Ф.М Достоевский. Преступление и Наказание (отрывок из эпилога)
"Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и в бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, - но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и все погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса. "
"Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и в бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, - но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и все погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса. "
F.M. Dostoevsky. Crime and Punishment (excerpt from the epilogue)
"He lay in the hospital the whole end of the post and the Holy. Already recovering, he remembered his dreams when he was still lying in the heat and delirium. He had a dream in his illness, as if the whole world had been condemned to a sacrifice of some terrible, unprecedented and unprecedented pestilence, coming from the depths of Asia to Europe. Everyone was supposed to die, except for some, very few, chosen. There were some new trichines, microscopic creatures that dwell in the bodies of people. But these creatures were spirits gifted with mind and will. People who accepted them in themselves, immediately became possessed and crazy But never, never did people consider themselves so clever and unshakable in truth as they believed they were infected. were anxious and did not understand each other, everyone thought that the truth was in one in him, and he was tormented by looking at others, beat himself in the chest, cried and wrenched his hands. They did not know who and how to judge, could not agree what was considered evil, what was good. They did not know whom to blame, whom to justify. People were killing each other in some kind of senseless malice. They gathered together in whole armies, but the armies, already on the march, suddenly began to torment themselves, the ranks were upset, the soldiers rushed at each other, pricked and cut, bit and ate each other. In the cities they beat the alarm all day: they called everyone, but who and why was calling, nobody knew that, and everyone was in alarm. They left the most ordinary crafts, because everyone offered their thoughts, their corrections, and could not agree; agriculture stopped. In some places, people ran together in heaps, agreed to something together, vowed not to leave — but at once they started something completely different than they themselves thought, they began to blame each other, fought and cut themselves. The fires started, the famine began. Everything and everything perished. The ulcer grew and moved on and on. Only a few people could be saved around the world, they were pure and chosen, destined to start a new kind of people and a new life, to renew and cleanse the earth, but no one had seen these people anywhere, no one had heard their words and voices. "
"He lay in the hospital the whole end of the post and the Holy. Already recovering, he remembered his dreams when he was still lying in the heat and delirium. He had a dream in his illness, as if the whole world had been condemned to a sacrifice of some terrible, unprecedented and unprecedented pestilence, coming from the depths of Asia to Europe. Everyone was supposed to die, except for some, very few, chosen. There were some new trichines, microscopic creatures that dwell in the bodies of people. But these creatures were spirits gifted with mind and will. People who accepted them in themselves, immediately became possessed and crazy But never, never did people consider themselves so clever and unshakable in truth as they believed they were infected. were anxious and did not understand each other, everyone thought that the truth was in one in him, and he was tormented by looking at others, beat himself in the chest, cried and wrenched his hands. They did not know who and how to judge, could not agree what was considered evil, what was good. They did not know whom to blame, whom to justify. People were killing each other in some kind of senseless malice. They gathered together in whole armies, but the armies, already on the march, suddenly began to torment themselves, the ranks were upset, the soldiers rushed at each other, pricked and cut, bit and ate each other. In the cities they beat the alarm all day: they called everyone, but who and why was calling, nobody knew that, and everyone was in alarm. They left the most ordinary crafts, because everyone offered their thoughts, their corrections, and could not agree; agriculture stopped. In some places, people ran together in heaps, agreed to something together, vowed not to leave — but at once they started something completely different than they themselves thought, they began to blame each other, fought and cut themselves. The fires started, the famine began. Everything and everything perished. The ulcer grew and moved on and on. Only a few people could be saved around the world, they were pure and chosen, destined to start a new kind of people and a new life, to renew and cleanse the earth, but no one had seen these people anywhere, no one had heard their words and voices. "
У записи 23 лайков,
0 репостов,
833 просмотров.
0 репостов,
833 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Максим Жерновой
