тебе все равно, что здесь суетно, пыльно, шумно.
Ты вдыхаешь лишь запах судов и моря,
Яблок, хлеба,
Так, что я вслед за тобой начинаю влюбляться в соленое небо,
И выводить золотым пером на бумаге для акварели:
Ich liebe dich, meine Freude,
Antworte schneller.
В Ростоке сыро, знаешь ли...
И холодно-холодно.
И корабли вечно уходят в плавание,
И матросы - из южных гаваней -
Загоревшие, белозубые, наглые.
Они думают - им все дозволено.
В этом городе - жизнь перепродана,
Заранее, как в ломбарде,
В лавке у ростовщика. И на карте
Ничего больше не нарисовано,
Кроме этого портового города,
Пропахшего катерами и танкерами,
Нефтью, рыбой, портовыми шлюхами,
Мальчишками конопатыми -
Бледными, с глазами-озерами -
Дикими и доступными,
С гепатитом в крови.
Мне бы в Гамбург,
Дышать тем же морем и пряностями,
Контрабандой, треской, опасностью
И разглядывать кирпичные крошки
Под ногами.
Там все похоже
На Росток.
Все, наверное, также,
Лишь сам город от моря подальше,
И в толпе меньше лиц знакомых,
Зато больше лиц - одиноких,
С меж бровей пролегающей складкой....
Но там можно, в подворотне, украдкой,
Целовать тебя как безумный!
Я готов увезти тебя в трюме,
На край света,
Нелегально, преступно!
Высушить тебя как гербарий,
Превратить тебя в бабочку, с тонким
Ароматом пыльцы и какао,
Засушить меж страниц, осторожно
Вынимать тебя вечерами,
Любоваться, и ненарочно
На крылышки капать чаем.
А вместо этого - холодно.
И сыро.
И в парадных пахнет грузчиками,
Детьми, крахмалом, бензином,
Домохозяйками и простуженными.
И вино безвкусно, и вид на море
Оставляет желать лучшего.
А ты где-нибудь сейчас в кабаре
Прикидываешься везунчиком,
Счастливым прикидываешься, улыбчивым, галантным, щедрым, томным.
Все барышни в тебя влюблены,
И даже матери их довольны
И тобой также очарованы... Дальше-больше,
Ты женишься на какой-нибудь благонравно-бесцветной девочке,
Уедешь в Польшу.
В Румынию, в Англию, в Штаты, в Россию, может быть,
А так и буду твой запах вдыхать настороженно,
Из слов телеграфных, из бумаги для писем, из почерка,
Из погрешностей в падежах, из чрезмерных росчерков,
Из случайных встреч, официальных обедов,
Семейных ужинов,
Из украдкой перехваченного взгляда, из светских бесед,
Из кожаных
Сидений в твоем авто,
Из серебряных запонок, забытых у меня когда-то,
Из платины
Твоих волос, таких гладких в воспоминаниях,
Из гамбургских казино,
И светлых ночей Прибалтики,
Из моей собственной любви к тебе!...
В этом городе
Слишком рано гасят огни и слишком громко гудят пароходы, и
Казалось бы - ночь пути,
Но я застрял здесь, как проклятый:
И пичкаю себя ревностью, как иллюзией несвободы,
И давлюсь, и кашляю,
Прошлым и настоящим,
Невозможностью прям сейчас же
Уехать отсюда подальше,
И не в Гамбург, нет - в Барселону, в Африку,
Там нет тебя поблизости, и там очень жарко,
Там можно уповать на то что меж нами - страны и континенты,
И не надо писать писем с обещаниями приехать,
Чтоб потом опускать их дрожащей рукою в ящик,
Представлять Гамбург, гостиную, запах бумаги шуршащий,
Вспоминать твой задумчивый взгляд, и равнодушные пальцы,
И надушенных женщин вокруг,
Или мальчиков-слуг
И бояться,
В равной степени и остаться здесь еще хоть на час и вернуться.
А между тем, мне в полгода не обернуться, не управиться...
Я постараюсь не спиться.
Обещаю, я буду рано ложиться,
Буду меньше курить, и теплее заматывать горло...
Чтоб твоя польская невеста была мной довольна,
И всем болтала потом за глаза, что твой приятель зануда,
И совсем по-английски не опаздывает ни на минуту
К five o'clock, но хорошо влияет на твой немецкий,
Против социализма и не любит, когда по-детски
При нем начинаю вести себя взрослые люди...
И разубеждать ее в этом, мы, право не будем.
Потом можно уехать, сбежать, украсть тебя у всех прочих,
Болтающих о женщинах и положении рабочих,
Как будто бы они разбираются и в том, и в этом.
Тебе скучно их слушать, для меня они - просто нелепы,
Они смотрят тебе в глаза, они пьют с тобой бренди,
Они видят в тебе лишь собеседника, связи, деньги,
Но никак не изящного мальчика с тонкой кожей,
Прозрачной, как рисовая бумага для каллиграфии.
Еще моложе
Ты мне кажешься нынче, когда я тебя вспоминаю.
Я твой образ держу как в клетке. Не отпускаю
Ни на секунду твой взгляд, твой запах, твой голос,
И спросонья пытаюсь снять со щеки твой волос,
И проклинаю двести миль заржавевших рельс, и Европу в целом,
Я ненавижу Германию! Что здесь делать?
Но ты влюблен в мою родину, по-мальчишески и безумно,
Тебе все равно, что здесь суетно, пыльно, шумно.
Ты вдыхаешь лишь запах судов и моря,
Яблок, хлеба,
Так, что я вслед за тобой начинаю влюбляться в соленое небо,
И выводить золотым пером на бумаге для акварели:
Ich liebe dich, meine Freude,
Antworte schneller.
Something struck me to find this poem) It is so old that I can’t even remember) Homophobes don’t read)))
It's damp in Rostock, you know ...
And it's cold, cold.
And the ships go sailing forever
And the sailors - from the southern harbors -
Tanned, white-toothed, arrogant.
They think - everything is allowed to them.
In this city, life is oversold
Like a pawn shop in advance
In the shop with a loan shark. And on the map
Nothing is painted anymore
Besides this port city,
Smelling of boats and tankers,
Oil, fish, port whores,
Caulked Boys -
Pale, with lake eyes -
Wild and affordable
With hepatitis in the blood.
I would go to Hamburg
Breathe the same sea and spices
Smuggling, cod, danger
And look at the brick crumbs
Under the feet.
Everything looks like there
To Rostock.
All probably also
Only the city itself is far from the sea,
And the crowd has fewer faces of acquaintances
But more people are single,
With a crease between the eyebrows ....
But there you can, in the gateway, furtively,
Kissing you like crazy!
I'm ready to take you away in the hold
To the edge of the world,
Illegally, criminally!
Dry you like a herbarium
Turn you into a butterfly, with a thin
The aroma of pollen and cocoa,
Dry between pages, carefully
Take you out in the evenings
Admire, and unintentionally
Dip tea on the wings.
Instead, it's cold.
And damp.
And the front door smells of movers,
Children, starch, gasoline,
Housewives and colds.
And the wine is tasteless and the sea view
Leaves something to be desired.
Are you somewhere in a cabaret now
Pretend to be lucky
You pretend to be happy, smiling, gallant, generous, languid.
All the young ladies are in love with you
And even their mothers are happy
And you are also fascinated ... More, more,
You marry some kindly colorless girl
You will leave for Poland.
To Romania, to England, to the States, to Russia, maybe
And so I will inhale your smell warily,
From telegraph words, from paper for letters, from handwriting,
Of the errors in the cases, of the excessive strokes,
From casual meetings, formal dinners,
Family dinners
From a furtively caught eye, from small talk,
From leather
Seats in your car
Of the silver cufflinks that I once forgot
From platinum
Your hair so smooth in memory
From Hamburg casinos,
And the bright nights of the Baltic states,
Out of my own love for you! ...
In this city
The lights go out too early and the steamers hum too loud
It would seem - the night of the way,
But I'm stuck here like a damn:
And I feed myself with jealousy, like an illusion of unfreedom,
And choke and cough
Past and present
Impossibility right now
Get away from here
And not to Hamburg, no - to Barcelona, to Africa,
There is no one nearby, and it’s very hot there,
There you can hope that between us - countries and continents,
And do not write letters with promises to come,
Then to lower them with a trembling hand in a box,
Imagine Hamburg, the living room, the smell of paper rustling,
To remember your thoughtful gaze, and indifferent fingers,
And scented women around
Or boy servants
And be afraid
Equally, stay here for at least another hour and return.
Meanwhile, in six months I can’t turn around, do not cope ...
I will try not to sleep.
I promise I'll go to bed early
I’ll smoke less and warm my throat ...
So that your Polish bride is pleased with me,
And then I chatted to everyone for the eyes that your friend was a bore,
And quite in English is not late for a minute
To five o'clock, but it’s good for your German,
Against socialism and does not like when in a childish way
Under him, adults begin to behave ...
And to dissuade her from this, we, right, will not.
Then you can leave, run away, steal you from everyone else,
Chatting about women and the situation of workers,
As if they understand this and that.
You're bored of listening to them, for me they are just ridiculous
They look into your eyes, they drink brandy with you
They see in you only an interlocutor, connections, money,
But not an elegant boy with thin skin,
Transparent like rice paper for calligraphy.
Even younger
You seem to me now when I remember you.
I keep your image in a cage. Don't let go
Not for a second is your gaze, your smell, your voice,
And I’m trying to get your hair off your cheek,
And I curse two hundred miles of rusted rails, and Europe as a whole,
I hate Germany! What to do here?
But you are in love with my homeland, boyishly and madly,
You don’t care what is vain, dusty, noisy here.
You only inhale the smell of ships and the sea,
Apple bread
So that after you I begin to fall in love with the salty sky,
And draw with a gold pen on watercolor paper:
Ich liebe dich, meine freude,
Antworte schneller.
It's damp in Rostock, you know ...
And it's cold, cold.
And the ships go sailing forever
And the sailors - from the southern harbors -
Tanned, white-toothed, arrogant.
They think - everything is allowed to them.
In this city, life is oversold
Like a pawn shop in advance
In the shop with a loan shark. And on the map
Nothing is painted anymore
Besides this port city,
Smelling of boats and tankers,
Oil, fish, port whores,
Caulked Boys -
Pale, with lake eyes -
Wild and affordable
With hepatitis in the blood.
I would go to Hamburg
Breathe the same sea and spices
Smuggling, cod, danger
And look at the brick crumbs
Under the feet.
Everything looks like there
To Rostock.
All probably also
Only the city itself is far from the sea,
And the crowd has fewer faces of acquaintances
But more people are single,
With a crease between the eyebrows ....
But there you can, in the gateway, furtively,
Kissing you like crazy!
I'm ready to take you away in the hold
To the edge of the world,
Illegally, criminally!
Dry you like a herbarium
Turn you into a butterfly, with a thin
The aroma of pollen and cocoa,
Dry between pages, carefully
Take you out in the evenings
Admire, and unintentionally
Dip tea on the wings.
Instead, it's cold.
And damp.
And the front door smells of movers,
Children, starch, gasoline,
Housewives and colds.
And the wine is tasteless and the sea view
Leaves something to be desired.
Are you somewhere in a cabaret now
Pretend to be lucky
You pretend to be happy, smiling, gallant, generous, languid.
All the young ladies are in love with you
And even their mothers are happy
And you are also fascinated ... More, more,
You marry some kindly colorless girl
You will leave for Poland.
To Romania, to England, to the States, to Russia, maybe
And so I will inhale your smell warily,
From telegraph words, from paper for letters, from handwriting,
Of the errors in the cases, of the excessive strokes,
From casual meetings, formal dinners,
Family dinners
From a furtively caught eye, from small talk,
From leather
Seats in your car
Of the silver cufflinks that I once forgot
From platinum
Your hair so smooth in memory
From Hamburg casinos,
And the bright nights of the Baltic states,
Out of my own love for you! ...
In this city
The lights go out too early and the steamers hum too loud
It would seem - the night of the way,
But I'm stuck here like a damn:
And I feed myself with jealousy, like an illusion of unfreedom,
And choke and cough
Past and present
Impossibility right now
Get away from here
And not to Hamburg, no - to Barcelona, to Africa,
There is no one nearby, and it’s very hot there,
There you can hope that between us - countries and continents,
And do not write letters with promises to come,
Then to lower them with a trembling hand in a box,
Imagine Hamburg, the living room, the smell of paper rustling,
To remember your thoughtful gaze, and indifferent fingers,
And scented women around
Or boy servants
And be afraid
Equally, stay here for at least another hour and return.
Meanwhile, in six months I can’t turn around, do not cope ...
I will try not to sleep.
I promise I'll go to bed early
I’ll smoke less and warm my throat ...
So that your Polish bride is pleased with me,
And then I chatted to everyone for the eyes that your friend was a bore,
And quite in English is not late for a minute
To five o'clock, but it’s good for your German,
Against socialism and does not like when in a childish way
Under him, adults begin to behave ...
And to dissuade her from this, we, right, will not.
Then you can leave, run away, steal you from everyone else,
Chatting about women and the situation of workers,
As if they understand this and that.
You're bored of listening to them, for me they are just ridiculous
They look into your eyes, they drink brandy with you
They see in you only an interlocutor, connections, money,
But not an elegant boy with thin skin,
Transparent like rice paper for calligraphy.
Even younger
You seem to me now when I remember you.
I keep your image in a cage. Don't let go
Not for a second is your gaze, your smell, your voice,
And I’m trying to get your hair off your cheek,
And I curse two hundred miles of rusted rails, and Europe as a whole,
I hate Germany! What to do here?
But you are in love with my homeland, boyishly and madly,
You don’t care what is vain, dusty, noisy here.
You only inhale the smell of ships and the sea,
Apple bread
So that after you I begin to fall in love with the salty sky,
And draw with a gold pen on watercolor paper:
Ich liebe dich, meine freude,
Antworte schneller.
У записи 2 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ирина Косторева
