Новичок
Когда наступает лето, и дворы взрываются громким перезвоном детских голосов, я всегда невольно вспоминаю туманный случай из собственного детства, мысли о котором поспешно гоню прочь. От этих мыслей в жилах стынет кровь, рука начинает трястись, расплескивая из чашки только что заваренный чай.
Мне шел шестой или седьмой год, и как всякий отважный мальчишка такого возраста всё свободное время я проводил под окнами нашей квартиры во дворе. Здесь нас, ребят сверстников, собиралось человек десять. Наш просторный двор, солнечный и тенистый имел одну арку, ведущую на улицу, и всегда был заперт на решетку. Поэтому родители безо всяких опасений отпускали нас играть. Выходить на улицу, конечно, было строго настрого запрещено. Однако, выход нас и не интересовал: во дворе было полно развлечений. Голуби, уют сиреневых деревьев, под пушистыми ветвями которых можно было устраивать шалаши и норы, плешивые коты и водостоки, зеркальные островки глубоких луж неба прямо под ногами, песочница и еще много и очень много всякой всячины. Иногда кто-то вытаскивал к всеобщему восторгу новенький велосипед, на котором гоняли по очереди, играли в прятки и пятнашки.
Лето тогда как раз только началось, и выпорхнувшие из школьных ловушек, мы выбегали во двор прямиком после завтрака. Каждый день кого-то забирали на дачу или в далекие края к неведомым бабушкам, живущим словно на других планетах, поэтому наша компания с каждым днем уменьшалась.
Но в один день среди нас вдруг появился новичок. Он возник прямо за нашими спинами, когда мы впятером или вшестером сидели и лежали у подвального окна, вглядываясь в его сырой мрак в бессильных попытках выманить забравшегося туда вислоухого рыжего котяру.
- Что делаете, пацаны? – спросил он, и мы все как один оглянулись.
Перед нами стоял такой же мальчишка как мы в коричневых брючках и голубой кепке, надвинутой на глаза, и улыбался, переминаясь с ноги на ногу. Мы с недоверием молча уставились на новичка.
- Меня Лёня звать, - произнес мальчик и протянул руку в нашу строну, - мы переехали вчера тут… Можно я это…Можно с вами? – с этими словами он ловко запрыгнул в подвальное окно, и на несколько минут скрывшись во тьме, без труда выбрался наружу, к всеобщему восторгу волоча за шкирку несчастного кота, которого продолжили беспощадно тискать и мучить всей компанией.
Так Лёня стал играть с нами. Он оказался не только ловким, но и умным мальчиком. Мог починить любой велик, без труда заклеивал шины, угощал всех конфетами и мастерски рассказывал страшилки. Его голос всегда был звонким, а смех заливистым.
Как-то вечером, когда солнечный свет, похожий на крепкий чай, спешно покидал дворик, уступая вахту тонирующим мир сумеркам, Лёня позвал нас кое на что посмотреть.
Он звал от арки, к которой мы так редко приближались, и которая в этот час была совсем тёмной. Внутри неё, внизу у стены что-то шевелилось. Сосредоточенным оцепенением вглядывались мы в стену, от которой отделялось медленно движущиеся черное пятно. Оно хрипело. Это была не то огромная неповоротливая собака, не то волк, свинья или какой-то другой зверь. Любопытство и страх заставили нас стоять на месте, не смея издать ни звука, пока мы не поняли, что это было. Это был человек. Он полулежал полусидел полуполз, возясь возле обшарпанной стены арки. Он тяжело дышал и издавал какие-то нечленораздельные звуки. Лёня первым сделал шаг в темноту арки.
- Знаете, кто это? – спросил он.
Мы ошеломленно молчали.
- Это барыга.
Мы всё также молча смотрели на исполинскую дергающуюся и дрожащую биомассу. Последний лучик солнца, тем временем, скрылся из двора. Сумерки покрыли наши лица серыми масками, подкрасив глаза боевым камуфляжем нежных детских синяков.
- Барыг бить надо, - воскликнул Лёня и нанёс чёрной груде тупой удар ногой. Груда застонала.
Я вздрогнул. К тому времени фигура сидящего у стены великана в бесформенном черном одеянии стала отчетливо различима глазам.
- Давайте! – скомандовал Лёня – я один с ним не справлюсь. Или хотите, чтобы этот злодей проник к нам во двор? Бей его!
Первый и самый маленький из нас последовал лёниному приказу. Он решительно и смело подошел к фигуре еще ближе, чем стоял Лёня, и яростно зарядил ему в район головы своим маленьким кулачком. После такого, конечно, никто из нас не смог остаться на месте. Мы подходили по очереди и, не разбирая, били в эту горку костей, лохмотьев и плешивых волос сначала руками, ногами, сменяя друг друга и не произнося ни слова. Вначале бить было больно и страшно, казалось, великан вот-вот вскочит на ноги и тогда-то пиши пропало, но с ним ничего не происходило. Наоборот, к тому моменту, как наш круг прошел по нему с три раза, он умолк и совсем перестал издавать звуки. Руки с ногами валялись раскиданные как у тряпичной куклы, что даже показалось мне забавным и я, помню, тихонько хихикал. И другие посмеивались тоже.
А потом в руках у Лёни вдруг оказалась ржавая палка. Он тут же пустил её в ход, со всей силы ударив человека по голове. Гулкий звук удара на секунду вырвал нас из этого сумеречного гипноза, но чёрная глянцевая жидкость на ржавчине тотчас за шкирки плюхнула обратно, словно, топимых фатальной беспощадной рукой котят. Лёня с помпой церемониального таинства передал окровавленную палку следующему по очереди, и новый удар зазвучал еще задорнее предыдущего.
Сколько всё это продлилось, я теперь не представляю. Помню только, как на зубах скрипел песок, и я отмывал свои маленькие руки от крови, заперев на крючок облупленную белую дверь нашей ванной, а на следующий день боялся выйти наружу и еще через день тоже, притворился больным, а когда, наконец, вышел, узнал что того Лёню после той ночи больше не видели во дворе.
С легкими, отчаянно стрекочущими в груди детскими сердечками мы продолжили своё лето приключений во дворе, никогда не вспоминая того вечера, той своей необъяснимой лихорадочной жестокости и так никогда и не узнав, что стало с беднягой, которого мы если не умертвили, то наверняка сделали калекой.
Поэтому теперь, всякий раз, когда наступает лето, и дворы взрываются громким перезвоном детских голосов, я спешу плотно затворить своё окно, чтобы не вызывать в памяти воспоминания о том мальчишке. Именно мысли о нём, а не об избитом бродяге в миг остужают из без того больную мою кровь и заставляют волосы на моей сорокалетней голове шевелиться.
А всё потому, что теперь все мои внутренности сжимаются от леденящего осознания, что Лёня был совсем не ребенком. Он был карликом, который неведомо зачем, затесался в дворовую компанию маленьких детей и тем грифельным июньским вечером побудил в их крохотных душах звериное первобытное зло.
Когда наступает лето, и дворы взрываются громким перезвоном детских голосов, я всегда невольно вспоминаю туманный случай из собственного детства, мысли о котором поспешно гоню прочь. От этих мыслей в жилах стынет кровь, рука начинает трястись, расплескивая из чашки только что заваренный чай.
Мне шел шестой или седьмой год, и как всякий отважный мальчишка такого возраста всё свободное время я проводил под окнами нашей квартиры во дворе. Здесь нас, ребят сверстников, собиралось человек десять. Наш просторный двор, солнечный и тенистый имел одну арку, ведущую на улицу, и всегда был заперт на решетку. Поэтому родители безо всяких опасений отпускали нас играть. Выходить на улицу, конечно, было строго настрого запрещено. Однако, выход нас и не интересовал: во дворе было полно развлечений. Голуби, уют сиреневых деревьев, под пушистыми ветвями которых можно было устраивать шалаши и норы, плешивые коты и водостоки, зеркальные островки глубоких луж неба прямо под ногами, песочница и еще много и очень много всякой всячины. Иногда кто-то вытаскивал к всеобщему восторгу новенький велосипед, на котором гоняли по очереди, играли в прятки и пятнашки.
Лето тогда как раз только началось, и выпорхнувшие из школьных ловушек, мы выбегали во двор прямиком после завтрака. Каждый день кого-то забирали на дачу или в далекие края к неведомым бабушкам, живущим словно на других планетах, поэтому наша компания с каждым днем уменьшалась.
Но в один день среди нас вдруг появился новичок. Он возник прямо за нашими спинами, когда мы впятером или вшестером сидели и лежали у подвального окна, вглядываясь в его сырой мрак в бессильных попытках выманить забравшегося туда вислоухого рыжего котяру.
- Что делаете, пацаны? – спросил он, и мы все как один оглянулись.
Перед нами стоял такой же мальчишка как мы в коричневых брючках и голубой кепке, надвинутой на глаза, и улыбался, переминаясь с ноги на ногу. Мы с недоверием молча уставились на новичка.
- Меня Лёня звать, - произнес мальчик и протянул руку в нашу строну, - мы переехали вчера тут… Можно я это…Можно с вами? – с этими словами он ловко запрыгнул в подвальное окно, и на несколько минут скрывшись во тьме, без труда выбрался наружу, к всеобщему восторгу волоча за шкирку несчастного кота, которого продолжили беспощадно тискать и мучить всей компанией.
Так Лёня стал играть с нами. Он оказался не только ловким, но и умным мальчиком. Мог починить любой велик, без труда заклеивал шины, угощал всех конфетами и мастерски рассказывал страшилки. Его голос всегда был звонким, а смех заливистым.
Как-то вечером, когда солнечный свет, похожий на крепкий чай, спешно покидал дворик, уступая вахту тонирующим мир сумеркам, Лёня позвал нас кое на что посмотреть.
Он звал от арки, к которой мы так редко приближались, и которая в этот час была совсем тёмной. Внутри неё, внизу у стены что-то шевелилось. Сосредоточенным оцепенением вглядывались мы в стену, от которой отделялось медленно движущиеся черное пятно. Оно хрипело. Это была не то огромная неповоротливая собака, не то волк, свинья или какой-то другой зверь. Любопытство и страх заставили нас стоять на месте, не смея издать ни звука, пока мы не поняли, что это было. Это был человек. Он полулежал полусидел полуполз, возясь возле обшарпанной стены арки. Он тяжело дышал и издавал какие-то нечленораздельные звуки. Лёня первым сделал шаг в темноту арки.
- Знаете, кто это? – спросил он.
Мы ошеломленно молчали.
- Это барыга.
Мы всё также молча смотрели на исполинскую дергающуюся и дрожащую биомассу. Последний лучик солнца, тем временем, скрылся из двора. Сумерки покрыли наши лица серыми масками, подкрасив глаза боевым камуфляжем нежных детских синяков.
- Барыг бить надо, - воскликнул Лёня и нанёс чёрной груде тупой удар ногой. Груда застонала.
Я вздрогнул. К тому времени фигура сидящего у стены великана в бесформенном черном одеянии стала отчетливо различима глазам.
- Давайте! – скомандовал Лёня – я один с ним не справлюсь. Или хотите, чтобы этот злодей проник к нам во двор? Бей его!
Первый и самый маленький из нас последовал лёниному приказу. Он решительно и смело подошел к фигуре еще ближе, чем стоял Лёня, и яростно зарядил ему в район головы своим маленьким кулачком. После такого, конечно, никто из нас не смог остаться на месте. Мы подходили по очереди и, не разбирая, били в эту горку костей, лохмотьев и плешивых волос сначала руками, ногами, сменяя друг друга и не произнося ни слова. Вначале бить было больно и страшно, казалось, великан вот-вот вскочит на ноги и тогда-то пиши пропало, но с ним ничего не происходило. Наоборот, к тому моменту, как наш круг прошел по нему с три раза, он умолк и совсем перестал издавать звуки. Руки с ногами валялись раскиданные как у тряпичной куклы, что даже показалось мне забавным и я, помню, тихонько хихикал. И другие посмеивались тоже.
А потом в руках у Лёни вдруг оказалась ржавая палка. Он тут же пустил её в ход, со всей силы ударив человека по голове. Гулкий звук удара на секунду вырвал нас из этого сумеречного гипноза, но чёрная глянцевая жидкость на ржавчине тотчас за шкирки плюхнула обратно, словно, топимых фатальной беспощадной рукой котят. Лёня с помпой церемониального таинства передал окровавленную палку следующему по очереди, и новый удар зазвучал еще задорнее предыдущего.
Сколько всё это продлилось, я теперь не представляю. Помню только, как на зубах скрипел песок, и я отмывал свои маленькие руки от крови, заперев на крючок облупленную белую дверь нашей ванной, а на следующий день боялся выйти наружу и еще через день тоже, притворился больным, а когда, наконец, вышел, узнал что того Лёню после той ночи больше не видели во дворе.
С легкими, отчаянно стрекочущими в груди детскими сердечками мы продолжили своё лето приключений во дворе, никогда не вспоминая того вечера, той своей необъяснимой лихорадочной жестокости и так никогда и не узнав, что стало с беднягой, которого мы если не умертвили, то наверняка сделали калекой.
Поэтому теперь, всякий раз, когда наступает лето, и дворы взрываются громким перезвоном детских голосов, я спешу плотно затворить своё окно, чтобы не вызывать в памяти воспоминания о том мальчишке. Именно мысли о нём, а не об избитом бродяге в миг остужают из без того больную мою кровь и заставляют волосы на моей сорокалетней голове шевелиться.
А всё потому, что теперь все мои внутренности сжимаются от леденящего осознания, что Лёня был совсем не ребенком. Он был карликом, который неведомо зачем, затесался в дворовую компанию маленьких детей и тем грифельным июньским вечером побудил в их крохотных душах звериное первобытное зло.
Newbie
When summer comes and the yards explode with a loud chime of children's voices, I always involuntarily recall a foggy case from my own childhood, the thoughts of which I hastily drive away. From these thoughts, blood runs cold in my veins, my hand begins to shake, spilling freshly brewed tea from a cup.
I was in my sixth or seventh year, and like any brave boy of this age, I spent all my free time under the windows of our apartment in the courtyard. There, ten of us peers gathered here. Our spacious courtyard, sunny and shady, had one arch leading to the street, and was always locked on a grate. Therefore, parents without any fear let us play. Going out, of course, was strictly forbidden. However, we were not interested in getting out: the courtyard was full of entertainment. Pigeons, the comfort of lilac trees, under whose fluffy branches it was possible to arrange huts and burrows, bald cats and gutters, mirror islands of deep puddles of sky right under your feet, a sandbox and much, much more. Sometimes someone pulled out a brand new bike to everyone’s delight, which they chased in turn, played hide and seek and tag.
Summer was just beginning, and fluttering out of school traps, we ran out into the courtyard straight after breakfast. Every day, someone was taken to a country house or to distant lands to unknown grandmothers living as if on other planets, so our company was decreasing every day.
But one day a newcomer suddenly appeared among us. It arose right behind us, when we five or six sat and lay by the basement window, peering into its dank gloom in powerless attempts to lure a red-haired cat that had climbed there.
- What are you guys doing? He asked, and we all looked around as one.
Before us stood a boy like us in brown trousers and a blue cap pulled over his eyes, and smiled, shifting from foot to foot. With disbelief, we silently stared at the newcomer.
“To call me Lenya,” the boy said, and extended his hand to our side, “we moved here yesterday ... Can I do this ... Can I with you?” - with these words, he deftly jumped into the basement window, and hiding in the darkness for several minutes, easily got out, dragging a poor cat by the scruff of his neck, which they continued to mercilessly squeeze and torment with the whole company.
So Lenya began to play with us. He turned out to be not only clever, but also an intelligent boy. Any great could fix it, easily sealed tires, treated everyone with sweets and masterfully told horror stories. His voice was always sonorous, and his laughter was full.
One evening, when sunlight, like strong tea, hurriedly left the courtyard, giving way to watch dimming the world at dusk, Lenya invited us to look at something.
He called from the arch, to which we so rarely approached, and which at this hour was completely dark. Inside her, below the wall, something was stirring. With a focused numbness we peered into the wall, from which the slowly moving black spot was separated. It wheezed. It was not a huge clumsy dog, not a wolf, a pig or some other beast. Curiosity and fear made us stand still, not daring to utter a sound, until we realized what it was. It was a man. He reclined half-sat half-crawling, fumbling near the battered wall of the arch. He breathed heavily and made some inarticulate sounds. Lenya was the first to step into the darkness of the arch.
- Do you know who it is? - he asked.
We were stunned silent.
- This is a huckster.
We all also silently looked at the gigantic twitching and trembling biomass. The last ray of the sun, meanwhile, disappeared from the yard. Twilight covered our faces with gray masks, tinting our eyes with military camouflage of tender bruises for children.
“You have to beat the huckster,” exclaimed Lenya and inflicted a dull kick on the black pile. The pile moaned.
I flinched. By that time, the figure of a giant sitting on the wall in a shapeless black robe was clearly visible to his eyes.
- Let's! - Lenya commanded - I alone cannot cope with him. Or do you want this villain to enter our yard? Beat him!
The first and smallest of us followed a lazy order. He resolutely and boldly approached the figure even closer than Lenya stood, and violently charged him with his small fist in the head area. After this, of course, none of us could remain in place. We approached in turn and, without dismantling, beat down this hill of bones, rags and bald hair first with our hands and feet, replacing each other and not saying a word. At first it was painful and scary to beat, it seemed that the giant was about to jump to his feet and then write was gone, but nothing happened to him. On the contrary, by the time our circle went through it three times, he was silent and completely stopped making sounds. Hands and feet were scattered around like a rag doll, which even seemed funny to me and, I remember, giggled quietly. And others chuckled too.
And then a rusty stick suddenly appeared in Len’s hands. He immediately launched it, striking the man with all his might on the head. The booming sound of a beat for a second tore us and
When summer comes and the yards explode with a loud chime of children's voices, I always involuntarily recall a foggy case from my own childhood, the thoughts of which I hastily drive away. From these thoughts, blood runs cold in my veins, my hand begins to shake, spilling freshly brewed tea from a cup.
I was in my sixth or seventh year, and like any brave boy of this age, I spent all my free time under the windows of our apartment in the courtyard. There, ten of us peers gathered here. Our spacious courtyard, sunny and shady, had one arch leading to the street, and was always locked on a grate. Therefore, parents without any fear let us play. Going out, of course, was strictly forbidden. However, we were not interested in getting out: the courtyard was full of entertainment. Pigeons, the comfort of lilac trees, under whose fluffy branches it was possible to arrange huts and burrows, bald cats and gutters, mirror islands of deep puddles of sky right under your feet, a sandbox and much, much more. Sometimes someone pulled out a brand new bike to everyone’s delight, which they chased in turn, played hide and seek and tag.
Summer was just beginning, and fluttering out of school traps, we ran out into the courtyard straight after breakfast. Every day, someone was taken to a country house or to distant lands to unknown grandmothers living as if on other planets, so our company was decreasing every day.
But one day a newcomer suddenly appeared among us. It arose right behind us, when we five or six sat and lay by the basement window, peering into its dank gloom in powerless attempts to lure a red-haired cat that had climbed there.
- What are you guys doing? He asked, and we all looked around as one.
Before us stood a boy like us in brown trousers and a blue cap pulled over his eyes, and smiled, shifting from foot to foot. With disbelief, we silently stared at the newcomer.
“To call me Lenya,” the boy said, and extended his hand to our side, “we moved here yesterday ... Can I do this ... Can I with you?” - with these words, he deftly jumped into the basement window, and hiding in the darkness for several minutes, easily got out, dragging a poor cat by the scruff of his neck, which they continued to mercilessly squeeze and torment with the whole company.
So Lenya began to play with us. He turned out to be not only clever, but also an intelligent boy. Any great could fix it, easily sealed tires, treated everyone with sweets and masterfully told horror stories. His voice was always sonorous, and his laughter was full.
One evening, when sunlight, like strong tea, hurriedly left the courtyard, giving way to watch dimming the world at dusk, Lenya invited us to look at something.
He called from the arch, to which we so rarely approached, and which at this hour was completely dark. Inside her, below the wall, something was stirring. With a focused numbness we peered into the wall, from which the slowly moving black spot was separated. It wheezed. It was not a huge clumsy dog, not a wolf, a pig or some other beast. Curiosity and fear made us stand still, not daring to utter a sound, until we realized what it was. It was a man. He reclined half-sat half-crawling, fumbling near the battered wall of the arch. He breathed heavily and made some inarticulate sounds. Lenya was the first to step into the darkness of the arch.
- Do you know who it is? - he asked.
We were stunned silent.
- This is a huckster.
We all also silently looked at the gigantic twitching and trembling biomass. The last ray of the sun, meanwhile, disappeared from the yard. Twilight covered our faces with gray masks, tinting our eyes with military camouflage of tender bruises for children.
“You have to beat the huckster,” exclaimed Lenya and inflicted a dull kick on the black pile. The pile moaned.
I flinched. By that time, the figure of a giant sitting on the wall in a shapeless black robe was clearly visible to his eyes.
- Let's! - Lenya commanded - I alone cannot cope with him. Or do you want this villain to enter our yard? Beat him!
The first and smallest of us followed a lazy order. He resolutely and boldly approached the figure even closer than Lenya stood, and violently charged him with his small fist in the head area. After this, of course, none of us could remain in place. We approached in turn and, without dismantling, beat down this hill of bones, rags and bald hair first with our hands and feet, replacing each other and not saying a word. At first it was painful and scary to beat, it seemed that the giant was about to jump to his feet and then write was gone, but nothing happened to him. On the contrary, by the time our circle went through it three times, he was silent and completely stopped making sounds. Hands and feet were scattered around like a rag doll, which even seemed funny to me and, I remember, giggled quietly. And others chuckled too.
And then a rusty stick suddenly appeared in Len’s hands. He immediately launched it, striking the man with all his might on the head. The booming sound of a beat for a second tore us and
У записи 11 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Татьяна Батурина
