2016
Новости дышали пиздецом, как дышат им солдаты в фильмах перед смертью. Тяжело, с кровавой мокротой и печалью в голубых глазах, отражающих небо.
Каждая новость, если напрямую не предвещала пиздец, то намекала на него, заставляла додумать, наводила аккуратно на мысли о нем, так что прочитавший ее, довольный собой, как Касандрой, шел дальше в пучину мира без будущего, мира готового вот-вот лопнуть, как жабий зоб, проколотый хулиганской иголкой. Все на много километров вокруг покрылось тонким напылением пиздеца, пиздец лежал едва заметным туманом в воздухе, слышался в едва уловимом гуле, грезился в странном беспокойстве, тяжестью соскальзывающим по пищеводу. И каждый, кто ходил тут, словно стал чутче и внимательнее, слышал его, видел и ощущал, спешил поделиться своими тревожными ощущениями со своими. И не было сил сопротивляться ему, и не было никакого желания - лишь одно хотелось, непрерывно говорить о нем, даже не говорить, но шептать, шептать беспрерывно и безудержно, шептать, как хрипят молитву в час отчаянья, или наоборот, как нашептывают бесы в час искушения - неслышно, но ощутимо для собеседника. Пиздецпиздецпиздец-грядетпиздец-грядетгрядетгрядет. И планета крутилась, как голова пьяницы перед пробуждением, в невнятном тяжелом бреду, в невыносимой полудреме между двух адов - липких и мерзких грез и больной реальности. И ничего не успокаивало - ни похуизм, ни смирение.
И когда казалось, что уже ничего не спасет этот мир, ничего ему не поможет, что тьма, в которую он погружается, будет разрастаться, пожирая своей беспрерывностью всю лучезарную вселенную, каждый ее отблеск и луч, в центре этой сингулярности появилось белое яблоко.
Айфон включился, видимо просто замерз, села батарея и провод был плохой. Пелена на мутной заставке просила набрать цифры пароля.
Новости дышали пиздецом, как дышат им солдаты в фильмах перед смертью. Тяжело, с кровавой мокротой и печалью в голубых глазах, отражающих небо.
Каждая новость, если напрямую не предвещала пиздец, то намекала на него, заставляла додумать, наводила аккуратно на мысли о нем, так что прочитавший ее, довольный собой, как Касандрой, шел дальше в пучину мира без будущего, мира готового вот-вот лопнуть, как жабий зоб, проколотый хулиганской иголкой. Все на много километров вокруг покрылось тонким напылением пиздеца, пиздец лежал едва заметным туманом в воздухе, слышался в едва уловимом гуле, грезился в странном беспокойстве, тяжестью соскальзывающим по пищеводу. И каждый, кто ходил тут, словно стал чутче и внимательнее, слышал его, видел и ощущал, спешил поделиться своими тревожными ощущениями со своими. И не было сил сопротивляться ему, и не было никакого желания - лишь одно хотелось, непрерывно говорить о нем, даже не говорить, но шептать, шептать беспрерывно и безудержно, шептать, как хрипят молитву в час отчаянья, или наоборот, как нашептывают бесы в час искушения - неслышно, но ощутимо для собеседника. Пиздецпиздецпиздец-грядетпиздец-грядетгрядетгрядет. И планета крутилась, как голова пьяницы перед пробуждением, в невнятном тяжелом бреду, в невыносимой полудреме между двух адов - липких и мерзких грез и больной реальности. И ничего не успокаивало - ни похуизм, ни смирение.
И когда казалось, что уже ничего не спасет этот мир, ничего ему не поможет, что тьма, в которую он погружается, будет разрастаться, пожирая своей беспрерывностью всю лучезарную вселенную, каждый ее отблеск и луч, в центре этой сингулярности появилось белое яблоко.
Айфон включился, видимо просто замерз, села батарея и провод был плохой. Пелена на мутной заставке просила набрать цифры пароля.
2016
The news was breathing fucked up, like soldiers breathing in films before they died. Hard, with bloody phlegm and sadness in blue eyes reflecting the sky.
Each news, if it didn’t directly foreshadow the fucked one, then hinted at it, forced it to come up with, thought carefully about it, so that having read it, pleased with itself, like Kasandra, went on into the abyss of a world without a future, a world about to burst, like a toad goiter pierced by a bully needle. Everything for many kilometers around was covered with a thin spraying of a fucker, the fucker was lying with a barely noticeable fog in the air, was heard in a barely perceptible hum, was dreaming in a strange anxiety, sliding down the esophagus with gravity. And everyone who walked here, as if becoming more sensitive and attentive, heard him, saw and felt, was in a hurry to share his disturbing feelings with his own. And there was no strength to resist him, and there was no desire - only one wanted to talk about him continuously, not even talk, but to whisper, whisper continuously and unrestrained, whisper how the prayers wheeze in the hour of despair, or vice versa, how demons whisper in the hour of temptation is inaudible, but tangible for the interlocutor. Fucked up fucked up fucked up coming up coming up. And the planet was spinning like the head of a drunkard before awakening, in slurred heavy delirium, in an unbearable half-nap between two hells - sticky and vile dreams and a sick reality. And nothing reassured - neither Pokhism, nor humility.
And when it seemed that nothing would save this world, nothing would help him, that the darkness into which he plunged would grow, devastating his whole radiant universe with its continuity, its every reflection and ray, a white apple appeared in the center of this singularity.
The iPhone turned on, apparently it just froze, the battery went down and the wire was bad. The veil on the cloudy screen saver asked me to type in the password numbers.
The news was breathing fucked up, like soldiers breathing in films before they died. Hard, with bloody phlegm and sadness in blue eyes reflecting the sky.
Each news, if it didn’t directly foreshadow the fucked one, then hinted at it, forced it to come up with, thought carefully about it, so that having read it, pleased with itself, like Kasandra, went on into the abyss of a world without a future, a world about to burst, like a toad goiter pierced by a bully needle. Everything for many kilometers around was covered with a thin spraying of a fucker, the fucker was lying with a barely noticeable fog in the air, was heard in a barely perceptible hum, was dreaming in a strange anxiety, sliding down the esophagus with gravity. And everyone who walked here, as if becoming more sensitive and attentive, heard him, saw and felt, was in a hurry to share his disturbing feelings with his own. And there was no strength to resist him, and there was no desire - only one wanted to talk about him continuously, not even talk, but to whisper, whisper continuously and unrestrained, whisper how the prayers wheeze in the hour of despair, or vice versa, how demons whisper in the hour of temptation is inaudible, but tangible for the interlocutor. Fucked up fucked up fucked up coming up coming up. And the planet was spinning like the head of a drunkard before awakening, in slurred heavy delirium, in an unbearable half-nap between two hells - sticky and vile dreams and a sick reality. And nothing reassured - neither Pokhism, nor humility.
And when it seemed that nothing would save this world, nothing would help him, that the darkness into which he plunged would grow, devastating his whole radiant universe with its continuity, its every reflection and ray, a white apple appeared in the center of this singularity.
The iPhone turned on, apparently it just froze, the battery went down and the wire was bad. The veil on the cloudy screen saver asked me to type in the password numbers.
У записи 128 лайков,
11 репостов.
11 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Игорь Антоновский
