"В немецкой летней ночи заключена странная магия, – раздумчиво начал Фриц. – И вообще в нашей родине. Пожалуй, ни один другой народ не испытывает такого восхищения перед чужестранным, такой тяги к другим мирам и тоски по дальним далям, как мы, немцы. Более того, эти чувства частенько даже заходят слишком далеко и оборачиваются обезьянничаньем, не заслуживающим ничего, кроме презрения. И тем не менее пусть наш добропорядочный немец Шмидт спокойно станет американским гражданином Смитом, пусть он говорит по-английски, назовет своих детей Мак и Мод и станет плевать на Германию. Уверяю вас, все это будет внешняя или показная ребячливость! Как только этот мистер Смит услышит звон рождественских колоколов, почует аромат родной рождественской коврижки или же увидит усеянную огнями рождественскую елку, он тут же, несмотря на свой English spoken и Мод с Маком, вновь превратится в старого доброго немца Шмидта и, вопреки всем деловым ухваткам и погоне за долларами, вновь поверит в сказки и чудеса, которые вошли в плоть и кровь каждого настоящего немца, – я имею в виду не тех, кто породнился с евреями или славянами. И пусть даже он тысячи раз глухими беззвездными ночами кусал себе руки, он все равно, все равно превратится! Это и есть самое упоительное, вечно юное в нашем народе, это и есть многократно высмеянный простодушный немецкий Михель, его детская непрактичность. Я не политик и плюю на все политические течения. Я – человек, это и есть моя политика! К тому же я еще и художник. Поэтому для меня непрактичный Михель, все еще увенчанный невидимой короной, для которого жизнь по-прежнему полна чудес, восторгов и веры, стоит намного выше холодного и расчетливого дельца, каковыми стали наши кузены, для коих жизнь всего лишь арифметическая задача. Мир прекрасен. Но у нас он прекраснее всего. Это субъективно, и я понимаю, что англичанин, француз, испанец тоже имеют право так сказать. А уж итальянец тем более. И все же я это говорю и тоже имею на это право.
Когда я в Риме под сверкающим синевой куполом неба восхищался пентеликским и каррарским мрамором, на меня вдруг навалилась такая невыразимая тоска по летней ночи в Германии, такая ностальгия, что я тут же уехал домой и растрогался чуть ли не до слез, вновь увидев первую березку…"
Когда я в Риме под сверкающим синевой куполом неба восхищался пентеликским и каррарским мрамором, на меня вдруг навалилась такая невыразимая тоска по летней ночи в Германии, такая ностальгия, что я тут же уехал домой и растрогался чуть ли не до слез, вновь увидев первую березку…"
“A strange magic is enclosed in a German summer night,” Fritz began thoughtfully. “And in our homeland in general. Perhaps no other people feel such admiration for an alien, such craving for other worlds and longing for distant distances, like we Germans. Moreover, these feelings often even go too far and turn into an ape who deserves nothing but contempt, and yet let our respectable German Schmidt calmly become an American citizen Smith, let him speak English, name his children Mack and The mod will spit on Germany. I assure you that all this will be external or ostentatious childishness! As soon as this Mr. Smith hears the sound of Christmas bells, smells the aroma of his native Christmas gingerbread, or he sees a Christmas tree dotted with lights, he immediately, despite his English spoken and Maud with Mack will again turn into the good old German Schmidt and, contrary to all business tricks and the pursuit of dollars, will again believe in fairy tales and miracles that entered the flesh and blood of every real German - I do not mean those who related with jew Yami or Slavs. And even if he bites his hands thousands of times on deaf starless nights, he’ll turn out anyway! This is the most entrancing, ever young in our people, this is the repeatedly ridiculed simple-minded German Michel, his children's impracticality. I am not a politician and spit on all political movements. I am a man, this is my policy! In addition, I am also an artist. Therefore, for me, the impractical Michel, still crowned with an invisible crown, for whom life is still full of miracles, enthusiasm and faith, is much higher than the cold and calculating businessman, who became our cousins, for whom life is just an arithmetic task. The world is beautiful. But we have it most beautifully. This is subjective, and I understand that the Englishman, Frenchman, Spaniard also have the right to say so. And even more so the Italian. And yet I say this and also have the right to it.
When in Rome under the sparkling blue dome of the sky I admired Pentelic and Carrara marble, such inexpressible longing on a summer night in Germany suddenly fell upon me, such nostalgia that I immediately went home and was almost moved to tears, again seeing the first birch ... "
When in Rome under the sparkling blue dome of the sky I admired Pentelic and Carrara marble, such inexpressible longing on a summer night in Germany suddenly fell upon me, such nostalgia that I immediately went home and was almost moved to tears, again seeing the first birch ... "
У записи 1 лайков,
0 репостов,
77 просмотров.
0 репостов,
77 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Александра Анатольевна
