Я подошел к стеллажу классической музыки, нашел букву «R», достал нужный диск, поставил в проигрыватель и сел в кресло, в котором провел столько волшебных, наполненных музыкой минут.
Нарастающим гулом помещение заполнили звуки оркестра, громом обрушившись через пару тактов, вслед которому раскатами понеслись по воздуху аккорды фортепиано. Четвертый концерт для фортепиано Рахманинова. Уже в который раз, при первых же его нотах, мне представляется непримиримая, непокорная русская зима, вьюгами и метелями насаждающая свою власть по всей земле русской.Мне виделась тройка с колокольчиками, и спешный топот коней проносился то среди виолончелей, то прямо по клавишам рояля. Где-то показывались заснеженные избы,или сверкал на зимнем солнце золотой купол деревенской церквушки, вырвавшись через макушки деревьев каким-нибудь нечаянным отблеском блестящего раструба духовых, жалобными скрипками пел ветер, и звуками флейт развевала свое белое платье метель. Через утопающие в снегу леса и бескрайние, покрытые светлым покрывалом просторы полей неслась тройка, звеня колокольчиками. Что-то весело крича лошадям погонял ямщик. Не знаю почему, но передо мной всегда представали именно эти времена, царские, времена гоголевских вечеров и некрасовских псовых охот. Мне казалось, что эта тройка непременно несется в тот город дворов,мостов, каналов и весенних дождей. В город Святого Петра и провинциалы в этой самой кибитке, отродясь не выезжавшие так далеко из своего уездного города N, неслись мимо струнных заросшей снегом хвои и духовых могучего голоса вьюги. Мимо конного топота клавиш и мужицких,подобных звукам литавр, ударов топорами неслись они прямо в Петербург. С трепетом в сердцах они наблюдали, высунув красные от мороза носы из кибитки, за приближающимися пестрыми массивами города. И на девятой минуте концерта,ошеломленные, восторженные врывались они на Невский, из-под копыт коней летел снег, разбиваясь о тротуары и разъяренные крики прохожих.
Нарастающим гулом помещение заполнили звуки оркестра, громом обрушившись через пару тактов, вслед которому раскатами понеслись по воздуху аккорды фортепиано. Четвертый концерт для фортепиано Рахманинова. Уже в который раз, при первых же его нотах, мне представляется непримиримая, непокорная русская зима, вьюгами и метелями насаждающая свою власть по всей земле русской.Мне виделась тройка с колокольчиками, и спешный топот коней проносился то среди виолончелей, то прямо по клавишам рояля. Где-то показывались заснеженные избы,или сверкал на зимнем солнце золотой купол деревенской церквушки, вырвавшись через макушки деревьев каким-нибудь нечаянным отблеском блестящего раструба духовых, жалобными скрипками пел ветер, и звуками флейт развевала свое белое платье метель. Через утопающие в снегу леса и бескрайние, покрытые светлым покрывалом просторы полей неслась тройка, звеня колокольчиками. Что-то весело крича лошадям погонял ямщик. Не знаю почему, но передо мной всегда представали именно эти времена, царские, времена гоголевских вечеров и некрасовских псовых охот. Мне казалось, что эта тройка непременно несется в тот город дворов,мостов, каналов и весенних дождей. В город Святого Петра и провинциалы в этой самой кибитке, отродясь не выезжавшие так далеко из своего уездного города N, неслись мимо струнных заросшей снегом хвои и духовых могучего голоса вьюги. Мимо конного топота клавиш и мужицких,подобных звукам литавр, ударов топорами неслись они прямо в Петербург. С трепетом в сердцах они наблюдали, высунув красные от мороза носы из кибитки, за приближающимися пестрыми массивами города. И на девятой минуте концерта,ошеломленные, восторженные врывались они на Невский, из-под копыт коней летел снег, разбиваясь о тротуары и разъяренные крики прохожих.
I went to the shelf of classical music, found the letter “R”, took out the desired disc, put it in the player and sat in the chair in which I spent so many magical minutes filled with music.
The growing roar of the room was filled with the sounds of the orchestra, thundering after a couple of beats, after which the piano chords rumbled through the air. The fourth concert for piano Rachmaninov. For the umpteenth time, at the very first notes of it, it seems to me an irreconcilable, rebellious Russian winter, imposing its power throughout the Russian land with blizzards and snowstorms. I saw a trio with bells, and a hurried thunder of horses flashed among the cellos, then right on the piano keys. . Snow-covered huts appeared somewhere, or the golden dome of a village church sparkled in the winter sun, breaking out through the tops of trees with some inadvertent gleam of a shiny trumpet of winds, the wind sang with mournful violins, and a blizzard waved its white dress with the sounds of flutes. Through the forests drowning in snow and the endless expanses of fields covered with a light blanket, a trio rushing about, ringing bells. The coachman drove something cheerfully shouting to the horses. I don’t know why, but it was these times, the tsar’s, the times of Gogol’s evenings and the Nekrasov’s dog hunts that always appeared before me. It seemed to me that this trio would certainly rush to that city of courtyards, bridges, canals and spring rains. To the city of St. Peter and the provincials in this very little wagon, having not spawned so far from their county town N, they rushed past the stringed snow-covered needles and the winds of the mighty voice of a blizzard. Along the equestrian thunder of keys and peasant, like the sounds of the timpani, blows with axes they rushed straight to Petersburg. With trepidation in their hearts, they watched, sticking out their noses red from frost from the wagon, as they approached the motley massifs of the city. And in the ninth minute of the concert, stunned, enthusiastic, they burst into Nevsky, snow fell from under the horses' hooves, breaking on the sidewalks and the angry cries of passers-by.
The growing roar of the room was filled with the sounds of the orchestra, thundering after a couple of beats, after which the piano chords rumbled through the air. The fourth concert for piano Rachmaninov. For the umpteenth time, at the very first notes of it, it seems to me an irreconcilable, rebellious Russian winter, imposing its power throughout the Russian land with blizzards and snowstorms. I saw a trio with bells, and a hurried thunder of horses flashed among the cellos, then right on the piano keys. . Snow-covered huts appeared somewhere, or the golden dome of a village church sparkled in the winter sun, breaking out through the tops of trees with some inadvertent gleam of a shiny trumpet of winds, the wind sang with mournful violins, and a blizzard waved its white dress with the sounds of flutes. Through the forests drowning in snow and the endless expanses of fields covered with a light blanket, a trio rushing about, ringing bells. The coachman drove something cheerfully shouting to the horses. I don’t know why, but it was these times, the tsar’s, the times of Gogol’s evenings and the Nekrasov’s dog hunts that always appeared before me. It seemed to me that this trio would certainly rush to that city of courtyards, bridges, canals and spring rains. To the city of St. Peter and the provincials in this very little wagon, having not spawned so far from their county town N, they rushed past the stringed snow-covered needles and the winds of the mighty voice of a blizzard. Along the equestrian thunder of keys and peasant, like the sounds of the timpani, blows with axes they rushed straight to Petersburg. With trepidation in their hearts, they watched, sticking out their noses red from frost from the wagon, as they approached the motley massifs of the city. And in the ninth minute of the concert, stunned, enthusiastic, they burst into Nevsky, snow fell from under the horses' hooves, breaking on the sidewalks and the angry cries of passers-by.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Святослав Сирота
