"«Пески» за чертой Суворовского проспекта были совсем особое царство — захудалое, сонное, провинциальное. Суворовский, конечно, тоже был не Rue de la Paix, но все-таки там ходил трамвай, на одном углу кондитерская, на другом кинематограф, городовой в медалях регулирует движение, и публика, особенно по вечерам, идет стеной. И сама эта публика, хотя и не была блестящей, все же имела вид более или менее столичный — котелки и вуальки, перчатки и муфты. Но стоило свернуть с Суворовского на любую из пресловутых Рождественских, сделать несколько шагов в глубь «Песков» — и картина менялась.
...Восемь-девять вечера, но тишина и пустота такая, точно в три ночи. Желтый фонарь уныло мигает. До следующего — такого же мутного и тусклого — шагов тридцать тьмы. Огни в домах потушены, окна занавешены. Вот из «междуфонарной» тьмы вырисовывается какая-то подозрительная фигура: что, если это разбойник, которому вздумается вас ограбить? Кричите сколько угодно — кругом никого, ничего.
Фигура медленно приближается к источнику мутного света, очертания ее вырисовываются ясней. Нет, это не разбойник, это мирный житель сих мест, вышедший на вечернюю прогулку. Дойдя до фонаря, он, покачнувшись, останавливается. Левой рукой обхватывает фонарный столб, правой достает из кармана полбутылки. Уши чухонской шапки треплются на ветру, голова «запрокинута к звездам», водка слабо и сладко булькает...
Рождественские пересекались Дегтярной. За этим пересечением была уж совсем глушь — фонарей еще меньше, какие-то домишки, какие-то деревянные заборы, сквозь щели которых нередко высовывалась лохматая собачья голова, чтобы хватать за ногу зазевавшегося прохожего. «Пески», одним словом. И вот тут-то, в самом сердце «Песков», на углу восьмой Рождественской и Дегтярной, помещалась редакция газеты «Петербургский глашатай»."
Воспоминания Георгия Иванова столетней давности о районе Пески, в котором я живу. Испытываю подозрительно схожие ощущения каждый день, возвращаясь поздним вечером с работы. Разве что Рождественские стали Советскими, а так — как будто века и не миновало... Спасибо за цитату [id1831185|Мите Сичинаве]
...Восемь-девять вечера, но тишина и пустота такая, точно в три ночи. Желтый фонарь уныло мигает. До следующего — такого же мутного и тусклого — шагов тридцать тьмы. Огни в домах потушены, окна занавешены. Вот из «междуфонарной» тьмы вырисовывается какая-то подозрительная фигура: что, если это разбойник, которому вздумается вас ограбить? Кричите сколько угодно — кругом никого, ничего.
Фигура медленно приближается к источнику мутного света, очертания ее вырисовываются ясней. Нет, это не разбойник, это мирный житель сих мест, вышедший на вечернюю прогулку. Дойдя до фонаря, он, покачнувшись, останавливается. Левой рукой обхватывает фонарный столб, правой достает из кармана полбутылки. Уши чухонской шапки треплются на ветру, голова «запрокинута к звездам», водка слабо и сладко булькает...
Рождественские пересекались Дегтярной. За этим пересечением была уж совсем глушь — фонарей еще меньше, какие-то домишки, какие-то деревянные заборы, сквозь щели которых нередко высовывалась лохматая собачья голова, чтобы хватать за ногу зазевавшегося прохожего. «Пески», одним словом. И вот тут-то, в самом сердце «Песков», на углу восьмой Рождественской и Дегтярной, помещалась редакция газеты «Петербургский глашатай»."
Воспоминания Георгия Иванова столетней давности о районе Пески, в котором я живу. Испытываю подозрительно схожие ощущения каждый день, возвращаясь поздним вечером с работы. Разве что Рождественские стали Советскими, а так — как будто века и не миновало... Спасибо за цитату [id1831185|Мите Сичинаве]
“The“ sands ”outside Suvorovsky Avenue were a very special kingdom - seedy, sleepy, provincial. Suvorovsky, of course, was also not Rue de la Paix, but nevertheless a tram went there, on one corner a pastry shop, on another cinema, a town officer the medals regulate movement, and the public, especially in the evenings, goes by a wall. And this public itself, although not brilliant, still looked more or less metropolitan — kettles and veils, gloves and muffs. But it was worth turning from Suvorovsky to any the notorious Chrismas, take a few steps in the depths s "sand" - and the picture has changed.
... Eight-nine in the evening, but the silence and emptiness is such, exactly in three nights. The yellow light is blinking sadly. Until the next - the same dull and dull - steps of thirty darkness. The lights in the houses are extinguished, the windows are curtained. A suspicious figure emerges from the “interphase” darkness: what if it is a robber who wants to rob you? Shout as much as you want - no one around, nothing.
The figure is slowly approaching the source of dim light, its outlines are clearer. No, this is not a robber, this is a peaceful inhabitant of these places, who left for an evening walk. When he reached the lantern, he staggered, swaying. With his left hand he grabs a lamppost, with his right he takes a half bottle from his pocket. The ears of Chukhon caps are whirring in the wind, the head is “thrown back to the stars”, vodka gurgles weakly and sweetly ...
Christmas intersected tar. Behind this intersection there was really quite a wilderness - there were even fewer lanterns, some houses, some wooden fences, through the gaps of which a shaggy dog head often protruded to grab the leg of a peering passerby. "Sands", in a word. And it was here, in the heart of the “Sands”, on the corner of the eighth Christmas and Degtyarnaya, where the Petersburg Herald newspaper was located. "
Memories of George Ivanov, a hundred years ago, about the Sandy area in which I live. I feel suspiciously similar sensations every day, returning late in the evening from work. Is that Christmas became Soviet, and so - as if the century and not passed ... Thanks for the quote [id1831185 | Mita Sichinave]
... Eight-nine in the evening, but the silence and emptiness is such, exactly in three nights. The yellow light is blinking sadly. Until the next - the same dull and dull - steps of thirty darkness. The lights in the houses are extinguished, the windows are curtained. A suspicious figure emerges from the “interphase” darkness: what if it is a robber who wants to rob you? Shout as much as you want - no one around, nothing.
The figure is slowly approaching the source of dim light, its outlines are clearer. No, this is not a robber, this is a peaceful inhabitant of these places, who left for an evening walk. When he reached the lantern, he staggered, swaying. With his left hand he grabs a lamppost, with his right he takes a half bottle from his pocket. The ears of Chukhon caps are whirring in the wind, the head is “thrown back to the stars”, vodka gurgles weakly and sweetly ...
Christmas intersected tar. Behind this intersection there was really quite a wilderness - there were even fewer lanterns, some houses, some wooden fences, through the gaps of which a shaggy dog head often protruded to grab the leg of a peering passerby. "Sands", in a word. And it was here, in the heart of the “Sands”, on the corner of the eighth Christmas and Degtyarnaya, where the Petersburg Herald newspaper was located. "
Memories of George Ivanov, a hundred years ago, about the Sandy area in which I live. I feel suspiciously similar sensations every day, returning late in the evening from work. Is that Christmas became Soviet, and so - as if the century and not passed ... Thanks for the quote [id1831185 | Mita Sichinave]
У записи 35 лайков,
1 репостов,
1372 просмотров.
1 репостов,
1372 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Полина Оскольская
