кажется, мы выросли, мама, но не прекращаем длиться.
время сглаживает движения, но заостряет лица.
больше мы не порох и мёд, мы брусчатка, дерево и корица.
у красивых детей, что ты знала, мама, - новые красивые дети.
мы их любим фотографировать в нужном свете.
жизнь умнее живущего, вот что ясно по истечении первой трети.
всё, чего я боялся в детстве, теперь нелепее толстяков с укулеле.
даже признаки будущего распада закономерны, на самом деле.
очень страшно не умереть молодым, мама, но как видишь, мы это преодолели.
я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус.
всё мое занятие - структурировать мрак и хаос.
всё, чему я учусь, мама - мастерство поддержанья пауз.
я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик, не молодая завязь.
молодая завязь глядит на меня, раззявясь.
у простых, как положено, я вызываю ненависть, сложных - зависть.
что касается женщин, мама, здесь всё от триера до кар-вая:
всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская, деловая, передовая,
мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая.
что до счастья, мама, - оно результат воздействия седатива или токсина.
для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси на
пересечение сорок второй с десятой, от кабаташа и до таксима.
редко где еще твоя смертность и заменяемость обнажают себя так сильно.
иногда я кажусь себе полководцем в ссылке, иногда сорным семенем среди злака.
в мире правящей лицевой всё, что занимает меня - изнанка.
барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной, ожидая чьего-то знака.
нет, любовь твоя не могла бы спасти меня от чего-либо - не спасла ведь.
на мою долю выпало столько тонн красоты, что должно было так расплавить.
но теперь я сяду к тебе пустой и весь век ее стану славить.
Вера Полозкова
время сглаживает движения, но заостряет лица.
больше мы не порох и мёд, мы брусчатка, дерево и корица.
у красивых детей, что ты знала, мама, - новые красивые дети.
мы их любим фотографировать в нужном свете.
жизнь умнее живущего, вот что ясно по истечении первой трети.
всё, чего я боялся в детстве, теперь нелепее толстяков с укулеле.
даже признаки будущего распада закономерны, на самом деле.
очень страшно не умереть молодым, мама, но как видишь, мы это преодолели.
я один себе джеки чан теперь и один себе санта-клаус.
всё мое занятие - структурировать мрак и хаос.
всё, чему я учусь, мама - мастерство поддержанья пауз.
я не нулевая отметка больше, не дерзкий птенчик, не молодая завязь.
молодая завязь глядит на меня, раззявясь.
у простых, как положено, я вызываю ненависть, сложных - зависть.
что касается женщин, мама, здесь всё от триера до кар-вая:
всякий раз, когда в дом ко мне заявляется броская, деловая, передовая,
мы рыдаем в обнимку голыми, содрогаясь и подвывая.
что до счастья, мама, - оно результат воздействия седатива или токсина.
для меня это чувство, с которым едешь в ночном такси на
пересечение сорок второй с десятой, от кабаташа и до таксима.
редко где еще твоя смертность и заменяемость обнажают себя так сильно.
иногда я кажусь себе полководцем в ссылке, иногда сорным семенем среди злака.
в мире правящей лицевой всё, что занимает меня - изнанка.
барабанщики бытия крутят палочки в воздухе надо мной, ожидая чьего-то знака.
нет, любовь твоя не могла бы спасти меня от чего-либо - не спасла ведь.
на мою долю выпало столько тонн красоты, что должно было так расплавить.
но теперь я сяду к тебе пустой и весь век ее стану славить.
Вера Полозкова
We seem to have grown up, Mom, but don't stop lasting.
time smooths movements, but sharpens faces.
we are no longer gunpowder and honey, we are paving stones, wood and cinnamon.
beautiful children that you knew, mother, have new beautiful children.
we love to photograph them in the right light.
life is smarter than living, that's what is clear after the first third.
everything that I was afraid in childhood is now ridiculous to fat men with ukuleles.
even signs of a future breakup are logical, in fact.
it’s very scary not to die young, mother, but as you can see, we have overcome this.
I am one myself Jackie Chan now and one myself Santa Claus.
all my job is to structure the darkness and chaos.
all that I learn, mother is the skill of maintaining pauses.
I'm not a zero mark anymore, not a cocky chick, not a young ovary.
a young ovary looks at me, angry.
in simple, as expected, I cause hatred, complex - envy.
as for women, mother, everything is from trireme to car-wai:
whenever a flashy, business-like, advanced person comes into my house,
we cry in our arms naked, shuddering and howling.
fortunately, mom, it is the result of a sedative or toxin.
for me this is the feeling with which you ride in a night taxi
the intersection of the forty-second with the tenth, from kabatasha to taksim.
seldom where else does your mortality and replaceability expose yourself so much.
sometimes I seem to myself a commander in exile, sometimes a weed seed among the cereal.
in the world of the ruling front everything that interests me is the wrong side.
the drummers of being twist their sticks in the air above me, waiting for someone's sign.
no, your love could not save me from anything - after all, it did not.
so many tons of beauty fell on my lot that it should have been so melted.
but now I’m sitting at you empty and I’ll glorify her all my life.
Vera Polozkova
time smooths movements, but sharpens faces.
we are no longer gunpowder and honey, we are paving stones, wood and cinnamon.
beautiful children that you knew, mother, have new beautiful children.
we love to photograph them in the right light.
life is smarter than living, that's what is clear after the first third.
everything that I was afraid in childhood is now ridiculous to fat men with ukuleles.
even signs of a future breakup are logical, in fact.
it’s very scary not to die young, mother, but as you can see, we have overcome this.
I am one myself Jackie Chan now and one myself Santa Claus.
all my job is to structure the darkness and chaos.
all that I learn, mother is the skill of maintaining pauses.
I'm not a zero mark anymore, not a cocky chick, not a young ovary.
a young ovary looks at me, angry.
in simple, as expected, I cause hatred, complex - envy.
as for women, mother, everything is from trireme to car-wai:
whenever a flashy, business-like, advanced person comes into my house,
we cry in our arms naked, shuddering and howling.
fortunately, mom, it is the result of a sedative or toxin.
for me this is the feeling with which you ride in a night taxi
the intersection of the forty-second with the tenth, from kabatasha to taksim.
seldom where else does your mortality and replaceability expose yourself so much.
sometimes I seem to myself a commander in exile, sometimes a weed seed among the cereal.
in the world of the ruling front everything that interests me is the wrong side.
the drummers of being twist their sticks in the air above me, waiting for someone's sign.
no, your love could not save me from anything - after all, it did not.
so many tons of beauty fell on my lot that it should have been so melted.
but now I’m sitting at you empty and I’ll glorify her all my life.
Vera Polozkova
У записи 4 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александра Хоменко
