Чем ценно хорошее воскресение? А неповторимым удовольствием напялить на себя что-нибудь бичевское и отправиться в Царское село переосмысливать собственное безобразное поведение накануне за поиском скамейки, на которой юный Гумилев впервые признался еще более юной Ахматовой в любви.
Вооружившись единственной дошедшей до потомков фоткой, на которой Ахматова восседает на этой самой скамейке рядом с громадным баобабообразным деревом, мы с Гошкой шастали по Екатерининскому парку. Скамеек было очень много. Они были повсюду, лезли из-за каждого поворота, сотни абсолютно идентичных белых металлических скамеек. Единственной надеждой каким-то образом найти ту самую, было узнать причудливое дерево с фотки: «Смотри во все глаза, Гоша, оглядывай как следует все деревья!».
Набрели на информационный центр. Его сотрудник – дядька очень обрадовался, когда услышал, что мы хотим найти. О существовании скамейки он не знал, но с ражем детектива принялся, сверяясь с картинкой, отмечать на карте парка все дислокации странных и больших деревьев.
- Скамейки у нас повсюду. Их постоянно переставляют, убирают, ставят вновь, за этим процессом невозможно уследить. Скамейка, которая вам нужна, наверняка не сохранилась. Но место найти попробовать можно, – говорил он. Получив из его рук практически пиратскую карту с пометками, мы пошли дальше.
Гоша рассуждал о пушкинском распутстве, когда мы увидели бредущую по аллее старушку. И что же? Все поисковые браузеры мира и информационные бюро – всего лишь жалкие дешевые фокусы по сравнению с мозгом русской старушки, которая не только прекрасно знала о существовании скамейки, но и в два счета нас к ней отвела, резво болтая о множестве других царскосельских легенд и похвалив нас за то, что ищем такие вещи.
Мы сверили скамейку и дерево с фотографией – и это действительно оказалась она! Именно здесь Гумилев впервые признался Ахматовой в любви, что делал потом еще множество, как и предложение, которое ему пришлось сделать четыре раза, прежде чем неприступная поэтесса сдалась. Завоевал таки. А тогда, в самый первый раз, девушка не ответила ему взаимностью. Мы сели на скамейку.
- Я люблю вас, Анна Андреевна! – сказал Гоша.
- А я вас нет, Николай Степанович! – сказала я.
Ну и, конечно же, потом мы громко читали вслух рвущую душу гумилевскую любовную лирику, ощупывали дерево и болтали, пока Екатерининский парк погружался в сумерки.
- Эх, хорошо-то мне как стало, - сказал Гошка, когда мы выходили из парка.
- В царство настоящей любви съездили.
И я вот что подумала. Ведь самая настоящая любовь – это друзья. Потому что когда сил идти дальше нет, причем как в прямом, так и в переносном смысле, они тебя по рученьки подхватят и понесут столько, сколько будет нужно. И, базара нет, это навсегда.
Вооружившись единственной дошедшей до потомков фоткой, на которой Ахматова восседает на этой самой скамейке рядом с громадным баобабообразным деревом, мы с Гошкой шастали по Екатерининскому парку. Скамеек было очень много. Они были повсюду, лезли из-за каждого поворота, сотни абсолютно идентичных белых металлических скамеек. Единственной надеждой каким-то образом найти ту самую, было узнать причудливое дерево с фотки: «Смотри во все глаза, Гоша, оглядывай как следует все деревья!».
Набрели на информационный центр. Его сотрудник – дядька очень обрадовался, когда услышал, что мы хотим найти. О существовании скамейки он не знал, но с ражем детектива принялся, сверяясь с картинкой, отмечать на карте парка все дислокации странных и больших деревьев.
- Скамейки у нас повсюду. Их постоянно переставляют, убирают, ставят вновь, за этим процессом невозможно уследить. Скамейка, которая вам нужна, наверняка не сохранилась. Но место найти попробовать можно, – говорил он. Получив из его рук практически пиратскую карту с пометками, мы пошли дальше.
Гоша рассуждал о пушкинском распутстве, когда мы увидели бредущую по аллее старушку. И что же? Все поисковые браузеры мира и информационные бюро – всего лишь жалкие дешевые фокусы по сравнению с мозгом русской старушки, которая не только прекрасно знала о существовании скамейки, но и в два счета нас к ней отвела, резво болтая о множестве других царскосельских легенд и похвалив нас за то, что ищем такие вещи.
Мы сверили скамейку и дерево с фотографией – и это действительно оказалась она! Именно здесь Гумилев впервые признался Ахматовой в любви, что делал потом еще множество, как и предложение, которое ему пришлось сделать четыре раза, прежде чем неприступная поэтесса сдалась. Завоевал таки. А тогда, в самый первый раз, девушка не ответила ему взаимностью. Мы сели на скамейку.
- Я люблю вас, Анна Андреевна! – сказал Гоша.
- А я вас нет, Николай Степанович! – сказала я.
Ну и, конечно же, потом мы громко читали вслух рвущую душу гумилевскую любовную лирику, ощупывали дерево и болтали, пока Екатерининский парк погружался в сумерки.
- Эх, хорошо-то мне как стало, - сказал Гошка, когда мы выходили из парка.
- В царство настоящей любви съездили.
И я вот что подумала. Ведь самая настоящая любовь – это друзья. Потому что когда сил идти дальше нет, причем как в прямом, так и в переносном смысле, они тебя по рученьки подхватят и понесут столько, сколько будет нужно. И, базара нет, это навсегда.
Why is a good resurrection valuable? And with a unique pleasure to put on something Bichevsky and go to Tsarskoye Selo to rethink your own ugly behavior the day before looking for a bench on which young Gumilyov first confessed even more young Akhmatova in love.
Armed with the only photo that reached the descendants, in which Akhmatova sits on this very bench next to a huge baobab-like tree, Goshka and I walked around the Catherine Park. There were a lot of benches. They were everywhere, climbing for every turn, hundreds of absolutely identical white metal benches. The only hope to somehow find the very one was to recognize a bizarre tree from the photo: “Look with all your eyes, Gosh, look around at all the trees!”
We came across an information center. His employee, the uncle, was very happy when he heard what we want to find. He did not know about the existence of the bench, but with the rage of a detective, he began, checking the picture, to mark on the map of the park all the locations of strange and large trees.
“Benches are everywhere.” They are constantly rearranged, cleaned, reinstalled, it is impossible to keep track of this process. The bench you need is probably not preserved. But you can find a place to try, he said. Having received from his hands an almost pirated map with notes, we went on.
Gosha talked about Pushkin's debauchery when we saw an old woman wandering along an alley. And what? All the world's search browsers and information bureaus are just pathetic cheap tricks compared to the brain of a Russian old woman who not only knew perfectly well about the existence of the bench, but also took us to it in two ways, briskly chatting about many other Tsarskoye Selo legends and praising us for looking for such things.
We checked a bench and a tree with a photograph - and it really turned out to be it! It was here that Gumilyov first confessed to Akhmatova in love, which he then did many more, as did the proposal that he had to make four times before the impregnable poetess surrendered. Conquered the same. And then, for the very first time, the girl did not reciprocate. We sat on a bench.
“I love you, Anna Andreyevna!” Gosha said.
“But I am not there, Nikolai Stepanovich!” - I said.
Well, and, of course, then we loudly read aloud the soul-tearing Gumilev love lyrics, felt the tree and chatted while Catherine Park plunged into twilight.
“Eh, it’s good how I felt,” said Goshka, when we left the park.
- We went to the realm of true love.
And that's what I thought. After all, true love is friends. Because when there is no strength to go further, both in the literal and figurative sense, they will pick you up by the hand and carry as much as you need. And, there’s no bazaar, it’s forever.
Armed with the only photo that reached the descendants, in which Akhmatova sits on this very bench next to a huge baobab-like tree, Goshka and I walked around the Catherine Park. There were a lot of benches. They were everywhere, climbing for every turn, hundreds of absolutely identical white metal benches. The only hope to somehow find the very one was to recognize a bizarre tree from the photo: “Look with all your eyes, Gosh, look around at all the trees!”
We came across an information center. His employee, the uncle, was very happy when he heard what we want to find. He did not know about the existence of the bench, but with the rage of a detective, he began, checking the picture, to mark on the map of the park all the locations of strange and large trees.
“Benches are everywhere.” They are constantly rearranged, cleaned, reinstalled, it is impossible to keep track of this process. The bench you need is probably not preserved. But you can find a place to try, he said. Having received from his hands an almost pirated map with notes, we went on.
Gosha talked about Pushkin's debauchery when we saw an old woman wandering along an alley. And what? All the world's search browsers and information bureaus are just pathetic cheap tricks compared to the brain of a Russian old woman who not only knew perfectly well about the existence of the bench, but also took us to it in two ways, briskly chatting about many other Tsarskoye Selo legends and praising us for looking for such things.
We checked a bench and a tree with a photograph - and it really turned out to be it! It was here that Gumilyov first confessed to Akhmatova in love, which he then did many more, as did the proposal that he had to make four times before the impregnable poetess surrendered. Conquered the same. And then, for the very first time, the girl did not reciprocate. We sat on a bench.
“I love you, Anna Andreyevna!” Gosha said.
“But I am not there, Nikolai Stepanovich!” - I said.
Well, and, of course, then we loudly read aloud the soul-tearing Gumilev love lyrics, felt the tree and chatted while Catherine Park plunged into twilight.
“Eh, it’s good how I felt,” said Goshka, when we left the park.
- We went to the realm of true love.
And that's what I thought. After all, true love is friends. Because when there is no strength to go further, both in the literal and figurative sense, they will pick you up by the hand and carry as much as you need. And, there’s no bazaar, it’s forever.
У записи 6 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Батурина
