Мага, наверное, ты помнишь тот старый зонтик, который мы принесли в жертву оврагу в парке Монсури промозглым мартовским вечером. Мы зашвырнули его; ты нашла этот зонтик на площади Согласия, он уже был порван, но ты им пользовалась вовсю, особенно продираясь сквозь толпу в метро или автобусе, всегда неловкая, рассеянная, занятая мыслями о пестром костюмчике или причудливых узорах, которые начертили две мухи на потолке, а в тот вечер вдруг хлынул ливень, едва мы вошли в парк, и ты уже собиралась гордо раскрыть свой зонтик, как вдруг в руках у тебя разразилась катастрофа, и нам на головы обрушились холодные молнии, черные тучи, рваные лоскутья и сверкающие, вылетевшие из гнезд спицы; мы смеялись как сумасшедшие под проливным дождем, а потом решили, что зонтик, найденный на площади, должен умереть достойным образом в парке и не может быть неблагородно выброшен на помойку или попросту за ограду; и тогда я сложил его, насколько это было возможно, мы поднялись на самое высокое место в парке, туда, где перекинут мост над железной дорогой, и с высоты я что было сил швырнул зонт на дно заросшего мокрой травой оврага, под твой, Мага, крик, напомнивший мне проклятия валькирии. Он пошел на дно оврага, словно корабль, над которым сомкнулись зеленые воды, зеленые бурные воды, a la mer qui est plus félonesse en été qu’en hiver, коварные волны, Мага, — мы еще долго перечисляли все названия его последнего пристанища, влюбленные в Жуэнвиля и в парк, и, держа друг друга в объятиях, были похожи на мокрые деревья или на актеров какого-нибудь смешного венгерского фильма. И он остался там, в траве, крошечный и черный, точно раздавленный жучок. Не шелохнулся, и ни одна из его пружин не распрямилась, как бывало. Все. С ним — кончено. А нам, Мага, все было нипочем.
Mage, you probably remember that old umbrella that we sacrificed to a ravine in Monsouri Park on a chilly March evening. We threw it; you found this umbrella in the Place de la Concorde, it was already torn, but you used it with all your might, especially tearing through the crowd in the subway or bus, always awkward, distracted, busy with thoughts of a motley suit or bizarre patterns that drew two flies on the ceiling, and that shower suddenly poured that evening, as soon as we entered the park, and you were about to proudly open your umbrella, when a catastrophe erupted in your hands, and cold lightning, black clouds, torn rags and sparkling flying out of the nests fell upon our heads knitting needles; we laughed like crazy in the pouring rain, and then decided that the umbrella found in the square should die in a worthy manner in the park and could not be ignominiously thrown into the trash or simply beyond the fence; and then I folded it, as far as possible, we went up to the highest place in the park, to where the bridge over the railway was thrown, and from a height I threw the umbrella to the bottom of the ravine overgrown with wet grass, under yours, the Magician, a cry reminding me of the curses of the Valkyrie. He went to the bottom of the ravine, like a ship over which green waters closed, stormy green waters, a la mer qui est plus félonesse en été qu'en hiver, insidious waves, Magician - for a long time we listed all the names of his last refuge, lovers in Joinville and in the park, and holding each other in their arms, they looked like wet trees or the actors of some funny Hungarian film. And he stayed there, in the grass, tiny and black, like a crushed bug. It did not move, and not one of its springs was straightened, as it had happened. All. With him - over. And for us, the Magician, everything was nothing.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Андрей Златов
