"Пасхальное"
…А между тем благая весть —
всегда в разгар триумфа ада,
и это только так и есть,
и только так всегда и надо!
Когда, казалось, нам велят —
а может, сами захотели, —
спускаться глубже, глубже в ад
по лестнице Страстной недели:
все силы тьмы сошлись на смотр,
стесняться некого — а че там;
бежал Фома, отрекся Петр,
Иуда занят пересчетом, —
но в мир бесцельного труда
и опротивевшего блуда
вступает чудо лишь тогда,
когда уже никак без чуда,
когда надежда ни одна
не намекает нам, что живы,
и перспектива есть одна —
отказ от всякой перспективы.
На всех углах твердят вопрос,
осклабясь радостно, как звери:
«Уроды, где же ваш Христос?»
А наш Христос пока в пещере,
в ночной тиши. От чуждых глаз
его скрывает плащаница.
Он там, пока любой из нас
не дрогнет и не усомнится
(не усомнится только тот
глядящий пристально и строго
неколебимый идиот,
что вообще не верит в Бога).
Земля безвидна и пуста.
Ни милосердия, ни смысла.
На ней не может быть Христа,
его и не было, приснился.
Сыскав сомнительный приют,
не ожидая утешенья,
сидят апостолы, и пьют,
и выясняют отношенья:
— Погибло все. Одни мечты.
Тут сеять — только тратить зерна.
— Предатель ты.
— Подослан ты.
— Он был неправ.
— Неправ?!
— Бесспорно.
Он был неправ, а правы те.
Не то, понятно и дитяти,
он вряд ли был бы на кресте,
что он и сам предвидел, кстати.
Нас, дураков, попутал бес…
Но тут приходит Магдалина
и говорит: «Воскрес! Воскрес!
Он говорил, я говорила!»
И этот звонкий женский крик
среди бессилия и злобы
раздастся в тот последний миг,
когда еще чуть-чуть — и все бы.
Глядишь кругом — земля черна.
Еще потерпим — и привыкнем.
И в воскресение зерна
никто не верит, как Уитмен.
Нас окружает только месть,
и празднословье, и опаска,
а если вдруг надежда есть —
то это все еще не Пасха.
Провал не так еще глубок.
Мы скатимся к осипшим песням
о том, что не воскреснет Бог,
а мы подавно не воскреснем.
Он нас презрел, забыл, отверг,
лишил и гнева, и заботы;
сперва прошел страстной четверг,
потом безвременье субботы, —
и лишь тогда ударит свет,
его увижу в этот день я:
не раньше, нет, не позже, нет, —
в час отреченья и паденья.
Когда не десять и не сто,
а миллион поверит бреду;
когда уже ничто, ничто
не намекает на победу, —
ударит свет и все сожжет,
и смерть отступится, оскалясь.
Вот Пасха. Вот ее сюжет.
Христос воскрес.
А вы боялись.
Дмитрий Быков
…А между тем благая весть —
всегда в разгар триумфа ада,
и это только так и есть,
и только так всегда и надо!
Когда, казалось, нам велят —
а может, сами захотели, —
спускаться глубже, глубже в ад
по лестнице Страстной недели:
все силы тьмы сошлись на смотр,
стесняться некого — а че там;
бежал Фома, отрекся Петр,
Иуда занят пересчетом, —
но в мир бесцельного труда
и опротивевшего блуда
вступает чудо лишь тогда,
когда уже никак без чуда,
когда надежда ни одна
не намекает нам, что живы,
и перспектива есть одна —
отказ от всякой перспективы.
На всех углах твердят вопрос,
осклабясь радостно, как звери:
«Уроды, где же ваш Христос?»
А наш Христос пока в пещере,
в ночной тиши. От чуждых глаз
его скрывает плащаница.
Он там, пока любой из нас
не дрогнет и не усомнится
(не усомнится только тот
глядящий пристально и строго
неколебимый идиот,
что вообще не верит в Бога).
Земля безвидна и пуста.
Ни милосердия, ни смысла.
На ней не может быть Христа,
его и не было, приснился.
Сыскав сомнительный приют,
не ожидая утешенья,
сидят апостолы, и пьют,
и выясняют отношенья:
— Погибло все. Одни мечты.
Тут сеять — только тратить зерна.
— Предатель ты.
— Подослан ты.
— Он был неправ.
— Неправ?!
— Бесспорно.
Он был неправ, а правы те.
Не то, понятно и дитяти,
он вряд ли был бы на кресте,
что он и сам предвидел, кстати.
Нас, дураков, попутал бес…
Но тут приходит Магдалина
и говорит: «Воскрес! Воскрес!
Он говорил, я говорила!»
И этот звонкий женский крик
среди бессилия и злобы
раздастся в тот последний миг,
когда еще чуть-чуть — и все бы.
Глядишь кругом — земля черна.
Еще потерпим — и привыкнем.
И в воскресение зерна
никто не верит, как Уитмен.
Нас окружает только месть,
и празднословье, и опаска,
а если вдруг надежда есть —
то это все еще не Пасха.
Провал не так еще глубок.
Мы скатимся к осипшим песням
о том, что не воскреснет Бог,
а мы подавно не воскреснем.
Он нас презрел, забыл, отверг,
лишил и гнева, и заботы;
сперва прошел страстной четверг,
потом безвременье субботы, —
и лишь тогда ударит свет,
его увижу в этот день я:
не раньше, нет, не позже, нет, —
в час отреченья и паденья.
Когда не десять и не сто,
а миллион поверит бреду;
когда уже ничто, ничто
не намекает на победу, —
ударит свет и все сожжет,
и смерть отступится, оскалясь.
Вот Пасха. Вот ее сюжет.
Христос воскрес.
А вы боялись.
Дмитрий Быков
Easter
... Meanwhile, the good news -
always in the midst of the triumph of hell
and this is just the case,
and that's the only way you always have to!
When it seemed they were telling us -
or maybe they wanted to -
go deeper, deeper into hell
on the stairs of Holy Week:
all the powers of darkness came together to watch
there is no one to be shy - but what is there;
Thomas fled, Peter denied,
Judah is busy recounting, -
but into the world of aimless labor
and abhorrent fornication
a miracle comes only then
when there’s no miracle,
when no hope
doesn’t hint to us that we are alive,
and there is one prospect -
rejection of any perspective.
At all angles the question is being repeated,
grinning joyfully like animals:
"Freaks, where is your Christ?"
And our Christ is still in the cave,
in the silence of the night. From prying eyes
it is hidden by a shroud.
He is there while any of us
won't flinch and doubt
(only he will not doubt
staring
unwavering idiot
that does not believe in God at all).
The earth is formless and empty.
No mercy, no meaning.
Christ cannot be on it,
he was not there, dreamed.
Having found a dubious shelter,
not expecting comfort
the apostles sit and drink
and find out the relationship:
- Everything died. Dreams alone.
Here to sow - only waste grain.
- Traitor you.
- You are sent.
- He was wrong.
- Not right?!
- Undoubtedly.
He was wrong, and those are right.
Not that it’s clear to the child,
he would hardly be on the cross,
what he himself foresaw, by the way.
We fools have beguiled ...
But here comes Magdalene
and says: “Risen! Resurrected!
He said, I said! ”
And that sonorous female scream
in the midst of powerlessness and malice
be heard at that last moment
when still a little bit - and all would be.
You look around - the earth is black.
We still tolerate - and get used to it.
And the resurrection of grain
nobody believes like Whitman.
Only revenge surrounds us
and idleness, and apprehension,
and if suddenly there is hope -
then it's still not Easter.
The failure is not so deep.
We slide to hoarse songs
that God will not rise again,
and we will not be resurrected again.
He despised us, forgot, rejected,
deprived of anger and care;
Passed Thursday first,
then Saturday's timelessness, -
and only then will the light strike
I will see him on this day:
not earlier, no, not later, no, -
in the hour of abdication and fall.
When not ten and not one hundred
and a million will believe delirium;
when there is nothing, nothing
does not hint at victory, -
hit the light and burn everything
and death will recede, cursing.
Here is Easter. Here is her plot.
Christ is risen.
And you were afraid.
Dmitry Bykov
... Meanwhile, the good news -
always in the midst of the triumph of hell
and this is just the case,
and that's the only way you always have to!
When it seemed they were telling us -
or maybe they wanted to -
go deeper, deeper into hell
on the stairs of Holy Week:
all the powers of darkness came together to watch
there is no one to be shy - but what is there;
Thomas fled, Peter denied,
Judah is busy recounting, -
but into the world of aimless labor
and abhorrent fornication
a miracle comes only then
when there’s no miracle,
when no hope
doesn’t hint to us that we are alive,
and there is one prospect -
rejection of any perspective.
At all angles the question is being repeated,
grinning joyfully like animals:
"Freaks, where is your Christ?"
And our Christ is still in the cave,
in the silence of the night. From prying eyes
it is hidden by a shroud.
He is there while any of us
won't flinch and doubt
(only he will not doubt
staring
unwavering idiot
that does not believe in God at all).
The earth is formless and empty.
No mercy, no meaning.
Christ cannot be on it,
he was not there, dreamed.
Having found a dubious shelter,
not expecting comfort
the apostles sit and drink
and find out the relationship:
- Everything died. Dreams alone.
Here to sow - only waste grain.
- Traitor you.
- You are sent.
- He was wrong.
- Not right?!
- Undoubtedly.
He was wrong, and those are right.
Not that it’s clear to the child,
he would hardly be on the cross,
what he himself foresaw, by the way.
We fools have beguiled ...
But here comes Magdalene
and says: “Risen! Resurrected!
He said, I said! ”
And that sonorous female scream
in the midst of powerlessness and malice
be heard at that last moment
when still a little bit - and all would be.
You look around - the earth is black.
We still tolerate - and get used to it.
And the resurrection of grain
nobody believes like Whitman.
Only revenge surrounds us
and idleness, and apprehension,
and if suddenly there is hope -
then it's still not Easter.
The failure is not so deep.
We slide to hoarse songs
that God will not rise again,
and we will not be resurrected again.
He despised us, forgot, rejected,
deprived of anger and care;
Passed Thursday first,
then Saturday's timelessness, -
and only then will the light strike
I will see him on this day:
not earlier, no, not later, no, -
in the hour of abdication and fall.
When not ten and not one hundred
and a million will believe delirium;
when there is nothing, nothing
does not hint at victory, -
hit the light and burn everything
and death will recede, cursing.
Here is Easter. Here is her plot.
Christ is risen.
And you were afraid.
Dmitry Bykov
У записи 3 лайков,
0 репостов,
98 просмотров.
0 репостов,
98 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Константин Челлини
