А можно я сегодня буду немножечко Бродским?
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером подышать свежим воздухом, веющим с океана. Закат догорал на галёрке китайским веером, и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам, рисовала тушью в блокноте, немножко пела, развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно: с твоим голосом, телом, именем ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил, но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум, ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии, ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива? Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своём бесправии. Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером подышать свежим воздухом, веющим с океана. Закат догорал на галёрке китайским веером, и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам, рисовала тушью в блокноте, немножко пела, развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно: с твоим голосом, телом, именем ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил, но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум, ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии, ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива? Ибо время, столкнувшись с памятью, узнаёт о своём бесправии. Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
Can I be a little Brodsky today?
Darling, I left the house today late at night to breathe fresh air from the ocean. The sunset burned out in a gallery with a Chinese fan, and the cloud swirled like the cover of a concert piano.
A quarter of a century ago, you were addicted to lula and dates, you drew ink with a notebook, sang a little, had fun with me; but then she made contact with a chemical engineer and, judging by the letters, monstrously stupid.
Now you are seen in churches in the provinces and in the metropolis on funeral services for common friends, now in full swing; and I am glad that in the world there are distances more unthinkable than between you and me.
Do not misunderstand me: nothing is connected with your voice, body, name anymore; nobody destroyed them, but a person needs to forget at least one more life. And I lived this share.
You were lucky too: where else, except perhaps for photographs, will you always be without wrinkles, young, cheerful, mocking? For time, faced with memory, learns about its lack of rights. I smoke in the dark and inhale the decay of the ebb.
Darling, I left the house today late at night to breathe fresh air from the ocean. The sunset burned out in a gallery with a Chinese fan, and the cloud swirled like the cover of a concert piano.
A quarter of a century ago, you were addicted to lula and dates, you drew ink with a notebook, sang a little, had fun with me; but then she made contact with a chemical engineer and, judging by the letters, monstrously stupid.
Now you are seen in churches in the provinces and in the metropolis on funeral services for common friends, now in full swing; and I am glad that in the world there are distances more unthinkable than between you and me.
Do not misunderstand me: nothing is connected with your voice, body, name anymore; nobody destroyed them, but a person needs to forget at least one more life. And I lived this share.
You were lucky too: where else, except perhaps for photographs, will you always be without wrinkles, young, cheerful, mocking? For time, faced with memory, learns about its lack of rights. I smoke in the dark and inhale the decay of the ebb.
У записи 8 лайков,
0 репостов,
285 просмотров.
0 репостов,
285 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Наталия Доброва