Я начал вспоминать Курск и 2000-й год, и...

Я начал вспоминать Курск и 2000-й год, и погрузился в то время в своих воспоминаниях. Я провел лето 2000-го года в Южной Корее, где работал тогда дедушка, о Курске кстати узнал там же. В самолете Сеул-Москва, которым мы с братом летели домой в конце августа, была Комсомолка со стихами Вознесенского ( или Евтушенко ) что-то про Курск.ру - так было модно тогда.
Горела останкинская телебашня. Пожар было видно с заходящего на посадку самолета.
Шереметьево, после великолепия Южной Кореи, казалось миром с диким приглушением контраста. Сейчас я испытываю что-то подобное когда приглушаю до минимума яркость экрана на айфоне, когда он садится. Но для полноты метафоры стоит представить, что айфон при этом превращается еще и в самый дешевый китайский смартфон. Вот так воспринималось Шереметьево после Сеула.
В купе поезда Москва-Петербург водились тараканы. А из динамиков звучал дичайший экологический электроскоп, который я запомнил на всю жизнь - механический голос пел под примитивный бит “Человек - я дерево, я - дерево, а ты человек” и дальше был текст про то как человек обижает дерево.
Я 13-летний думал что схожу с ума.
Это был единственный раз, когда я реально катался на машине времени. Из южнокорейского будущего, где был широкополосный интернет, мобильники-раскладушки у детей, где царила стирильная чистота стекла и пластика и не покидало ощущение вечного обывательского праздника потребления, я попал в мир привокзального грязного рынка, разбитый на месте рухнувшего совка. Таким был 2000-й год.
В фильме Манского про Путина, где он приходит к своей учительнице, в квартиру как из Осторожно Модерн-2, где нацболы орут FUCK YOU Путину и Блеру у католического собора на Невском и никто их не останавливает, где плохой бетакам, и его мыльный морок изображения - этот 2000-й год хорошо виден.
Последний год 20-го века. Последний год 90-х.
Тогда же от тех же нацболов, которые митинговали почему-то возле Большеохтинского кладбища я впервые услышал сравнение Путина с Гитлером. На их плакате было написано сакраментальное “Зачем Володька сбрил усы” - и нарисованы Путин и Путин с челкой и усиками-гитлера.
Сейчас спустя годы очевиден контраст между 20-м и 21-м веком. Поразительный, удивительный контраст. Контраст между Южной Кореей и Шереметьево, тогда в 2000-м, такой же контраст.
Контраст, которым воспользовался Путин, чтобы убедить россиян, что это он принес 21-й век. Так шаманы в племенах, говорили что дождь после засухи, начинается после их молитв.
Такой метод Гудвина - присвоить себе достижения природы, времени.
Этот контраст не виден был до конца 2000-х, они казались безликими, как кажется безликим каждое десятилетие, или вообще настоящее время, в сравнении с прошлым. Я постоянно об этом пишу.
Но теперь то он хорошо виден.
Осенью я первый раз со школой поехал в Германию.
Долгий путь на автобусе, через Лугу и Белорусию, через Польшу. Везде на трассе дальнобойные шлюхи в стременных облезлых шубах. Наши телки совсем детскими голосочками пели - Луна убывает, такое бывает, я иду стричься... - хором ночью. Я смотрел в осеннее белорусское небо, мыльное как картинка в телевизоре, из окна автобуса. Под это тонкое девичье пение сменялись эпохи.
Германия по сравнению с Южной Кореей показалась мне бедной, грязной, неряшливой. Такой же как Россия. Еще были в ходу дойчмарки, в бюргерской семье по обмену меня накормили сосисками из консервной банки - мне показалось это дико стремнным.
Когда вернулись в Россию, одноклассницы говорили что у них депрессия и называли страну помойкой.
Мне казалось что и в Германии не очень. По сравнению с Южной Кореей то.
Все познается в сравнение.
Начались компьютерные игры, интернет по карточкам, чат кроватка, квест про Петьку и Василия Ивановича, Стар Крафт в который меня научили играть корейцы, они уже тогда были лучшие в мире. Жаль была только что с диалапа было не зайти на баттл.нет - где я играл он-лайн все южнокорейское лето.
Один из самых запоминающихся моментов 2000-го года - как я один в пустой квартире смотрю Звонок на видике. Ранняя осень, суббота, тусклое солнце сентября, мне очень страшно.
Фильм заканчивается и звонит телефон. Я совершаю возможно самый смелый поступок в своей жизни, беру трубку. Леха Рыжий зовет гулять.

Меня раньше волновал такой вопрос, видел ли Тим Бартон советский фильм Дикая охота Короля Стаха. Этот фильм ужасно похож на его Сонную Лощину, точнее конечно наоборот. Я смотрел фильм с Джонни Деппом как раз в 2000-м году. И там и там На перекрестке веков 19-го и 20-го в провинциальный городок приезжает ученый-рационал и сталкивается с необъяснимой мистикой, в виде таинственных всадников бегающих по лесам. Сменяются времена и все можно теперь объяснить наукой. 20-й век начинается - в нем не находится места древним суевериям. Скоро начнется 1-я мировая война и принесет кое-что посерьезней всадников аппокалипсиса.
20 век, действительно смотрится как не прекращающийся рукотворный конец света, в какой-то момент оборачивающийся великим безумным карнавалом. Только теперь, те кто остался там - в 20 веке, печальное поколение 40-летних, никогда не игравших в СтарКрафт публицистов, люди пытающиеся рассуждать в категориях Гитлер, права человека, свобода слова - и считающие что логика их мысли и есть все объясняющий анализ, смотрятся как обитатели тех деревень куда приезжали ученые из Сонной лощины и и Дикой Охоты. Ну или как чеховские мещане, обитатели загородных дач, которые маются на рубеже веков и не находят себе места в новом веке.
Гибридная война происходящая сейчас - и есть реальная компьютерная игра, которую никак не осязать анализами и логикой. Мир действует вне логики. Мир играет. Конечно ценной многих трупов, он же кровожаден этот мир.
Компьютерные игры подарили нашему мышлению очень важную вещь, показали доминанту поступка над словесной логикой - то чем на самом деле и живет мир. Его невозможно описать словами, и мы не описываем его словами - действуем в нем, вопреки всему, действуем по чуйке, по интуиции, не выстраивая долгих аналитических схем. В компьютерные игры можно играть часами не думая словами, действуя чем-то что находится над лингвистикой, над всей этой философской картиной мира выстроенной структуралистами и постструктуалистами. Так и складывается мир - его невозможно описать публицистически, всегда выходит лишь частность, один ракурс взгляда, одна из миллиона миллионов возможных для описания программ. Любая публицистика ошибочна.

Я возвращаюсь в Россию 2000-го года, как в деревню полную суеверий и страхов, полную логики 20-го века, как в доисторические чеховские времена.
Это было вечность назад. Очень давно. Целую вечность назад.
Грязь, ларьки, рынки у метро, страх контрольных, списанное ДЗ, турки в макдональдсе напротив кельнского собора, скар тиш, героинщики соседи, зерговый церебрал возродился..
Я досматриваю Звонок осенним днем и Леха Рыжий звонит мне и говорит, что 21 век начинается.
Мы идем играть в футбик на разрушенную Смену.
I began to recall Kursk and the year 2000, and plunged into my memories at that time. I spent the summer of 2000 in South Korea, where my grandfather worked then, and by the way I found out about Kursk there. On the Seoul-Moscow plane, which my brother and I flew home at the end of August, there was a Komsomol with verses by Voznesensky (or Yevtushenko) something about Kursk.ru - it was fashionable then.
The Ostankino TV tower was on fire. The fire was visible from the landing plane.
Sheremetyevo, after the splendor of South Korea, seemed a world with a wild dimming of contrast. Now I experience something like this when I dim the screen brightness on an iPhone to a minimum when it sits down. But for the sake of completeness, it’s worth imagining that the iPhone at the same time turns into the cheapest Chinese smartphone. That's how Sheremetyevo was perceived after Seoul.
There were cockroaches in the compartment of the Moscow-Petersburg train. And the wildest ecological electroscope sounded from the speakers, which I remembered for my whole life - a mechanical voice sang to the primitive beat “Man - I am a tree, I am a tree, and you are a man” and then there was a text about how a person offends a tree.
I 13 year old thought I was going crazy.
This was the only time I really rode a time machine. From the South Korean future, where there was broadband Internet, clamshell mobile phones for children, where the stylistic cleanliness of glass and plastic reigned, and the feeling of an eternal philistine holiday of consumption reigned, I got into the world of a dirty station market, broken in place of a collapsed scoop. That was the year 2000.
In Mansky’s film about Putin, where he comes to his teacher, to an apartment from Caution Modern-2, where the National Bolsheviks yell FUCK YOU to Putin and Blair at the Catholic Cathedral on Nevsky and no one stops them, where there’s bad betaku, and his soapy mess - This 2000th year is clearly visible.
The last year of the 20th century. The last year of the 90s.
Then, from the same National Bolsheviks who rallied for some reason near the Bolsheokhtinsky cemetery, I first heard Putin's comparison with Hitler. On their poster was written the sacramental “Why Volodya shaved his mustache” - and painted Putin and Putin with bangs and mustache Hitler.
Now years later, the contrast between the 20th and 21st centuries is evident. Amazing, amazing contrast. The contrast between South Korea and Sheremetyevo, then in 2000, is the same contrast.
The contrast that Putin used to convince the Russians that he brought the 21st century. So the shamans in the tribes, said that the rain after drought, begins after their prayers.
Such a Goodwin method is to appropriate the achievements of nature, time.
This contrast was not visible until the end of the 2000s, they seemed faceless, as it seems faceless every decade, or even the present, in comparison with the past. I write about it all the time.
But now it is clearly visible.
In autumn, I went to Germany for the first time with school.
A long journey by bus, through Luga and Belarus, through Poland. Everywhere on the highway long-range whores in stirrup shabby fur coats. Our chicks sang in very childish voices - the Moon is waning, it happens, I’m going to get a haircut ... - in a choir at night. I looked into the autumn Belarusian sky, soapy like a picture on a TV, from a bus window. Under this subtle girlish singing, epochs were replaced.
Germany compared to South Korea seemed to me poor, dirty, sloppy. The same as Russia. There were also deutschmarks in use, in a burgher exchange family they fed me sausages from a tin can - it seemed to me wildly dumb.
When they returned to Russia, classmates said that they had depression and called the country trash.
It seemed to me that in Germany it was not very. Compared to South Korea then.
Everything is relative.
Computer games, the Internet on cards, a chat bed, a quest about Petka and Vasily Ivanovich, Star Kraft, which the Koreans taught me to play, they were already the best in the world, began. It was a pity it was just that from the dialup it was not to go to the battle.net - where I played online all the South Korean summer.
One of the most memorable moments of the year 2000 is how I alone watch a call in a vidik in an empty apartment. Early autumn, Saturday, the dull sun of September, I am very scared.
The film ends and the phone rings. I commit perhaps the most daring act in my life, pick up the phone. Lech Red calls for a walk.

I used to worry about the question whether Tim Burton saw the Soviet film The Wild Hunt of King Stach. This film is terribly similar to his Sleepy Hollow, or rather, on the contrary. I watched a movie with Johnny Depp just in the year 2000. And there and there At the crossroads of the 19th and 20th centuries, a rational scientist arrives in a provincial town and encounters inexplicable mysticism, in the form of mysterious horsemen running through the forests. Times are changing and everything can now be explained by science. The 20th century begins - there is no place for ancient superstitions in it. The 1st World War will soon begin and bring something more serious than the horsemen of the apocalypse.
The 20th century really looks like an uninterrupted man-made end of the world, at some point turning into a great crazy carnival. Only those
У записи 123 лайков,
14 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Игорь Антоновский

Понравилось следующим людям