Кошачья голова
После того, как одним февральским днем старушка Надежда Никитична упала в люк, жизнь её решительно переменилась. Лежать дома с вывихнутой ногой пришлось целых две недели, и любимые занятия Надежды Никитичны, такие как колошматить палкой от дворничьей метлы огромную плешивую собаку, что жила на газоне возле их хрущевки, вылить ведро воды с добавлением вонючего подсолнечного масла на маленьких матершинников из соседней школы, вечно смоливших под её окнами, и поездки в сумасшедший дом, где уже год держали её тётку-крестную, пришлось отложить.
Жить на тахте с вывихнутой ногой Надежде Никитичне было категорически скучно. Она уже пересмотрела все возможные передачи по телевизору, обзвонила знакомых безумных стариков, с которыми водила товарищество, и уже было скатилась до такого утлого дела, как пролистывание томика сказок Пушкина в бархатной обложке, когда вдруг заприметила в пыли под тумбочкой краешек какой-то брошюры.
Выудив её на свет своими маленькими пальцами в изумрудных перстеньках, Надежда Никитична, с удивлением обнаружила эзотерическую книжонку «Заговоры Сибирской целительницы, выпуск 31». Следующие пять часов Надежда Никитична с увлечением читала. Она окунулась в мир народного целительства, заговоров и приворотов, от пребывания в котором серебряные волосы на её аккуратной голове бушевали - Надежда Никитична была зачарована раз и навсегда. В тот вечер Надежда Никитична долго не могла уснуть, глядя, как оживляемые фарами проезжающих по двору мимо хрущевки машин двигаются по стенам и потолку угольные, похожие на летучих обезьян тени.
Утром решение было принято. Падение в люк раскрыло в Надежде Никитичне дремавший доселе древний дар врачевания и ведовства. Как человек опытный Надежда Никитина понимала, что, прежде всего, надо было дать рекламу. А что для этого требовалось? Правильно – заманить самых матёрых старух района на бесплатный приём.
Первой по волшебной нужде к Надежде Никитичне явилась самая больная бабка из всех знакомых – тётя Ксюша, которую все во дворе называли «Колобок». Тётя Ксюша уместила свои необъятные телеса за стол на крошечной кухоньке Надежды Никитичны и непрерывно двигая челюстями, будто что-то пережёвывая, с недоверием покосилась на предусмотрительно развешанные хозяйкой под советской вытяжкой «Брест» несколько пучков сушеной петрушки да завалявшийся еще с осени скукоженный виноградный лист. Колобок попросила что-нибудь от резей в голове и странного, преследующего ее ощущения, что внутри отсутствует мозг. Надежда Никитична надела на нос очочки и подрагивающей костлявой ручонкой выписала на листок названия трав и сборов, из которых Колобку предлагалось изготовить хитрый отвар. Для усложнения задачи Надежда Никитична включила в список парочку несуществующих наименований, которые тут же ловко выдумала, незаметно хихикнув. Пыхтя и хмыкая, озадаченный и удивленный Колобок укатилась восвояси варить целебное зелье.
Эффект не заставил себя ждать. Через день к Надежде Никитичне на приём уже заранее по телефону записался ветхий и практически выживший из ума бывший геолог Пантелей Илларионович. Интереса к своему занятию от мужчин Надежда Никитична никак не ожидала, поэтому слегка напуганная принялась наводить в квартире духовный антураж. Чертыхаясь на всё еще ноющей вывихнутой ноге, вскарабкалась на антресоли и выворотила оттуда несколько покрытых пылью и клоками тополиного пуха икон. Установила в комнате, подложив под них нарядное, украшенное вышивкой полотенчико, за неимением церковных, поставила рядышком несколько разноцветных ароматических, привезённых дочкой из Прибалтики свечек, на стол положила толстенную советскую энциклопедию, тщательно упаковав обложку калькой.
Пантелей Илларионович явился вовремя, уселся напротив Надежды Никитичны, которая на этот раз решила выступить с распушенными волосами и в фиолетовом джемпере, и загадочно на неё поглядел, несколько раз глупо мигнув. Надежда Никитична пригласила его изложить проблему, и старик пустился в разговор не о хворях и болячках, ни о треклятом государстве и ценах на селёдку и даже не о своих минералах, килограмм двести которых хранил у себя в каморке, о чём знал весь двор, а… о любви. Совершенно спокойно и откровенно, что привело Надежду Никитичну в нечеловеческий восторг, он рассказал, что его супруга, дескать, совсем разлюбила его, уже давно и бесповоротно. А любит она только гнусную свою жирную дворнягу по имени Крыса. Псине, мол, вся ласка, внимание и забота, а ему, обожающему также сильно, как в день их первой встречи на опушке леса пятьдесят лет тому назад, до комьев в горле, только подзатыльники, горелые корки да обидное прозвище «козлиная рожа». И хочет, значится, Пантелей Илларионович любовь вернуть. Вот так.
Надежда Никитична было опешила совершенно, однако мгновенно собралась. Дело было посерьёзнее колобковских мифических резей. Стало быть, и меры Пантелею Илларионовичу предстояло принять непростые. Сначала, конечно, кладбище. Идти на кладбище и там искать могилу этого года подписанную именем таким же как у супруги. Нет нет, Пантелей Илларионович, без этого никак не обойтись. Там на могиле необходимо закопать их с супругой фотокарточку (будьте аккуратнее, моего одного подопечного там недавно страшно избил сторож - Надежда Никитична импровизировала на ходу) и оставить в мудрой землице на девять суток. После – вернуться, фотку выудить и идти с ней прямиков в церковь. Ах да, охладевшую супругу все эти дни тайком опаивать (ничего не поделаешь, Пантелей Илларионович, здесь у вас ситуация крайне запущенная) собственной мочой. Дальше: в церкви заказать сорокоуст, а еще через неделю, пока супруга будет спать – тихонько пристроить ей на веки (да да, как покойнику, придётся Пантелей Илларионович, речь же о любви! Да в таком возрасте! Вы меня помилуйте!) пятирублевые монетки. Утром супруга откроет глаза, монетки отпадут – а с ними и могильный замок с её сердца, и глаза её с тех пор будут лучиться одной лишь страстью. Надежда Никитична откинулась на спинку стула крайне довольная собой. Сдюжила. Ошарашенный надеждой Пантелей Илларионович дрожащими пальцами, покрытыми седой порослью волос вынул из-за пазухи потрепанное портмоне.
После Пантелея Илларионовича в тесную квартирку Надежды Никитичны потянулись внушительные очереди бабушек и дедушек, старых дев и прочего люда. Приводили даже одного визгливого юродивого с клочковатой рыжей бородой. Надежда Никитична набивала руку и веселилась напропалую до дня, когда дело, наконец, не приняло серьёзный оборот. К тому времени квартира её уже была похожа на волшебный грот Гингемы.
Бледная дрожащая всем телом и сверкающая чернильными глазами дагестанка из овощной палатки попросила изничтожить свою золовку. Изжить со свету. Золовка эта, тварь такая, квартиру у них отжать хочет. Надежда Никитична жаргона не понимала, но тут же смекнула, что играть нужно по-крупному. Она шумно хлебнула отвара липы из большой глиняной чашки. Придется, милочка, обезглавить кошку. Как? А очень просто. Кошек в подвале у нас полно, вы вот Гришке столяру полтинник дайте, он вам и поймает какую-нибудь поганенькую. Только кошку прямо живую надо обезглавить, вы это, пожалуйста, запомните. Топориком мясным сподручнее. И ночью конечно. Нет, про кладбище забудьте, вы меня за кого принимаете? Это же фольклор. Тут надо будет с картой и транспортиром поработать. Вы к нам откуда приехали, говорите? Ах да, чуть не запамятовала - голову кошки надо будет на примусе прогреть, как следует, выпарить оттуда всю дрянь, чтобы греха не было.
Вечером Надежда Никитична опустила уставшие ноги в таз с горчицей. Еще недавно она робко выписывала Колобку какие-то травы, а сегодня - принимает заказы на изничтожение! Амброзия! Подумать только, а всего-то - в люк упала!
Через несколько недель наступила весна, и Надежде Никитичне вдруг страшно захотелось алычи. Она отправилась на ярмарку и набрала в одном из ларьков еще всякой всячины – кило слив, яблочек на компот, грецких орехов. Благодаря колдовству, средства теперь позволяли питаться как следует. Когда она протянула деньги закутанной в несколько курток и шарфов продавщице, та внезапно отодвинула ее руку. Надежда Никитична уставилась ей в лицо и внезапно узнала в нём свою недавнюю клиентку. Кошачью голову. Дагестанка покачала головой в знак того что не примет оплату. Да что вы, в самом деле, берите деньги, запротестовала Надежда Никитична. Не возьму! Вам век буду задарма отдавать. Вы ж мне жизнь устроили. Надежда Никитична посмотрела в черные жалящие как пчёлы глаза ошарашено. Позавчера похоронили ж. Сама - того. Кончилась ночью. Надежда Никитична не поняла – как кончилась? Да так, как вы и сказали –выкурили её со свету кошачьей головой. Вы меня извините ради Бога, видите, люди стоят, отпустить надо. Вы приходите в любое время, сердечно прошу. Самый лучший товар всегда вас ждать будет. Век не забуду!
Дома Надежда Никитина разлила корвалол так, что его запах распространился по всей квартирке. Да это что же это такое? Надежда Никитична принялась с остервенением сдирать со стен разноцветные покрывала и пихать в шкафы нелепую колдовскую атрибутику, пузырьки, мешочки с иголками и тряпичные фигурки. Это что же получается? Взаправду всё? Надежда Никитична присела на краешек тахты. На улице бушевал ураган.
Неожиданно раздался оглушительный звон бьющегося стекла, и в комнату прямо через окно влетел желтый пузатый обломок кирпича. Проклятый ветер! Или это малолетние куряги, которые решили отомстить склочной старухе за очередную порцию воды с подсолнечным маслом, которыми Надежда Никитична продолжала промышлять на досуге?
Вот к ним-то, к ним-то и надо возвращаться, думала Надежда Никитина, растворяя кусок сахара стакане с чаем. С того самого дня её недолгая, но ослепительная как Изумрудный город колдовская карьера была завершена.
После того, как одним февральским днем старушка Надежда Никитична упала в люк, жизнь её решительно переменилась. Лежать дома с вывихнутой ногой пришлось целых две недели, и любимые занятия Надежды Никитичны, такие как колошматить палкой от дворничьей метлы огромную плешивую собаку, что жила на газоне возле их хрущевки, вылить ведро воды с добавлением вонючего подсолнечного масла на маленьких матершинников из соседней школы, вечно смоливших под её окнами, и поездки в сумасшедший дом, где уже год держали её тётку-крестную, пришлось отложить.
Жить на тахте с вывихнутой ногой Надежде Никитичне было категорически скучно. Она уже пересмотрела все возможные передачи по телевизору, обзвонила знакомых безумных стариков, с которыми водила товарищество, и уже было скатилась до такого утлого дела, как пролистывание томика сказок Пушкина в бархатной обложке, когда вдруг заприметила в пыли под тумбочкой краешек какой-то брошюры.
Выудив её на свет своими маленькими пальцами в изумрудных перстеньках, Надежда Никитична, с удивлением обнаружила эзотерическую книжонку «Заговоры Сибирской целительницы, выпуск 31». Следующие пять часов Надежда Никитична с увлечением читала. Она окунулась в мир народного целительства, заговоров и приворотов, от пребывания в котором серебряные волосы на её аккуратной голове бушевали - Надежда Никитична была зачарована раз и навсегда. В тот вечер Надежда Никитична долго не могла уснуть, глядя, как оживляемые фарами проезжающих по двору мимо хрущевки машин двигаются по стенам и потолку угольные, похожие на летучих обезьян тени.
Утром решение было принято. Падение в люк раскрыло в Надежде Никитичне дремавший доселе древний дар врачевания и ведовства. Как человек опытный Надежда Никитина понимала, что, прежде всего, надо было дать рекламу. А что для этого требовалось? Правильно – заманить самых матёрых старух района на бесплатный приём.
Первой по волшебной нужде к Надежде Никитичне явилась самая больная бабка из всех знакомых – тётя Ксюша, которую все во дворе называли «Колобок». Тётя Ксюша уместила свои необъятные телеса за стол на крошечной кухоньке Надежды Никитичны и непрерывно двигая челюстями, будто что-то пережёвывая, с недоверием покосилась на предусмотрительно развешанные хозяйкой под советской вытяжкой «Брест» несколько пучков сушеной петрушки да завалявшийся еще с осени скукоженный виноградный лист. Колобок попросила что-нибудь от резей в голове и странного, преследующего ее ощущения, что внутри отсутствует мозг. Надежда Никитична надела на нос очочки и подрагивающей костлявой ручонкой выписала на листок названия трав и сборов, из которых Колобку предлагалось изготовить хитрый отвар. Для усложнения задачи Надежда Никитична включила в список парочку несуществующих наименований, которые тут же ловко выдумала, незаметно хихикнув. Пыхтя и хмыкая, озадаченный и удивленный Колобок укатилась восвояси варить целебное зелье.
Эффект не заставил себя ждать. Через день к Надежде Никитичне на приём уже заранее по телефону записался ветхий и практически выживший из ума бывший геолог Пантелей Илларионович. Интереса к своему занятию от мужчин Надежда Никитична никак не ожидала, поэтому слегка напуганная принялась наводить в квартире духовный антураж. Чертыхаясь на всё еще ноющей вывихнутой ноге, вскарабкалась на антресоли и выворотила оттуда несколько покрытых пылью и клоками тополиного пуха икон. Установила в комнате, подложив под них нарядное, украшенное вышивкой полотенчико, за неимением церковных, поставила рядышком несколько разноцветных ароматических, привезённых дочкой из Прибалтики свечек, на стол положила толстенную советскую энциклопедию, тщательно упаковав обложку калькой.
Пантелей Илларионович явился вовремя, уселся напротив Надежды Никитичны, которая на этот раз решила выступить с распушенными волосами и в фиолетовом джемпере, и загадочно на неё поглядел, несколько раз глупо мигнув. Надежда Никитична пригласила его изложить проблему, и старик пустился в разговор не о хворях и болячках, ни о треклятом государстве и ценах на селёдку и даже не о своих минералах, килограмм двести которых хранил у себя в каморке, о чём знал весь двор, а… о любви. Совершенно спокойно и откровенно, что привело Надежду Никитичну в нечеловеческий восторг, он рассказал, что его супруга, дескать, совсем разлюбила его, уже давно и бесповоротно. А любит она только гнусную свою жирную дворнягу по имени Крыса. Псине, мол, вся ласка, внимание и забота, а ему, обожающему также сильно, как в день их первой встречи на опушке леса пятьдесят лет тому назад, до комьев в горле, только подзатыльники, горелые корки да обидное прозвище «козлиная рожа». И хочет, значится, Пантелей Илларионович любовь вернуть. Вот так.
Надежда Никитична было опешила совершенно, однако мгновенно собралась. Дело было посерьёзнее колобковских мифических резей. Стало быть, и меры Пантелею Илларионовичу предстояло принять непростые. Сначала, конечно, кладбище. Идти на кладбище и там искать могилу этого года подписанную именем таким же как у супруги. Нет нет, Пантелей Илларионович, без этого никак не обойтись. Там на могиле необходимо закопать их с супругой фотокарточку (будьте аккуратнее, моего одного подопечного там недавно страшно избил сторож - Надежда Никитична импровизировала на ходу) и оставить в мудрой землице на девять суток. После – вернуться, фотку выудить и идти с ней прямиков в церковь. Ах да, охладевшую супругу все эти дни тайком опаивать (ничего не поделаешь, Пантелей Илларионович, здесь у вас ситуация крайне запущенная) собственной мочой. Дальше: в церкви заказать сорокоуст, а еще через неделю, пока супруга будет спать – тихонько пристроить ей на веки (да да, как покойнику, придётся Пантелей Илларионович, речь же о любви! Да в таком возрасте! Вы меня помилуйте!) пятирублевые монетки. Утром супруга откроет глаза, монетки отпадут – а с ними и могильный замок с её сердца, и глаза её с тех пор будут лучиться одной лишь страстью. Надежда Никитична откинулась на спинку стула крайне довольная собой. Сдюжила. Ошарашенный надеждой Пантелей Илларионович дрожащими пальцами, покрытыми седой порослью волос вынул из-за пазухи потрепанное портмоне.
После Пантелея Илларионовича в тесную квартирку Надежды Никитичны потянулись внушительные очереди бабушек и дедушек, старых дев и прочего люда. Приводили даже одного визгливого юродивого с клочковатой рыжей бородой. Надежда Никитична набивала руку и веселилась напропалую до дня, когда дело, наконец, не приняло серьёзный оборот. К тому времени квартира её уже была похожа на волшебный грот Гингемы.
Бледная дрожащая всем телом и сверкающая чернильными глазами дагестанка из овощной палатки попросила изничтожить свою золовку. Изжить со свету. Золовка эта, тварь такая, квартиру у них отжать хочет. Надежда Никитична жаргона не понимала, но тут же смекнула, что играть нужно по-крупному. Она шумно хлебнула отвара липы из большой глиняной чашки. Придется, милочка, обезглавить кошку. Как? А очень просто. Кошек в подвале у нас полно, вы вот Гришке столяру полтинник дайте, он вам и поймает какую-нибудь поганенькую. Только кошку прямо живую надо обезглавить, вы это, пожалуйста, запомните. Топориком мясным сподручнее. И ночью конечно. Нет, про кладбище забудьте, вы меня за кого принимаете? Это же фольклор. Тут надо будет с картой и транспортиром поработать. Вы к нам откуда приехали, говорите? Ах да, чуть не запамятовала - голову кошки надо будет на примусе прогреть, как следует, выпарить оттуда всю дрянь, чтобы греха не было.
Вечером Надежда Никитична опустила уставшие ноги в таз с горчицей. Еще недавно она робко выписывала Колобку какие-то травы, а сегодня - принимает заказы на изничтожение! Амброзия! Подумать только, а всего-то - в люк упала!
Через несколько недель наступила весна, и Надежде Никитичне вдруг страшно захотелось алычи. Она отправилась на ярмарку и набрала в одном из ларьков еще всякой всячины – кило слив, яблочек на компот, грецких орехов. Благодаря колдовству, средства теперь позволяли питаться как следует. Когда она протянула деньги закутанной в несколько курток и шарфов продавщице, та внезапно отодвинула ее руку. Надежда Никитична уставилась ей в лицо и внезапно узнала в нём свою недавнюю клиентку. Кошачью голову. Дагестанка покачала головой в знак того что не примет оплату. Да что вы, в самом деле, берите деньги, запротестовала Надежда Никитична. Не возьму! Вам век буду задарма отдавать. Вы ж мне жизнь устроили. Надежда Никитична посмотрела в черные жалящие как пчёлы глаза ошарашено. Позавчера похоронили ж. Сама - того. Кончилась ночью. Надежда Никитична не поняла – как кончилась? Да так, как вы и сказали –выкурили её со свету кошачьей головой. Вы меня извините ради Бога, видите, люди стоят, отпустить надо. Вы приходите в любое время, сердечно прошу. Самый лучший товар всегда вас ждать будет. Век не забуду!
Дома Надежда Никитина разлила корвалол так, что его запах распространился по всей квартирке. Да это что же это такое? Надежда Никитична принялась с остервенением сдирать со стен разноцветные покрывала и пихать в шкафы нелепую колдовскую атрибутику, пузырьки, мешочки с иголками и тряпичные фигурки. Это что же получается? Взаправду всё? Надежда Никитична присела на краешек тахты. На улице бушевал ураган.
Неожиданно раздался оглушительный звон бьющегося стекла, и в комнату прямо через окно влетел желтый пузатый обломок кирпича. Проклятый ветер! Или это малолетние куряги, которые решили отомстить склочной старухе за очередную порцию воды с подсолнечным маслом, которыми Надежда Никитична продолжала промышлять на досуге?
Вот к ним-то, к ним-то и надо возвращаться, думала Надежда Никитина, растворяя кусок сахара стакане с чаем. С того самого дня её недолгая, но ослепительная как Изумрудный город колдовская карьера была завершена.
Cat head
After one February afternoon, the old woman Nadezhda Nikitichna fell into the hatch, her life decisively changed. I had to lie at home with a sprained leg for two whole weeks, and Nadezhda Nikitichny’s favorite activities, such as clogging a huge bald dog with a stick from a broomstick’s broomstick that lived on the lawn near their Khrushchev’s, pour a bucket of water with the addition of stinky sunflower oil on little mothers from a neighboring school, forever tarred under her windows, and trips to the insane asylum, where her aunt and godmother was kept for a year, had to be postponed.
Living on the couch with a sprained leg Nadezhda Nikitichna was absolutely boring. She had already watched all the possible telecasts, phoned the crazy old friends she had been friends with, and had already slipped into such a fragile affair as flipping through a volume of Pushkin's fairy tales in a velvet cover when she suddenly noticed the edges of a brochure in the dust under the bedside table.
Having fished her into the light with her small fingers in emerald rings, Nadezhda Nikitichna was surprised to find the esoteric little book “Conspiracies of the Siberian healer, issue 31”. The next five hours, Nadezhda Nikitichna read with enthusiasm. She plunged into the world of folk healing, conspiracies and love spells, from being in which silver hair raged on her neat head - Nadezhda Nikitichna was fascinated once and for all. That night, Nadezhda Nikitichna could not fall asleep for a long time, watching how coal-shaped shadows resembling flying monkeys move along the walls and ceiling, animated by the headlights of cars passing through the courtyard of the Khrushchev’s.
In the morning, a decision was made. The fall into the hatch revealed in Nadezhda Nikitichne the ancient gift of healing and witchcraft dozing hitherto. As an experienced person, Nadezhda Nikitina understood that, first of all, it was necessary to give advertising. And what was required for this? That's right - to lure the most seasoned old women of the region to a free reception.
The first most magically needed person for Nadezhda Nikitichna was the sickest grandmother of all her acquaintances - Aunt Ksyusha, whom everyone in the yard called "Kolobok". Aunt Ksyusha placed her immense bodies at the table in the tiny kitchenette of Nadezhda Nikitichny and constantly moving her jaws, as if chewing something, glanced in disbelief at the prudently hung up hostess under the Soviet Brest extract, several bunches of dried parsley and a vineyard leaf overgrown with barn. Kolobok asked for something from the pain in the head and the strange, haunting sensation that there was no brain inside. Nadezhda Nikitichna put glasses on her nose and shook her bony little hand and wrote down the names of herbs and fees on the sheet, of which Kolobok was offered to make a cunning broth. To complicate the task, Nadezhda Nikitichna included in the list a couple of nonexistent names, which she immediately cleverly invented, quietly chuckling. Puffing and grunting, puzzled and surprised, Kolobok rolled away to make a healing potion.
The effect was not long in coming. A day later, to the Nadezhda Nikitichna, an old geologist Pantelei Illarionovich, a shabby and almost out of his mind, made an appointment in advance by telephone. Interest in her lesson from men Nadezhda Nikitichna did not expect, so a little frightened began to inspire spiritual surroundings in the apartment. Cursing on her still aching dislocated leg, she climbed onto the mezzanine and twisted out a few icons covered with dust and shreds of poplar fluff. I installed it in the room, placing an elegant towel decorated with embroidery under them, for lack of church ones, placed several colorful aromatic candles brought by my daughter from the Baltic side by side, laid a thick Soviet encyclopedia on the table, carefully wrapping the cover with tracing paper.
Pantelei Illarionovich appeared on time, sat down opposite Nadezhda Nikitichna, who this time decided to step forward with her hair loose and in a purple jumper, and looked mysteriously at her, blinking stupidly several times. Nadezhda Nikitichna invited him to state the problem, and the old man started talking not about illnesses and sores, nor about the damned state and the prices of herring, and not even about his minerals, a kilogram of which he kept in his closet, about which the whole yard knew, but ... about love. Quite calmly and frankly, which led Nadezhda Nikitichna to inhuman delight, he said that his wife, they say, had completely fallen out of love with him, for a long time and irrevocably. And she loves only her infamous fat mutt named Rat. Dog, supposedly, all kindness, attention and care, and he, who adores as much as on the day they first met at the edge of the forest fifty years ago, before lumps in his throat, has only slaps, burnt crusts and the offensive nickname "goat face". And he wants, it means, Pantelei Illarionovich to return love. Like this.
Nadezhda Nikitichna was completely taken aback, but she instantly gathered herself. The case was more serious than the Kolobkov mythical rez. Consequently, Pantelei Illarionovich was to take difficult measures. First, of course, the cemetery. Go to the cemetery and look there for the grave of this year, signed by the name of
After one February afternoon, the old woman Nadezhda Nikitichna fell into the hatch, her life decisively changed. I had to lie at home with a sprained leg for two whole weeks, and Nadezhda Nikitichny’s favorite activities, such as clogging a huge bald dog with a stick from a broomstick’s broomstick that lived on the lawn near their Khrushchev’s, pour a bucket of water with the addition of stinky sunflower oil on little mothers from a neighboring school, forever tarred under her windows, and trips to the insane asylum, where her aunt and godmother was kept for a year, had to be postponed.
Living on the couch with a sprained leg Nadezhda Nikitichna was absolutely boring. She had already watched all the possible telecasts, phoned the crazy old friends she had been friends with, and had already slipped into such a fragile affair as flipping through a volume of Pushkin's fairy tales in a velvet cover when she suddenly noticed the edges of a brochure in the dust under the bedside table.
Having fished her into the light with her small fingers in emerald rings, Nadezhda Nikitichna was surprised to find the esoteric little book “Conspiracies of the Siberian healer, issue 31”. The next five hours, Nadezhda Nikitichna read with enthusiasm. She plunged into the world of folk healing, conspiracies and love spells, from being in which silver hair raged on her neat head - Nadezhda Nikitichna was fascinated once and for all. That night, Nadezhda Nikitichna could not fall asleep for a long time, watching how coal-shaped shadows resembling flying monkeys move along the walls and ceiling, animated by the headlights of cars passing through the courtyard of the Khrushchev’s.
In the morning, a decision was made. The fall into the hatch revealed in Nadezhda Nikitichne the ancient gift of healing and witchcraft dozing hitherto. As an experienced person, Nadezhda Nikitina understood that, first of all, it was necessary to give advertising. And what was required for this? That's right - to lure the most seasoned old women of the region to a free reception.
The first most magically needed person for Nadezhda Nikitichna was the sickest grandmother of all her acquaintances - Aunt Ksyusha, whom everyone in the yard called "Kolobok". Aunt Ksyusha placed her immense bodies at the table in the tiny kitchenette of Nadezhda Nikitichny and constantly moving her jaws, as if chewing something, glanced in disbelief at the prudently hung up hostess under the Soviet Brest extract, several bunches of dried parsley and a vineyard leaf overgrown with barn. Kolobok asked for something from the pain in the head and the strange, haunting sensation that there was no brain inside. Nadezhda Nikitichna put glasses on her nose and shook her bony little hand and wrote down the names of herbs and fees on the sheet, of which Kolobok was offered to make a cunning broth. To complicate the task, Nadezhda Nikitichna included in the list a couple of nonexistent names, which she immediately cleverly invented, quietly chuckling. Puffing and grunting, puzzled and surprised, Kolobok rolled away to make a healing potion.
The effect was not long in coming. A day later, to the Nadezhda Nikitichna, an old geologist Pantelei Illarionovich, a shabby and almost out of his mind, made an appointment in advance by telephone. Interest in her lesson from men Nadezhda Nikitichna did not expect, so a little frightened began to inspire spiritual surroundings in the apartment. Cursing on her still aching dislocated leg, she climbed onto the mezzanine and twisted out a few icons covered with dust and shreds of poplar fluff. I installed it in the room, placing an elegant towel decorated with embroidery under them, for lack of church ones, placed several colorful aromatic candles brought by my daughter from the Baltic side by side, laid a thick Soviet encyclopedia on the table, carefully wrapping the cover with tracing paper.
Pantelei Illarionovich appeared on time, sat down opposite Nadezhda Nikitichna, who this time decided to step forward with her hair loose and in a purple jumper, and looked mysteriously at her, blinking stupidly several times. Nadezhda Nikitichna invited him to state the problem, and the old man started talking not about illnesses and sores, nor about the damned state and the prices of herring, and not even about his minerals, a kilogram of which he kept in his closet, about which the whole yard knew, but ... about love. Quite calmly and frankly, which led Nadezhda Nikitichna to inhuman delight, he said that his wife, they say, had completely fallen out of love with him, for a long time and irrevocably. And she loves only her infamous fat mutt named Rat. Dog, supposedly, all kindness, attention and care, and he, who adores as much as on the day they first met at the edge of the forest fifty years ago, before lumps in his throat, has only slaps, burnt crusts and the offensive nickname "goat face". And he wants, it means, Pantelei Illarionovich to return love. Like this.
Nadezhda Nikitichna was completely taken aback, but she instantly gathered herself. The case was more serious than the Kolobkov mythical rez. Consequently, Pantelei Illarionovich was to take difficult measures. First, of course, the cemetery. Go to the cemetery and look there for the grave of this year, signed by the name of
У записи 12 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Батурина
