Э. Шоссон (Шанталь Джулье - скрипка, Чарльз Дютуа - Монреальский симфонический оркестр) - Поэма для скрипки и оркестра Ми-бемоль-мажор
16:22
В вечер праздника, как и каждый год, по всей Москве в предвкушении чуда горели тысячи огней, в том числе в глазах спешащих куда-то прохожих, лица которых сияли беззаботной радостью.Их усыпанные снегом куртки, дубленки и шубы вихрем проносились по заполненным жизнью ярким столичным улицам. Громко гудели машины, нетерпеливо стоящие у каждого светофора, переговариваясь друг с другом этими короткими, но громкими воплями,еще долго висящими потом в застывшем от густого снегопада воздухе. Я так любил всегда ходить по этим предпраздничным улицам, в самом центре столицы, который традиционно, каждый год, в этот зимний вечер кипел и бурлил блаженным забвением праздника. Все на одну ночь забывали о работе, отрывались от привычного и стремились как можно легче ворваться в этом праздничном танце в новый, совсем новый, год, который непременно будет лучше, чем все предыдущие. И эта-то надежда и объединяет все эти покрасневшие с мороза лица, все эти теплые улыбки ожидания. Каждый год я прохожу здесь безучастным свидетелем, медленно, лишь наблюдая, впитывая в себя, стараясь подметить каждую мельчайшую деталь, каждый неосторожный вздох, каждый оттенок на этой праздничной зимней картине. Пожалуй,это был единственный день в году, когда я отдавал должное всей прелести человеческой природы, так густо собравшейся сейчас между этих вековых домов. Потому что только во время праздника, мощного всплеска какого-то общечеловеческого счастья, лицо это, одно, собранное из тысяч, принимало самые свои естественные очертания. Просто я был убежден, что единственным максимально близким к первозданному состоянию человека может быть только счастье.
С твердой уверенностью я говорил себе, что это и есть та самая абсолютная истина, тот смысл жизни,который так отчаянно ищут философы столько тысячелетий. И ведь проблема человека совсем не в том, что счастье трудно найти. Нет, оно повсюду и окружает нас во всем, что мы видим: оно дышит в унисон с нами каждым вздохом ветра и шелестом опавшей листвы, скрипом снега и тихим шепотом дождя. Главная трудность человека кроется в упрямом нежелании поверить в это счастье, такое возможное и такое близкое, которое стоит лишь раз вобрать в себя, вдохнуть, и оно уже никогда нас не покинет. Но мы отвергаем его, шаг за шагом. Не тянемся к нему,как того требует природа, а ежесекундно отдаляемся, говоря себе: «если бы истина была так проста, все бы уже давно были счастливы». И на этом-то мы и спотыкаемся, ведь правда так бесконечно проста и более чем очевидна, а человек со своим большим и таким способным мозгом очень любит искать сложности. Но все это – философия, моя собственная, которой, возможно, я – простой художник – не вправе разбрасываться на этих скользких от гололеда улицах.
Но факт оставался фактом: только в Новый Год я с удовольствием смотрел в лицо человечества,упоенное предвкушением радости, сияющее теплотой, отчего все эти промерзшие улицы вмиг становятся светлыми, как весной, и даже становится странно, что под этим натиском не тает снег. Именно в этом, самом зимнем дне, я видел больше всего Весны. И каждый год я проходил вот так по шумящим улицам, затягивая прогулку до самой полуночи, встречая бой далеких курантов на уже почти опустевших мостовых, довольный, впитавший в себя эту радость торжества. Потом целую ночь я охотился за остатками этих человеческих проявлений праздника, выискивал эти горстки Весны, после чего усталый, но до крайности счастливый засыпал, уже дома, а, проснувшись, с одной и той же надеждой в сонных глазах бежал на улицы,но там меня снова ждала Зима. В каждом лице, в каждом вялом гудке машин, в каждой шубе, занесенной прорвавшимся сквозь новый год снегом.
Но сегодня все было по-иному. Сегодня я шел за руку с Егором, так же медленно, так же внимательно наблюдая, но все увиденное я рассказывал, описывал в красках этому маленькому, уже ставшему мне родным, человечку. Да, он был слеп, лишен простой возможности видеть все эти праздничные красоты. Именно поэтому я с таким упоением говорил ему об этом счастье, которое должно всегда царить на этих лицах, но делает это,почему-то, лишь раз в году. Я с таким жаром воспевал сегодняшнюю Весну, что пар, как из пасти дракона, валил из моего рта густыми клубами. Я подводил его то к одной улице, то к другой, мы останавливались и долго вслушивались, как в симфонию, во все эти праздничные звуки. В эхо недосказанных слов, отзвучавшего смеха, непройденных шагов. Высоким голоском, даже визгливо, но вместе с тем мягко поскрипывает снег. Вот там он что-то шепчет глухо, чуть слышно, под быстрыми детскими шагами. Или напористо звучит от самого поворота, вот уже пройдя мимо нас, и вскоре заменяясь новым. А вот голубь вспорхнул на крышу прилавка, распушив крыльями воздух и обрушив на заметенный асфальт новую порцию залежавшегося снега. На другой стороне улицы кто-то, войдя в магазин, задел тяжелой шапкой висящий на двери колокольчик, и тот разлился тонкой трелью,встречая приветливо гостя. Где-то еще дальше, с крыши шумно свалилась снежная шуба, присыпав кого-то из проходящих под ней прохожих. В воздухе разлился звонкий девичий смех и звуки бьющих о пальто толстых перчаток. Где-то во дворах, за десятком стен, одиноко шаркнула о тротуар широкая лапа дворника. А прямо над нами, в одной из квартир, игриво зазвенел телефон.
Потом переходим к другой улице, а там уже совсем другие звуки, иные запахи. Теплый аромат свежеиспеченного теста из ближайшей кондитерской, который уже совсем скоро разделится на десятки кусочков, разойдясь по праздничным столам. Запах хвои,доносящийся из находящегося спрятавшегося неподалеку елочного базара, уже почти опустевшего. А вот кто-то совсем недалеко прошел со своим верным другом, и в воздухе уже чувствуется запах мокрой собачьей шерсти. Но ярче всего ощущается запах свежего снега, который легкими осторожными прикосновениями притрагивается, то к одному лицу, то к другому, оставляя после себя крошечные капли теплой талой воды, так пахнущей зимой. Егор то и дело подставляет этой небесной щедрости свое лицо и улыбается всякий раз, когда на его коже начинает растекаться новая теплая капля. Так мы и идем долгие часы, почти целый вечер, до дома, хотя обычно расстояние это занимает минут сорок, и всего за час до полуночи оказываемся в нашей теплой весенней квартире.Пожалуй, это и правда единственный день в году, когда Весна в нашем доме так густо сливается с Весной, царящей в эти минуты на улице.
16:22
В вечер праздника, как и каждый год, по всей Москве в предвкушении чуда горели тысячи огней, в том числе в глазах спешащих куда-то прохожих, лица которых сияли беззаботной радостью.Их усыпанные снегом куртки, дубленки и шубы вихрем проносились по заполненным жизнью ярким столичным улицам. Громко гудели машины, нетерпеливо стоящие у каждого светофора, переговариваясь друг с другом этими короткими, но громкими воплями,еще долго висящими потом в застывшем от густого снегопада воздухе. Я так любил всегда ходить по этим предпраздничным улицам, в самом центре столицы, который традиционно, каждый год, в этот зимний вечер кипел и бурлил блаженным забвением праздника. Все на одну ночь забывали о работе, отрывались от привычного и стремились как можно легче ворваться в этом праздничном танце в новый, совсем новый, год, который непременно будет лучше, чем все предыдущие. И эта-то надежда и объединяет все эти покрасневшие с мороза лица, все эти теплые улыбки ожидания. Каждый год я прохожу здесь безучастным свидетелем, медленно, лишь наблюдая, впитывая в себя, стараясь подметить каждую мельчайшую деталь, каждый неосторожный вздох, каждый оттенок на этой праздничной зимней картине. Пожалуй,это был единственный день в году, когда я отдавал должное всей прелести человеческой природы, так густо собравшейся сейчас между этих вековых домов. Потому что только во время праздника, мощного всплеска какого-то общечеловеческого счастья, лицо это, одно, собранное из тысяч, принимало самые свои естественные очертания. Просто я был убежден, что единственным максимально близким к первозданному состоянию человека может быть только счастье.
С твердой уверенностью я говорил себе, что это и есть та самая абсолютная истина, тот смысл жизни,который так отчаянно ищут философы столько тысячелетий. И ведь проблема человека совсем не в том, что счастье трудно найти. Нет, оно повсюду и окружает нас во всем, что мы видим: оно дышит в унисон с нами каждым вздохом ветра и шелестом опавшей листвы, скрипом снега и тихим шепотом дождя. Главная трудность человека кроется в упрямом нежелании поверить в это счастье, такое возможное и такое близкое, которое стоит лишь раз вобрать в себя, вдохнуть, и оно уже никогда нас не покинет. Но мы отвергаем его, шаг за шагом. Не тянемся к нему,как того требует природа, а ежесекундно отдаляемся, говоря себе: «если бы истина была так проста, все бы уже давно были счастливы». И на этом-то мы и спотыкаемся, ведь правда так бесконечно проста и более чем очевидна, а человек со своим большим и таким способным мозгом очень любит искать сложности. Но все это – философия, моя собственная, которой, возможно, я – простой художник – не вправе разбрасываться на этих скользких от гололеда улицах.
Но факт оставался фактом: только в Новый Год я с удовольствием смотрел в лицо человечества,упоенное предвкушением радости, сияющее теплотой, отчего все эти промерзшие улицы вмиг становятся светлыми, как весной, и даже становится странно, что под этим натиском не тает снег. Именно в этом, самом зимнем дне, я видел больше всего Весны. И каждый год я проходил вот так по шумящим улицам, затягивая прогулку до самой полуночи, встречая бой далеких курантов на уже почти опустевших мостовых, довольный, впитавший в себя эту радость торжества. Потом целую ночь я охотился за остатками этих человеческих проявлений праздника, выискивал эти горстки Весны, после чего усталый, но до крайности счастливый засыпал, уже дома, а, проснувшись, с одной и той же надеждой в сонных глазах бежал на улицы,но там меня снова ждала Зима. В каждом лице, в каждом вялом гудке машин, в каждой шубе, занесенной прорвавшимся сквозь новый год снегом.
Но сегодня все было по-иному. Сегодня я шел за руку с Егором, так же медленно, так же внимательно наблюдая, но все увиденное я рассказывал, описывал в красках этому маленькому, уже ставшему мне родным, человечку. Да, он был слеп, лишен простой возможности видеть все эти праздничные красоты. Именно поэтому я с таким упоением говорил ему об этом счастье, которое должно всегда царить на этих лицах, но делает это,почему-то, лишь раз в году. Я с таким жаром воспевал сегодняшнюю Весну, что пар, как из пасти дракона, валил из моего рта густыми клубами. Я подводил его то к одной улице, то к другой, мы останавливались и долго вслушивались, как в симфонию, во все эти праздничные звуки. В эхо недосказанных слов, отзвучавшего смеха, непройденных шагов. Высоким голоском, даже визгливо, но вместе с тем мягко поскрипывает снег. Вот там он что-то шепчет глухо, чуть слышно, под быстрыми детскими шагами. Или напористо звучит от самого поворота, вот уже пройдя мимо нас, и вскоре заменяясь новым. А вот голубь вспорхнул на крышу прилавка, распушив крыльями воздух и обрушив на заметенный асфальт новую порцию залежавшегося снега. На другой стороне улицы кто-то, войдя в магазин, задел тяжелой шапкой висящий на двери колокольчик, и тот разлился тонкой трелью,встречая приветливо гостя. Где-то еще дальше, с крыши шумно свалилась снежная шуба, присыпав кого-то из проходящих под ней прохожих. В воздухе разлился звонкий девичий смех и звуки бьющих о пальто толстых перчаток. Где-то во дворах, за десятком стен, одиноко шаркнула о тротуар широкая лапа дворника. А прямо над нами, в одной из квартир, игриво зазвенел телефон.
Потом переходим к другой улице, а там уже совсем другие звуки, иные запахи. Теплый аромат свежеиспеченного теста из ближайшей кондитерской, который уже совсем скоро разделится на десятки кусочков, разойдясь по праздничным столам. Запах хвои,доносящийся из находящегося спрятавшегося неподалеку елочного базара, уже почти опустевшего. А вот кто-то совсем недалеко прошел со своим верным другом, и в воздухе уже чувствуется запах мокрой собачьей шерсти. Но ярче всего ощущается запах свежего снега, который легкими осторожными прикосновениями притрагивается, то к одному лицу, то к другому, оставляя после себя крошечные капли теплой талой воды, так пахнущей зимой. Егор то и дело подставляет этой небесной щедрости свое лицо и улыбается всякий раз, когда на его коже начинает растекаться новая теплая капля. Так мы и идем долгие часы, почти целый вечер, до дома, хотя обычно расстояние это занимает минут сорок, и всего за час до полуночи оказываемся в нашей теплой весенней квартире.Пожалуй, это и правда единственный день в году, когда Весна в нашем доме так густо сливается с Весной, царящей в эти минуты на улице.
E. Chausson (Chantal Juliet - violin, Charles Duthoit - Montreal Symphony Orchestra) - Poem for violin and orchestra in E flat major
16:22
On the evening of the holiday, like every year, thousands of lights were burning all over Moscow, in anticipation of a miracle, including in the eyes of passers-by hurrying somewhere, their faces shining with carefree joy. Their snow-streaked jackets, sheepskin coats and fur coats swirl like a whirlwind through a bright life-filled metropolitan streets. Cars hummed loudly, impatiently standing at each traffic light, talking to each other with these short, but loud screams, which then hung for a long time in the air, frozen from the heavy snow. I was so fond of always walking along these pre-holiday streets, in the very center of the capital, which traditionally, every year, this winter evening boiled and boiled with the blissful oblivion of the holiday. Everyone forgot about work for one night, broke away from the usual, and strove to break into the new, completely new year as easily as possible in this festive dance, which would certainly be better than all the previous ones. And this hope unites all these reddened faces with frost, all these warm smiles of expectation. Every year I pass here by an indifferent witness, slowly, only watching, absorbing in myself, trying to notice every smallest detail, every careless sigh, every shade in this festive winter picture. Perhaps this was the only day of the year when I paid tribute to all the charms of human nature, so densely gathered now between these centuries-old houses. Because it was only during the holiday, a powerful surge of some universal happiness, that person, alone, made up of thousands, took its most natural outlines. It was just that I was convinced that the only possible closest to the pristine state of a person can be only happiness.
With firm certainty, I told myself that this is the very absolute truth, the meaning of life that philosophers have so desperately sought for so many millennia. And after all, the problem of man is not at all that happiness is hard to find. No, it is everywhere and surrounds us in everything that we see: it breathes in unison with us with every breath of wind and the rustle of fallen leaves, the creak of snow and the soft whisper of rain. The main difficulty of a person lies in a stubborn unwillingness to believe in this happiness, such a possible and so close one that you only need to absorb, breathe in, and it will never leave us. But we reject it, step by step. We don’t reach for it, as nature requires, but move away every second, telling ourselves: “if the truth were so simple, everyone would have been happy for a long time”. And on this we stumble, because the truth is so infinitely simple and more than obvious, and a man with his big and so capable brain loves to look for difficulties. But all this is a philosophy of my own, which, perhaps, I am a simple artist, has no right to scatter on these slippery streets of ice.
But the fact remained that it was only on New Year's Day that I looked with pleasure into the face of mankind, delighted with an anticipation of joy, radiant with warmth, which makes all these frozen streets instantly bright as in spring, and it even becomes strange that snow does not melt under this onslaught. It was in this very winter day that I saw most of all Spring. And every year I walked like this through the noisy streets, taking a walk until midnight, meeting the battle of distant chimes on almost empty streets, pleased, absorbing this joy of triumph. Then the whole night I hunted for the remnants of these human manifestations of the holiday, looked for these handfuls of Spring, after which I was tired, but extremely happy, falling asleep, already at home, and, waking up, with the same hope I ran into the streets with sleepy eyes, but there I was Winter was waiting again. In every face, in every sluggish whistle of cars, in every fur coat, covered with snow breaking through the new year.
But today it was different. Today I walked hand in hand with Yegor, just as slowly, just as attentively watching, but I told everything I saw and described in colors to this little man who had already become my family man. Yes, he was blind, deprived of the simple opportunity to see all these holiday beauties. That is why I so enthusiastically told him about this happiness, which should always reign on these faces, but for some reason does this only once a year. I so eagerly sang today's Spring that steam, like from the mouth of a dragon, poured thick clouds from my mouth. I brought him now to one street, then to another, we stopped and listened for a long time, like a symphony, to all these festive sounds. In the echo of unsaid words, resounding laughter, unfulfilled steps. In a high voice, even shrill, but at the same time, the snow creaks softly. Here, he whispers something muffled, a little audible, under the quick children's steps. Or it sounds energetically from the turn itself, having already passed us, and soon replaced by a new one. But the dove fluttered onto the roof of the counter, spreading its wings with its wings and raining down on the marked asphalt a new portion of the snow that had accumulated. On the other side of the street, someone entering a store
16:22
On the evening of the holiday, like every year, thousands of lights were burning all over Moscow, in anticipation of a miracle, including in the eyes of passers-by hurrying somewhere, their faces shining with carefree joy. Their snow-streaked jackets, sheepskin coats and fur coats swirl like a whirlwind through a bright life-filled metropolitan streets. Cars hummed loudly, impatiently standing at each traffic light, talking to each other with these short, but loud screams, which then hung for a long time in the air, frozen from the heavy snow. I was so fond of always walking along these pre-holiday streets, in the very center of the capital, which traditionally, every year, this winter evening boiled and boiled with the blissful oblivion of the holiday. Everyone forgot about work for one night, broke away from the usual, and strove to break into the new, completely new year as easily as possible in this festive dance, which would certainly be better than all the previous ones. And this hope unites all these reddened faces with frost, all these warm smiles of expectation. Every year I pass here by an indifferent witness, slowly, only watching, absorbing in myself, trying to notice every smallest detail, every careless sigh, every shade in this festive winter picture. Perhaps this was the only day of the year when I paid tribute to all the charms of human nature, so densely gathered now between these centuries-old houses. Because it was only during the holiday, a powerful surge of some universal happiness, that person, alone, made up of thousands, took its most natural outlines. It was just that I was convinced that the only possible closest to the pristine state of a person can be only happiness.
With firm certainty, I told myself that this is the very absolute truth, the meaning of life that philosophers have so desperately sought for so many millennia. And after all, the problem of man is not at all that happiness is hard to find. No, it is everywhere and surrounds us in everything that we see: it breathes in unison with us with every breath of wind and the rustle of fallen leaves, the creak of snow and the soft whisper of rain. The main difficulty of a person lies in a stubborn unwillingness to believe in this happiness, such a possible and so close one that you only need to absorb, breathe in, and it will never leave us. But we reject it, step by step. We don’t reach for it, as nature requires, but move away every second, telling ourselves: “if the truth were so simple, everyone would have been happy for a long time”. And on this we stumble, because the truth is so infinitely simple and more than obvious, and a man with his big and so capable brain loves to look for difficulties. But all this is a philosophy of my own, which, perhaps, I am a simple artist, has no right to scatter on these slippery streets of ice.
But the fact remained that it was only on New Year's Day that I looked with pleasure into the face of mankind, delighted with an anticipation of joy, radiant with warmth, which makes all these frozen streets instantly bright as in spring, and it even becomes strange that snow does not melt under this onslaught. It was in this very winter day that I saw most of all Spring. And every year I walked like this through the noisy streets, taking a walk until midnight, meeting the battle of distant chimes on almost empty streets, pleased, absorbing this joy of triumph. Then the whole night I hunted for the remnants of these human manifestations of the holiday, looked for these handfuls of Spring, after which I was tired, but extremely happy, falling asleep, already at home, and, waking up, with the same hope I ran into the streets with sleepy eyes, but there I was Winter was waiting again. In every face, in every sluggish whistle of cars, in every fur coat, covered with snow breaking through the new year.
But today it was different. Today I walked hand in hand with Yegor, just as slowly, just as attentively watching, but I told everything I saw and described in colors to this little man who had already become my family man. Yes, he was blind, deprived of the simple opportunity to see all these holiday beauties. That is why I so enthusiastically told him about this happiness, which should always reign on these faces, but for some reason does this only once a year. I so eagerly sang today's Spring that steam, like from the mouth of a dragon, poured thick clouds from my mouth. I brought him now to one street, then to another, we stopped and listened for a long time, like a symphony, to all these festive sounds. In the echo of unsaid words, resounding laughter, unfulfilled steps. In a high voice, even shrill, but at the same time, the snow creaks softly. Here, he whispers something muffled, a little audible, under the quick children's steps. Or it sounds energetically from the turn itself, having already passed us, and soon replaced by a new one. But the dove fluttered onto the roof of the counter, spreading its wings with its wings and raining down on the marked asphalt a new portion of the snow that had accumulated. On the other side of the street, someone entering a store
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Святослав Сирота
