Это давно было написано, но только сейчас руки дошли выложить.
Эпиграф
…в философии под “другом” понимается уже не внешний персонаж, пример или же эмпирическое обстоятельство, но нечто внутренне присутствующее в мысли, условие самой ее возможности, живая категория, элемент трансцендентального опыта. (Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия?)
Предисловие 1
У меня в подъезде завелся дяденька-псих. С галлюцинациями. Не очень агрессивный, но приставучий. Требует, чтобы мы при ходьбе оставляли желтые точки в качестве следов. Четче, говорит, ступайте, чтобы я их видел.
Днем он пасется на скамейке у подъезда или у почтовых ящиков, вечерами обход квартир делает. Думаю, это белочка, и как таковая, через пару дней она должна его отпустить. Но пока что входить-выходить жутковато.
То ли дело в психиатрическом диспансере. Все держат свои галлюцинации при себе, светски обсуждают парад победы: самолетов, оказывается, не показали. Мой новый знакомый-шизофреник робко сказал, что праздники - это очень скучно, потому что гулять он не выходил (не любит, когда толпы), а по телику одно старье показывают.
Предисловие 2
Попробую придумать увлекательный рассказ о знакомстве с шизофреником. Это очень трудно, ведь в мире нет более будничной вещи, чем шизофреник. Самое увлекательное в шизофренике - это момент, когда ты понимаешь, что говоришь с шизофреником. То есть момент понимания, который происходит внутри тебя. Сам по себе шизофреник - существо вполне обыденное. Дядя с белочкой в этом смысле гораздо более исключителен.
Предисловие 3
В дурдоме свои обычаи. Первое, что бросается в глаза - все двери без ручек. У врачей и персонала в кармане есть дверная ручка, которую они приставляют к двери каждый раз, если надо войти или выйти.
Завсегдатаи, как в детском садике, всех врачей и персонал зовут по имени-отчеству. Когда кто-то из врачей идет по коридору, лица завсегдатаев, как подсолнухи, поворачиваются к нему, улыбаются и кричат: "Здравствуйте, Елена Владимировна!" И кто первый крикнет, тот самый довольный. В обычной поликлинике спрашивают, кто последний в 420 кабинет. Тут тебя не поймут, надо спрашивать, кто последний к Алексею Петровичу. Врачи и персонал завсегдатаев зовут уменьшительными именами: Димочка, Андрюшенька и т.п.
Такие, как я - это третья категория. Непонятная. Мы каждый день новые. Кого-то зачисляют, кого-то выписывают. Мы не успеваем ни с кем познакомиться. К нам не успевает никто привязаться. Врачи с нами на вы. Завсегдатаи с нами не разговаривают.
Глава 1
В первой главе рассказывается, как пациенты общаются друг с другом, а я сижу, запрокинув голову, на скамейке, и мне очень трудно шевелиться. Пациенты обмениваются бытовыми наблюдениями, говорят какие-то простые слова. На пациента Андрея, не очень опрятного старичка, который постоянно что-то строчит в своем блокноте, насела пациентка Елена, не очень опрятная старуха с пронзительным голосом. Она ему втолковывает, как и медсестрам до того, как и врачам перед этим, что утром не может принимать таблетки, потому что ей не проснуться, спит она от других таблеток, поэтому уж какие-то одни таблетки надо отменить, чтобы спокойно принимать другие. «Отстань. Не буду я тебе звонить», - отвечает он ей. Она ему продолжает рассказывать про таблетки. Он ей продолжает говорить, что не будет ей звонить. Видно, что эти люди нужны друг другу. У меня из глаз выкатываются слезы и текут.
Глава 2
Во второй главе что-то в мире сломалось. Процедурные сестры перешли на «ты». Что-то почуяв в воздухе, потянулись за ними и завсегдатаи.
Огромный мужик, на вид 180 кило или около того, джинсы держатся только на подтяжках, потому что пояс на нем не сходится и не застегивается, как-то подошел и сказал: «Мяу». Подумал и спросил: «Девушка, как дела?» Я отвечаю, хорошо, а у вас? Он обдумал и ответил: «У меня дела хорошо, давление 110 на 80». Отличное давление, говорю, с таким и в космонавты можно. «Да, - говорит он, - сегодня нормально. А вчера вот в обморок упал. Хорошо хоть, что дома был, а если бы на улице? Дома хоть до кровати доползти можно». Дома и на полу полежать можно, говорю. Он еще подумал. «У меня и образование есть, - говорит. - Я на Адмиралтейских Верфях работал, знаете, тут рядом? Семь лет отработал, пока не заболел. Подводные лодки строил. Теперь-то, конечно, какая работа». Его утомила эта долгая речь, и он привалился к стенке, соображая. Один из моих знакомых психиатров говорил, что пациент-шизофреник может выполнять все то же, что и обычный человек, только не так долго.
Глава 3
В третьей главе ко мне подсел тихий человечек и сказал: «Девушка, а как вас зовут? Меня Дима зовут». Он был небольшого роста, в толстых очках, обычный некрасивый человек в черной футболке. Мы обменялись парой фраз о погоде, и что скорей бы лето уже, и что для апреля холодновато. И тут он говорит: «А еще я голоса слышу». Таким обычным голосом сказал, что я даже переспросила: голоса? «Да, - говорит, - голоса. Галлюцинации, понимаете?» А что они говорят, спрашиваю. «Такие злые! Про меня говорят. Он не слышит, говорят, или он не понимает. А я все слышу. Достали они меня уже. А чем вы в свободное время занимаетесь?» Мы поговорили про рисование. Он почти не рисует маслом, а больше всего любит графику: пастель и карандаш. Четкие линии - это очень выразительно, но нужна крепкая рука и много тренировки, чтобы верно ее провести. «Знаете, - он говорит, - тут в комнате отдыха висят мои картины, идемте, я вам покажу». Верно, в комнате отдыха от пола до потолка оказались развешаны картины разных пациентов, в том числе и моего нового знакомого. Пастель, как он и обещал. Примерно как пятилетние дети рисуют, только размеры побольше. Деревья, солдаты, всякое такое. Мы вернулись на скамейку и поговорили еще о деревьях и прогулках в парке. «Вы не знаете, - он вдруг спрашивает, - это дверь где-то хлопнула или откуда этот стук?» Я говорю, сквозняки везде, потому что солнечный день и все пооткрывали окна. «Я все время слышу, как наверху сидит человек и стучит таким прибором, чтобы мной управлять. Иногда он там наверху ходит или то-то роняет. Я знаю, что он там есть. Мне все говорят, что это дверь стукнула. Или что то-то упало у соседей. Я знаю, что там никого нет, но он все равно там есть. Я его слышу. Даже из соседней комнаты». А в стационаре как, спрашиваю. «В стационаре спокойнее, - он говорит, - делать только нечего, а то сидел бы весь день здесь». Подумал и говорит: «А еще я готовить умею. Вы умеете? Я люблю готовить драники». Рассказал рецепт, детально, обстоятельно. «Пока вам рассказывал, так себе и представил! Так драников захотелось! Они лежат такие поджаристые, горячие, пар поднимается, вы подумайте только!»
Глава 4
В четвертой главе мой лечащий врач спросил: «Почему вы ко мне ходите каждый день, а улучшение не наступает? Что я делаю неправильно?» Он каждый день это спрашивает. Я не понимаю, какие сценарии в его психотерапевтической игре это должно включить. То ли во мне проснется ответственность за свою судьбу, и я вспомню, что у меня есть внутренний стержень. То ли я вскочу, опрокину на него стол и заору: «Урод, да откуда мне знать, что ты делаешь не так? Ты тут доктор, а не я!» Когда я явилась к нему и сказала, что после прошлого визита я чувствую себя в аду, в нем на секунду проснулось что-то человеческое и сказало: «Вот так. Сходили, называется, к доктору». А потом включился обычный режим: «Как по-вашему, почему наступило ухудшение? Что я делаю неправильно?» На следующий день он опять это спросил, но я уже довольно плохо понимала, что он говорит, и попыталась ему это объяснить. Говорить было трудно. Он выписал антидепрессанты. Через три дня он снова спросил, что он делает неправильно. Я спросила его, как он считает, нужна ли мне медицинская помощь или его время могло бы быть использовано более рационально. Он ответил, что мне не стоит за него беспокоиться, потому что он уже большой мальчик и любит свою работу. Потом он добавил, что уверен: он все делает правильно, и лечение будет успешным. Я думаю, это очередной психотерапевтический сценарий.
Глава 5
В пятой главе я пришла на работу в приподнятом настроении. «Дорогие коллеги, - сказала я, - с сегодняшнего дня я на больничном. Теперь я буду приходить на работу как попало, а если мне не захочется что-то делать, то я откажусь это делать, и возразить вам будет нечего». – «Ну и хорошо», - ответили коллеги.
На другой день этого настроения не осталось и следа. Все люди сделались какие-то резкие и колючие, а потом и вовсе стало казаться, что они где-то очень далеко. Окружающий мир стал зыбким и неуверенным, как будто он сделан из песка и ветром гоняет барханы туда-сюда. Песок то и дело норовил на меня обрушиться, набивался в уши и в нос. На улице ад кромешный, все шевелится и скачет. Я забилась в самый темный угол в офисе и вспомнила, как знакомые наркоманы говорили, что алкоголь снимает любой плохой трип, кроме алкогольного психоза. В темном углу алкоголь был. Процесс глотания был не очень приятный сам по себе, но от остальных неприятных ощущений отвлекал. Кто-то из коллег пришел и начал что-то говорить. Я удивилась, что мое внимание работает пунктиром: то включается, то выключается, ритмически выхватывая из потока речи отдельные фрагменты. «Ты не представляешь себе, что я сейчас слышу!» - сказала я. Подтянулись другие коллеги. Разговор шел не знаю о чем. «Что ты угораешь?» - спросил кто-то, и кто-то другой ответил: «Оставь Сову, она свои внутренние рейвы слушает».
Теперь я сижу и рисую кита. Кит стал мне лучшим другом, и его не стало. Я вязну в песке, а кит плывет, за него можно уцепиться, но только его не стало. Нет друга. Все люди где-то далеко. Слезы текут по лицу, и я чувствую, как они капают. Кто-то заглядывает мне в лицо с недоумением, но решает не приставать. Он тоже где-то далеко. Все люди где-то далеко. Контакт невозможен.
Глава 6
В шестой главе мне попалась жутковатая процедурная сестра. Загоняет она мне иголку в вену, начинает закачивать растворы и приговаривает: «Вот смотрите, нажимаю я на поршень - и лекарство в шприце прозрачное
Эпиграф
…в философии под “другом” понимается уже не внешний персонаж, пример или же эмпирическое обстоятельство, но нечто внутренне присутствующее в мысли, условие самой ее возможности, живая категория, элемент трансцендентального опыта. (Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия?)
Предисловие 1
У меня в подъезде завелся дяденька-псих. С галлюцинациями. Не очень агрессивный, но приставучий. Требует, чтобы мы при ходьбе оставляли желтые точки в качестве следов. Четче, говорит, ступайте, чтобы я их видел.
Днем он пасется на скамейке у подъезда или у почтовых ящиков, вечерами обход квартир делает. Думаю, это белочка, и как таковая, через пару дней она должна его отпустить. Но пока что входить-выходить жутковато.
То ли дело в психиатрическом диспансере. Все держат свои галлюцинации при себе, светски обсуждают парад победы: самолетов, оказывается, не показали. Мой новый знакомый-шизофреник робко сказал, что праздники - это очень скучно, потому что гулять он не выходил (не любит, когда толпы), а по телику одно старье показывают.
Предисловие 2
Попробую придумать увлекательный рассказ о знакомстве с шизофреником. Это очень трудно, ведь в мире нет более будничной вещи, чем шизофреник. Самое увлекательное в шизофренике - это момент, когда ты понимаешь, что говоришь с шизофреником. То есть момент понимания, который происходит внутри тебя. Сам по себе шизофреник - существо вполне обыденное. Дядя с белочкой в этом смысле гораздо более исключителен.
Предисловие 3
В дурдоме свои обычаи. Первое, что бросается в глаза - все двери без ручек. У врачей и персонала в кармане есть дверная ручка, которую они приставляют к двери каждый раз, если надо войти или выйти.
Завсегдатаи, как в детском садике, всех врачей и персонал зовут по имени-отчеству. Когда кто-то из врачей идет по коридору, лица завсегдатаев, как подсолнухи, поворачиваются к нему, улыбаются и кричат: "Здравствуйте, Елена Владимировна!" И кто первый крикнет, тот самый довольный. В обычной поликлинике спрашивают, кто последний в 420 кабинет. Тут тебя не поймут, надо спрашивать, кто последний к Алексею Петровичу. Врачи и персонал завсегдатаев зовут уменьшительными именами: Димочка, Андрюшенька и т.п.
Такие, как я - это третья категория. Непонятная. Мы каждый день новые. Кого-то зачисляют, кого-то выписывают. Мы не успеваем ни с кем познакомиться. К нам не успевает никто привязаться. Врачи с нами на вы. Завсегдатаи с нами не разговаривают.
Глава 1
В первой главе рассказывается, как пациенты общаются друг с другом, а я сижу, запрокинув голову, на скамейке, и мне очень трудно шевелиться. Пациенты обмениваются бытовыми наблюдениями, говорят какие-то простые слова. На пациента Андрея, не очень опрятного старичка, который постоянно что-то строчит в своем блокноте, насела пациентка Елена, не очень опрятная старуха с пронзительным голосом. Она ему втолковывает, как и медсестрам до того, как и врачам перед этим, что утром не может принимать таблетки, потому что ей не проснуться, спит она от других таблеток, поэтому уж какие-то одни таблетки надо отменить, чтобы спокойно принимать другие. «Отстань. Не буду я тебе звонить», - отвечает он ей. Она ему продолжает рассказывать про таблетки. Он ей продолжает говорить, что не будет ей звонить. Видно, что эти люди нужны друг другу. У меня из глаз выкатываются слезы и текут.
Глава 2
Во второй главе что-то в мире сломалось. Процедурные сестры перешли на «ты». Что-то почуяв в воздухе, потянулись за ними и завсегдатаи.
Огромный мужик, на вид 180 кило или около того, джинсы держатся только на подтяжках, потому что пояс на нем не сходится и не застегивается, как-то подошел и сказал: «Мяу». Подумал и спросил: «Девушка, как дела?» Я отвечаю, хорошо, а у вас? Он обдумал и ответил: «У меня дела хорошо, давление 110 на 80». Отличное давление, говорю, с таким и в космонавты можно. «Да, - говорит он, - сегодня нормально. А вчера вот в обморок упал. Хорошо хоть, что дома был, а если бы на улице? Дома хоть до кровати доползти можно». Дома и на полу полежать можно, говорю. Он еще подумал. «У меня и образование есть, - говорит. - Я на Адмиралтейских Верфях работал, знаете, тут рядом? Семь лет отработал, пока не заболел. Подводные лодки строил. Теперь-то, конечно, какая работа». Его утомила эта долгая речь, и он привалился к стенке, соображая. Один из моих знакомых психиатров говорил, что пациент-шизофреник может выполнять все то же, что и обычный человек, только не так долго.
Глава 3
В третьей главе ко мне подсел тихий человечек и сказал: «Девушка, а как вас зовут? Меня Дима зовут». Он был небольшого роста, в толстых очках, обычный некрасивый человек в черной футболке. Мы обменялись парой фраз о погоде, и что скорей бы лето уже, и что для апреля холодновато. И тут он говорит: «А еще я голоса слышу». Таким обычным голосом сказал, что я даже переспросила: голоса? «Да, - говорит, - голоса. Галлюцинации, понимаете?» А что они говорят, спрашиваю. «Такие злые! Про меня говорят. Он не слышит, говорят, или он не понимает. А я все слышу. Достали они меня уже. А чем вы в свободное время занимаетесь?» Мы поговорили про рисование. Он почти не рисует маслом, а больше всего любит графику: пастель и карандаш. Четкие линии - это очень выразительно, но нужна крепкая рука и много тренировки, чтобы верно ее провести. «Знаете, - он говорит, - тут в комнате отдыха висят мои картины, идемте, я вам покажу». Верно, в комнате отдыха от пола до потолка оказались развешаны картины разных пациентов, в том числе и моего нового знакомого. Пастель, как он и обещал. Примерно как пятилетние дети рисуют, только размеры побольше. Деревья, солдаты, всякое такое. Мы вернулись на скамейку и поговорили еще о деревьях и прогулках в парке. «Вы не знаете, - он вдруг спрашивает, - это дверь где-то хлопнула или откуда этот стук?» Я говорю, сквозняки везде, потому что солнечный день и все пооткрывали окна. «Я все время слышу, как наверху сидит человек и стучит таким прибором, чтобы мной управлять. Иногда он там наверху ходит или то-то роняет. Я знаю, что он там есть. Мне все говорят, что это дверь стукнула. Или что то-то упало у соседей. Я знаю, что там никого нет, но он все равно там есть. Я его слышу. Даже из соседней комнаты». А в стационаре как, спрашиваю. «В стационаре спокойнее, - он говорит, - делать только нечего, а то сидел бы весь день здесь». Подумал и говорит: «А еще я готовить умею. Вы умеете? Я люблю готовить драники». Рассказал рецепт, детально, обстоятельно. «Пока вам рассказывал, так себе и представил! Так драников захотелось! Они лежат такие поджаристые, горячие, пар поднимается, вы подумайте только!»
Глава 4
В четвертой главе мой лечащий врач спросил: «Почему вы ко мне ходите каждый день, а улучшение не наступает? Что я делаю неправильно?» Он каждый день это спрашивает. Я не понимаю, какие сценарии в его психотерапевтической игре это должно включить. То ли во мне проснется ответственность за свою судьбу, и я вспомню, что у меня есть внутренний стержень. То ли я вскочу, опрокину на него стол и заору: «Урод, да откуда мне знать, что ты делаешь не так? Ты тут доктор, а не я!» Когда я явилась к нему и сказала, что после прошлого визита я чувствую себя в аду, в нем на секунду проснулось что-то человеческое и сказало: «Вот так. Сходили, называется, к доктору». А потом включился обычный режим: «Как по-вашему, почему наступило ухудшение? Что я делаю неправильно?» На следующий день он опять это спросил, но я уже довольно плохо понимала, что он говорит, и попыталась ему это объяснить. Говорить было трудно. Он выписал антидепрессанты. Через три дня он снова спросил, что он делает неправильно. Я спросила его, как он считает, нужна ли мне медицинская помощь или его время могло бы быть использовано более рационально. Он ответил, что мне не стоит за него беспокоиться, потому что он уже большой мальчик и любит свою работу. Потом он добавил, что уверен: он все делает правильно, и лечение будет успешным. Я думаю, это очередной психотерапевтический сценарий.
Глава 5
В пятой главе я пришла на работу в приподнятом настроении. «Дорогие коллеги, - сказала я, - с сегодняшнего дня я на больничном. Теперь я буду приходить на работу как попало, а если мне не захочется что-то делать, то я откажусь это делать, и возразить вам будет нечего». – «Ну и хорошо», - ответили коллеги.
На другой день этого настроения не осталось и следа. Все люди сделались какие-то резкие и колючие, а потом и вовсе стало казаться, что они где-то очень далеко. Окружающий мир стал зыбким и неуверенным, как будто он сделан из песка и ветром гоняет барханы туда-сюда. Песок то и дело норовил на меня обрушиться, набивался в уши и в нос. На улице ад кромешный, все шевелится и скачет. Я забилась в самый темный угол в офисе и вспомнила, как знакомые наркоманы говорили, что алкоголь снимает любой плохой трип, кроме алкогольного психоза. В темном углу алкоголь был. Процесс глотания был не очень приятный сам по себе, но от остальных неприятных ощущений отвлекал. Кто-то из коллег пришел и начал что-то говорить. Я удивилась, что мое внимание работает пунктиром: то включается, то выключается, ритмически выхватывая из потока речи отдельные фрагменты. «Ты не представляешь себе, что я сейчас слышу!» - сказала я. Подтянулись другие коллеги. Разговор шел не знаю о чем. «Что ты угораешь?» - спросил кто-то, и кто-то другой ответил: «Оставь Сову, она свои внутренние рейвы слушает».
Теперь я сижу и рисую кита. Кит стал мне лучшим другом, и его не стало. Я вязну в песке, а кит плывет, за него можно уцепиться, но только его не стало. Нет друга. Все люди где-то далеко. Слезы текут по лицу, и я чувствую, как они капают. Кто-то заглядывает мне в лицо с недоумением, но решает не приставать. Он тоже где-то далеко. Все люди где-то далеко. Контакт невозможен.
Глава 6
В шестой главе мне попалась жутковатая процедурная сестра. Загоняет она мне иголку в вену, начинает закачивать растворы и приговаривает: «Вот смотрите, нажимаю я на поршень - и лекарство в шприце прозрачное
It was written a long time ago, but only now they reached the table.
Epigraph
... in philosophy, “friend” is no longer understood to be an external character, an example or an empirical circumstance, but something internally present in thought, a condition of its very possibility, a living category, an element of transcendental experience. (Deleuze J., Guattari F. What is philosophy?)
Foreword 1
I got a psycho uncle in the stairwell. With hallucinations. Not very aggressive, but sticky. It requires us to leave yellow dots as traces when walking. More clearly, he says, go so that I can see them.
In the afternoon he grazes on a bench at the entrance or at mailboxes, in the evenings he makes a round of apartments. I think this is a squirrel, and as such, in a couple of days she should let him go. But for now, getting in and out is scary.
Whether it’s a matter in a psychiatric clinic. Everyone keeps their hallucinations to themselves, secularly discusses the victory parade: it turns out that they did not show the planes. My new schizophrenic acquaintance timidly said that the holidays are very boring, because he did not go out for walks (he doesn’t like crowds), and they show one junk on TV.
Foreword 2
I’ll try to come up with a fascinating story about getting to know a schizophrenic. This is very difficult, because in the world there is no more everyday thing than a schizophrenic. The most fascinating thing about schizophrenics is the moment when you realize that you are talking to a schizophrenic. That is the moment of understanding that is happening inside you. A schizophrenic in itself is a quite ordinary being. Uncle with a squirrel in this sense is much more exceptional.
Foreword 3
The madhouse has its own customs. The first thing that catches your eye is all the doors without handles. Doctors and staff have a doorknob in their pocket, which they place on the door every time they need to enter or exit.
Regulars, as in a kindergarten, all doctors and staff are called by name and patronymic. When one of the doctors walks along the corridor, the regulars' faces, like sunflowers, turn to him, smile and shout: "Hello, Elena Vladimirovna!" And whoever shouts first is the most satisfied. In a regular clinic they ask who is the last in 420 room. They will not understand you here, one must ask who is the last to Alexei Petrovich. Doctors and staff of the regulars are called diminutive names: Dimochka, Andryushenka, etc.
People like me are the third category. Incomprehensible. We are new every day. Someone is credited, someone is discharged. We do not have time to meet anyone. Nobody has time to get attached to us. Doctors are with us at you. Regulars do not talk to us.
Chapter 1
The first chapter tells how patients communicate with each other, and I sit with my head back on a bench and it’s very difficult for me to move. Patients exchange household observations, say some simple words. Patient Andrei, a not very tidy old woman with a piercing voice, sat on patient Andrei, a not very tidy old man who constantly scribbles something in his notebook. She is explaining to him, like to the nurses, before the doctors, that she cannot take pills in the morning, because she cannot wake up, she sleeps from other pills, so some tablets need to be canceled in order to take others calmly. “Leave me alone. I won’t call you, ”he answers her. She continues to tell him about the pills. He continues to tell her that he will not call her. It can be seen that these people need each other. Tears come out of my eyes and flow.
Chapter 2
In the second chapter, something in the world broke. The procedural sisters switched to "you." Sensing something in the air, the regulars reached for them.
A huge man, looking 180 kilos or so, the jeans are held only by suspenders, because the belt on it does not fit and does not fasten, he somehow came up and said: "Meow." He thought and asked: “Girl, how are you?” I answer, ok, and you? He thought it over and answered: "I am doing well, pressure is 110 to 80." Excellent pressure, I say, with such a cosmonaut. “Yes,” he says, “today is normal. And yesterday I fainted. It’s good that it was at home, but what if it was on the street? At home you can crawl up to the bed. ” I can lie down at home and on the floor, I say. He was still thinking. “I have an education,” he says. - I worked at the Admiralty Shipyards, you know, is there nearby? He worked for seven years until he became ill. Submarines built. Now, of course, what a job. ” He was tired of this long speech, and he leaned against the wall, thinking. One of my acquaintances of psychiatrists said that a schizophrenic patient can do the same as an ordinary person, but not for so long.
Chapter 3
In the third chapter, a quiet man hooked up to me and said: “Girl, what is your name? My name is Dima. " He was short, with thick glasses, an ordinary ugly man in a black T-shirt. We exchanged a couple of phrases about the weather, and that summer would be sooner, and that it's a bit chilly for April. And then he says: "And I also hear voices." In such an ordinary voice, he said that I even asked again: voices? “Yes,” he says, “voices. Hallucinations, understand? ” And what they say, I ask. “So evil! About me gov
Epigraph
... in philosophy, “friend” is no longer understood to be an external character, an example or an empirical circumstance, but something internally present in thought, a condition of its very possibility, a living category, an element of transcendental experience. (Deleuze J., Guattari F. What is philosophy?)
Foreword 1
I got a psycho uncle in the stairwell. With hallucinations. Not very aggressive, but sticky. It requires us to leave yellow dots as traces when walking. More clearly, he says, go so that I can see them.
In the afternoon he grazes on a bench at the entrance or at mailboxes, in the evenings he makes a round of apartments. I think this is a squirrel, and as such, in a couple of days she should let him go. But for now, getting in and out is scary.
Whether it’s a matter in a psychiatric clinic. Everyone keeps their hallucinations to themselves, secularly discusses the victory parade: it turns out that they did not show the planes. My new schizophrenic acquaintance timidly said that the holidays are very boring, because he did not go out for walks (he doesn’t like crowds), and they show one junk on TV.
Foreword 2
I’ll try to come up with a fascinating story about getting to know a schizophrenic. This is very difficult, because in the world there is no more everyday thing than a schizophrenic. The most fascinating thing about schizophrenics is the moment when you realize that you are talking to a schizophrenic. That is the moment of understanding that is happening inside you. A schizophrenic in itself is a quite ordinary being. Uncle with a squirrel in this sense is much more exceptional.
Foreword 3
The madhouse has its own customs. The first thing that catches your eye is all the doors without handles. Doctors and staff have a doorknob in their pocket, which they place on the door every time they need to enter or exit.
Regulars, as in a kindergarten, all doctors and staff are called by name and patronymic. When one of the doctors walks along the corridor, the regulars' faces, like sunflowers, turn to him, smile and shout: "Hello, Elena Vladimirovna!" And whoever shouts first is the most satisfied. In a regular clinic they ask who is the last in 420 room. They will not understand you here, one must ask who is the last to Alexei Petrovich. Doctors and staff of the regulars are called diminutive names: Dimochka, Andryushenka, etc.
People like me are the third category. Incomprehensible. We are new every day. Someone is credited, someone is discharged. We do not have time to meet anyone. Nobody has time to get attached to us. Doctors are with us at you. Regulars do not talk to us.
Chapter 1
The first chapter tells how patients communicate with each other, and I sit with my head back on a bench and it’s very difficult for me to move. Patients exchange household observations, say some simple words. Patient Andrei, a not very tidy old woman with a piercing voice, sat on patient Andrei, a not very tidy old man who constantly scribbles something in his notebook. She is explaining to him, like to the nurses, before the doctors, that she cannot take pills in the morning, because she cannot wake up, she sleeps from other pills, so some tablets need to be canceled in order to take others calmly. “Leave me alone. I won’t call you, ”he answers her. She continues to tell him about the pills. He continues to tell her that he will not call her. It can be seen that these people need each other. Tears come out of my eyes and flow.
Chapter 2
In the second chapter, something in the world broke. The procedural sisters switched to "you." Sensing something in the air, the regulars reached for them.
A huge man, looking 180 kilos or so, the jeans are held only by suspenders, because the belt on it does not fit and does not fasten, he somehow came up and said: "Meow." He thought and asked: “Girl, how are you?” I answer, ok, and you? He thought it over and answered: "I am doing well, pressure is 110 to 80." Excellent pressure, I say, with such a cosmonaut. “Yes,” he says, “today is normal. And yesterday I fainted. It’s good that it was at home, but what if it was on the street? At home you can crawl up to the bed. ” I can lie down at home and on the floor, I say. He was still thinking. “I have an education,” he says. - I worked at the Admiralty Shipyards, you know, is there nearby? He worked for seven years until he became ill. Submarines built. Now, of course, what a job. ” He was tired of this long speech, and he leaned against the wall, thinking. One of my acquaintances of psychiatrists said that a schizophrenic patient can do the same as an ordinary person, but not for so long.
Chapter 3
In the third chapter, a quiet man hooked up to me and said: “Girl, what is your name? My name is Dima. " He was short, with thick glasses, an ordinary ugly man in a black T-shirt. We exchanged a couple of phrases about the weather, and that summer would be sooner, and that it's a bit chilly for April. And then he says: "And I also hear voices." In such an ordinary voice, he said that I even asked again: voices? “Yes,” he says, “voices. Hallucinations, understand? ” And what they say, I ask. “So evil! About me gov
У записи 14 лайков,
1 репостов,
493 просмотров.
1 репостов,
493 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Даниэль Ермо
