Мой друг заразил меня Шостаковичем — сижу теперь, слушаю Пятую симфонию. А она такая — тревожная и напряженная. Нервная. 1937 год.
Под этот мрачный аккомпанемент вдруг пришла в голову мысль. Часто говорят, что тоталитаризм (а сталинизм — его разновидность) держится на страхе. На недоверии к окружающим, страхе перед властью. Возникает такая картинка: будто есть много маленьких, напуганных людей, а над ними страшный диктатор, большой-большой «брат», с усами. Сталин, да, пусть будет Сталин. Важно, что есть четкое противопоставление: люди «внизу» и Он «наверху».
И подумалось мне, что это неправильная картинка. Или однобокая. Как портрет вождя на стене в кабинете парткома: когда заходишь туда, он всегда смотрит на тебя сверху, следит, не мигая, а тебе почему-то страшно, хотя это всего лишь портрет. А живой Сталин при этом боялся не меньше. Он был таким же маленьким человеком, который никому не доверял, боялся близких друзей, лечащих врачей, заговоров и даже ужин съесть, наверняка, не мог просто так, без подозрений в том, что еда не отравлена. Правда, у него была «красная кнопка», и ее можно было периодически «нажимать». Что он и делал, устраивая партийные чистки, обращая друзей во врагов, сокращая круг доверенных лиц. Потому что мог и потому что было страшно.
И не было в этой системе, в тоталитарной, тех, кто бы не боялся: прохожий боялся дворника, сосед боялся соседки, все боялись НКВД, НКВД боялся Сталина, а Сталин… может, и хотел бы никого не бояться, но порядок, установленный им же самим, не позволял.
Короче говоря, тоталитаризм — это, похоже, не когда все боятся одного, а когда все боятся всех. Подозреваю, что я неоригинальна, и кто-то уже много раз эту мысль успел подумать (или прочитать где-нибудь), но до меня вот это дошло только сейчас, на последних аккордах 4-й части симфонии. Которая, кстати, куда легче слушается, чем когда-то в детстве — тоже надо было дорасти.
Под этот мрачный аккомпанемент вдруг пришла в голову мысль. Часто говорят, что тоталитаризм (а сталинизм — его разновидность) держится на страхе. На недоверии к окружающим, страхе перед властью. Возникает такая картинка: будто есть много маленьких, напуганных людей, а над ними страшный диктатор, большой-большой «брат», с усами. Сталин, да, пусть будет Сталин. Важно, что есть четкое противопоставление: люди «внизу» и Он «наверху».
И подумалось мне, что это неправильная картинка. Или однобокая. Как портрет вождя на стене в кабинете парткома: когда заходишь туда, он всегда смотрит на тебя сверху, следит, не мигая, а тебе почему-то страшно, хотя это всего лишь портрет. А живой Сталин при этом боялся не меньше. Он был таким же маленьким человеком, который никому не доверял, боялся близких друзей, лечащих врачей, заговоров и даже ужин съесть, наверняка, не мог просто так, без подозрений в том, что еда не отравлена. Правда, у него была «красная кнопка», и ее можно было периодически «нажимать». Что он и делал, устраивая партийные чистки, обращая друзей во врагов, сокращая круг доверенных лиц. Потому что мог и потому что было страшно.
И не было в этой системе, в тоталитарной, тех, кто бы не боялся: прохожий боялся дворника, сосед боялся соседки, все боялись НКВД, НКВД боялся Сталина, а Сталин… может, и хотел бы никого не бояться, но порядок, установленный им же самим, не позволял.
Короче говоря, тоталитаризм — это, похоже, не когда все боятся одного, а когда все боятся всех. Подозреваю, что я неоригинальна, и кто-то уже много раз эту мысль успел подумать (или прочитать где-нибудь), но до меня вот это дошло только сейчас, на последних аккордах 4-й части симфонии. Которая, кстати, куда легче слушается, чем когда-то в детстве — тоже надо было дорасти.
My friend infected me with Shostakovich — now I sit, listening to the Fifth Symphony. And she is so anxious and tense. Nervous. 1937
To this gloomy accompaniment a thought suddenly occurred. It is often said that totalitarianism (and Stalinism is its variety) rests on fear. On distrust of others, fear of power. There is such a picture: as if there are many small, frightened people, and above them is a terrible dictator, a big-big “brother”, with a mustache. Stalin, yes, let it be Stalin. It is important that there is a clear opposition: the people are “below” and He is “above”.
And I thought that this is the wrong picture. Or one-sided. As a portrait of the leader on the wall in the office of the party committee: when you go in there, he always looks at you from above, watches without blinking, but for some reason you are afraid, although this is just a portrait. A living Stalin while fearing no less. He was the same little man who trusted no one, was afraid of close friends, doctors, conspiracies, and even could not eat dinner, just could not, without suspicion that the food was not poisoned. True, he had a "red button", and it could be periodically "pressed." What he did, arranging party cleansing, turning friends into enemies, reducing the circle of proxies. Because it could and because it was scary.
And there was not in this system, in totalitarian, those who would not be afraid: the passer-by was afraid of the janitor, the neighbor was afraid of the neighbor, everyone was afraid of the NKVD, the NKVD was afraid of Stalin, and Stalin ... maybe he would like not to be afraid of anyone, but the order established by him did not allow it.
In short, totalitarianism is not, it seems, when everyone is afraid of one, but when everyone is afraid of everyone. I suspect that I am not original, and someone has already thought of this idea many times (or read it somewhere), but it came to me just now, on the last chords of the 4th part of the symphony. Which, by the way, is much easier to listen to than it used to be in childhood - it was also necessary to grow.
To this gloomy accompaniment a thought suddenly occurred. It is often said that totalitarianism (and Stalinism is its variety) rests on fear. On distrust of others, fear of power. There is such a picture: as if there are many small, frightened people, and above them is a terrible dictator, a big-big “brother”, with a mustache. Stalin, yes, let it be Stalin. It is important that there is a clear opposition: the people are “below” and He is “above”.
And I thought that this is the wrong picture. Or one-sided. As a portrait of the leader on the wall in the office of the party committee: when you go in there, he always looks at you from above, watches without blinking, but for some reason you are afraid, although this is just a portrait. A living Stalin while fearing no less. He was the same little man who trusted no one, was afraid of close friends, doctors, conspiracies, and even could not eat dinner, just could not, without suspicion that the food was not poisoned. True, he had a "red button", and it could be periodically "pressed." What he did, arranging party cleansing, turning friends into enemies, reducing the circle of proxies. Because it could and because it was scary.
And there was not in this system, in totalitarian, those who would not be afraid: the passer-by was afraid of the janitor, the neighbor was afraid of the neighbor, everyone was afraid of the NKVD, the NKVD was afraid of Stalin, and Stalin ... maybe he would like not to be afraid of anyone, but the order established by him did not allow it.
In short, totalitarianism is not, it seems, when everyone is afraid of one, but when everyone is afraid of everyone. I suspect that I am not original, and someone has already thought of this idea many times (or read it somewhere), but it came to me just now, on the last chords of the 4th part of the symphony. Which, by the way, is much easier to listen to than it used to be in childhood - it was also necessary to grow.
У записи 15 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Полина Оскольская
