Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя. Ему сказали, где мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в черном платье. Она стояла перед распятием: ее страстный шепот был звучен, звучен, как полное биение сердца. – «О плавающих, путешествующих, болеющих, страдающих и плененных», – слышал, коротко дыша, Грэй. Затем было сказано: – «и мальчику моему…» Тогда он сказал: – «Я …» Но больше не мог ничего выговорить. Мать обернулась. Она похудела: в надменности ее тонкого лица светилось новое выражение, подобное возвращенной юности. Она стремительно подошла к сыну; короткий грудной смех, сдержанное восклицание и слезы в глазах – вот все. Но в эту минуту она жила сильнее и лучше, чем за всю жизнь. – «Я сразу узнала тебя, о, мой милый, мой маленький!» И Грэй действительно перестал быть большим. Он выслушал о смерти отца, затем рассказал о себе. Она внимала без упреков и возражений, но про себя – во всем, что он утверждал, как истину своей жизни, – видела лишь игрушки, которыми забавляется ее мальчик. Такими игрушками были материки, океаны и корабли.
The servants who had rushed to him were delighted, shocked, and froze in the same reverence with which, no matter how yesterday, they greeted this Gray. He was told where the mother is; he went into a high room and, quietly closing the door, inaudibly stopped, looking at the gray-haired woman in a black dress. She stood in front of the crucifix: her passionate whisper was sounding, sounding like a complete heartbeat. “About floating, traveling, sick, suffering and captive,” Gray heard, breathing briefly. Then it was said: ““ And to my boy ... ”Then he said:“ “I ...” But he could no longer say anything. Mother turned around. She lost weight: in the arrogance of her slender face, a new expression shone like a returned youth. She promptly approached her son; short chest laughter, restrained exclamation and tears in the eyes - that’s all. But at that moment she lived stronger and better than in all her life. - "I immediately recognized you, oh, my dear, my little one!" And Gray really stopped being big. He heard about the death of his father, then told about himself. She listened without reproach and objection, but to herself - in everything that he claimed to be the truth of his life - she saw only toys that her boy was amusing. These toys were continents, oceans and ships.
У записи 1 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Ярослава Громова
