Материнский Плачъ Святой Руси, княгиня Наталия Урусова. (5)
из дневников:
"В тот же день, когда у иконы «Споручницы грешных» мы познакомились с Верой, мы проходили с женой мимо заветных могил великих Оптинских старцев и, по обычаю, зашли им поклониться. Входим в часовенку над могилкой Старца Амвросия и застаем Веру и ее Сережу: Сережа выставил свои ручонки вперед, ладошки кверху и говорит: «Батюшка Амвросий, благослови!». В эту минуту мать ребенка нас заметила… «Это Тут мы с моим Сержиком так привыкли: ведь, батюшка-то Амвросий жив и невидимо здесь с нами присутствует — так надо же и благословения у него испросить, как у иеромонаха!» Я едва удержал слезы… На другой день я заходил к батюшке О. Анатолию в то время, когда он соборовал Веру с ея мальчиком. Кроме них соборовалось еще душ двенадцать Божьих рабов разного звания и состояния, собравшихся в Оптину с разных концов России. Надо было видеть, с какой серьезной сосредоточенной важностью пятилетний ребенок относился к таинству Елеосвящения! Вот так благодатные матери от молока своего начинают готовить душу дитяти к Царству Небесному! Не так ли благочестивые бояре Кирилл и Мария воспитывали душу того, кого Господь поставил светильником всея России, столпом Православия, —Преподобного Сергия?..
«Когда я бываю беременна, — говорила нам впоследствии по этому поводу Вера, —я часто причащаюсь и молюсь тому угоднику, чье имя мне хотелось бы дать будущему своему ребенку, если он родится его пола. На четвертый день Рождества 1905 года у меня скончался первенец мой, Николай, родившийся в субботу на Пасхе 1900 года. Когда я его носила еще под сердцем, — я молилась дивному Святителю Николаю, прося его принять под свое покровительство моего ребенка. Родился мальчик и был назван в честь Святителя. Вот этот, Сержик, родился на первый день Рождества Христова, в 1903 году. О нем я молилась Преподобному Сергию… С ним у меня произошло много странного по его рождении и, пожалуй, даже знаменательнаго. Родился он на восьмом месяце беременности. Крестины из-за его крестного пришлось отложить до Крещения Господня, обряд воцерковления пришелся на Сретение. И с именем его у меня произошло тоже нечто необычное, чего с другими моими детьми не бывало. Молилась я о нем Преподобному Сергию, а при молитве, когда меня батюшка спросил, какое бы я желала дать ребенку имя, у меня мысли раздвоились, и я ответила: «Скажу при крещении».
А произошло это оттого, что в том году состоялось прославление св. мощей преподобного Серафима, которому я всегда очень веровала. К могилке его я еще девушкой ходила пешком в Саров из своего города. А тут еще и первое движение ребенка я почувствовала в себе, как раз во время всенощной под 19-ое июля. И было мне все это в недоумение, и не знала я, как быть: назвать ли его Сергием, как ранее хотела, или же Серафимом? Стала я молиться, чтобы Господь открыл мне Свою волю: и в ночь под Крещение, когда были назначены крестины, я увидела сон, что, будто, я с моим новорожденным поехала в Троице-Сергиеву Лавру. Из этого я поняла, что Господу угодно дать моему мальчику имя преподобного Сергия. Это меня успокоило, тем более, что и батюшка Преп. Серафим очень любил великого этого Угодника Божия, и с его иконочкой и сам-то был во гроб положен…»
Я внимал этим милым речам, журчащим тихим ручейком живой воды святой детской веры, и в сердце моем стучались глаголы великого обетования Господня святой Его Церкви: «И врата адова не одолеют ее!». Не одолеют! Истинно, не одолеют, если даже и в такое, как наше, время у Церкви Божией могут быть еще подобные чада. И опять полилась вдохновенная речь Веры.
«Вам понравился мой Сержик? Что бы сказали Вы, если бы видели моего покойного Колю! Тот еще и на земле был уже небожитель… Уложила я как-то Колюсика своего спать вместе с детишками. Было около восьми часов вечера. Слышу, зовет он меня из спальни. «Что тебе, деточка?» —спрашиваю. А он сидит в своей кроватке и восторженно мне шепчет: «Мамочка моя, мамочка! Посмотри-ка, сколько тут Ангелов летает». —«Что ты, » — говорю, —«Колюсик! Где ты их видишь?» А у самой сердце так ходуном и ходит. «Да всюду, — шепчет, —мамочка, они кругом летают… Они мне сейчас головку помазали. Пощупай мою головку— видишь, она помазана!» Я ощупала головку: темечко мокрое, а вся головка сухая. Подумала, не бредит ли ребенок? Нет!жару нет, глазенки спокойные, радостные, но нелихорадочные: здоровенький, веселехонький, улыбается… Попробовала головки других детей—у всех сухонькие, и спят себе детки, не просыпаются. А он мне говорит: «Да как же ты, мамочка, не видишь Ангелов? Их тут так много… У меня, мамочка, и Спаситель сидел на постельке и говорил со мною». О чем говорил Господь ребенку, я не знаю. Или я не слыхал ничего об этом от рабы Божией Веры, или слышал, да не удержал в памяти: немудрено было захлебнуться в этом потоке нахлынувшей на нас живой веры, чудес ее, нарушивших, казалось, грань между земным и небесным… «Колюсик и смерть свою мне предсказал», — продолжала Вера, радуясь, что может излить свое сердце людям, внимающим ей открытой душой—«умер он на четвертый день Рождества Христова, а о своей смерти сказал мне в Сентябре. Подошел ко мне как-то раз мой мальчик да и говорит ни с того ни с сего: «Мамочка! Я скоро от Вас уйду». —«Куда, » —спрашиваю, —«деточка?» —«К Богу». —«Как же это будет? Кто тебе сказал об этом?» —«Я умру, мамочка!—сказал он, ласкаясь ко мне, —только вы, пожалуйста, не плачьте: я буду с Ангелами, и мне там очень хорошо будет». Сердце мое упало, но я сейчас же себя успокоила: можно ли, мол, придавать такое значение словам ребенка?! Но нет! Прошло немного времени, мой Колюсик опять среди игры ни с того ни с сего подходит, смотрю, ко мне и опять заводит речь о своей смерти, уговаривая меня не плакать, когда он умрет… «Мне там будет так хорошо, так хорошо, дорогая моя мамочка — все твердил, утешая меня, мой мальчик. И сколько я ни спрашивала его, откуда у него такие мысли и кто ему сказал об этом, он мне ответа не дал, как-то особенно искусно уклоняясь от этих вопросов…
Не об этом ли и говорил Спаситель маленькому Коле, когда у детской кроватки его летали небесные Ангелы?.. «А какой удивительный был этот ребенок, —продолжала Вера, —судите хотя бы по такому случаю. В нашем доме делал старик-плотник ворота и повредил себе нечаянно топором палец. Старец прибежал на кухню, где я была в то время, показывает мне свой палец, а кровь из него так и течет ручьем. В кухне был и Коля. Увидал он окровавленный палец плотника и с громким плачем кинулся бежать в столовую к иконе Пресвятой Троицы. Упал он на коленки перед иконою и, захлебываясь от слез, стал молиться: «Пресвятая Троица, исцели пальчик плотнику!» На эту молитву с плотником мы вошли в столовую, а Коля, не оглядываясь на нас, весь ушедший в молитву, продолжал со слезами твердить свое: «Пресвятая Троица, исцели пальчик плотнику!» Я пошла за лекарством и за перевязкой, а плотник остался в столовой. Возвращаюсь и вижу. Колюсик уже слазил в лампадку за маслом и масломъот иконы помазывает рану, а старик-плотник доверчиво держит перед ним свою пораненную руку и плачет оть умиления, приговаривая: «И что ж это за ребенок, что это за ребенок!» Я, думая, что он плачет от боли, говорю «Чего ты, старик, плачешь? На войне был, не плакал, а тут плачешь!» —«Ваш», —говорит, — «ребенок хоть кремень и тот заставит плакать!» И что же вы думаете? Ведь остановилось сразу кровотечение, и рана зажила без лекарств, с одной перевязки. Таков был общий любимец, мой Колюсик, дорогой несравненный мой мальчик… Перед Рождеством мой отчим, а его крестный, выпросил его у меня погостить в свою деревню. Коля был его любимец, и эта поездка стала для ребенка роковой: он там заболел скарлатиной и умер. О болезни Коли я получила известие через нарочного (тогда были повсеместные забастовки и посланной телеграммы мне не доставили, и я едва за сутки до его смерти успела застать в живых мое сокровище. Когда я с мужем приехала в деревню к отчиму, то Колю застала еще бодреньким, скарлатина, казалось, прошла, и никому из нас в голову не приходило, что уже на счету последние часы ребенка. Заказали мы служить молебен о его выздоровлении. Когда его служили, Коля усердно молился сам и все просил давать ему целовать иконы. После молебна он чувствовал себя настолько хорошо, что священник не стал его причащать, несмотря на мою просьбу, говоря, что он здоров и причащать его нет надобности. Все мы повеселели. Кое-кто, закусив после молебна, лег отдыхать, заснул и мой муж. Я сидела у постельки Коли, далекая от мысли, что уже наступают последния его минуты. Вдруг он мне говорит: «Мамочка, когда я умру, вы меня обнесите вокруг церкви…» —«Что ты», —говорю, —«Бог с тобой, деточка! Мы еще с тобой, Бог даст, живы будем». —«И крестный скоро после меня пойдет за мной, » —продолжал, не слушая моего возражения, Коля. Потом, помолчав немного, и говорит: «Мамочка, прости меня». —«За что», — говорю, — «простить тебя, деточка?» —«За все за все прости, меня, мамочка!» —«Бог тебя простит, Колюсик», —отвечаю ему. —«Ты меня прости: я строга бывала с тобою». Так говорю, а у самой и мысли нет, что это мое последнее прощание с умирающим ребёнком нет, —возражает Коля, — «мне тебя не за что прощать. За все, за все благодарю тебя, миленькая мамочка!» Тут мне что-то жутко стало, я побудила мужа. «Вставай», —говорю, —Колюсик, кажется, умирает!» —«Что ты», —отвечает муж, —«ему лучше—он спит».
Коля в то время лежал с закрытыми глазами. На слова мужа он открыл глаза и с радостной улыбкой сказал: «Нет, я не сплю—я умираю. Молитесь за меня!» И стал молиться и креститься сам: «Пресвятая Троица, Спаси меня! Святитель Николай, Преподобный Сергий, Преподобный Серафим, молитесь за меня!.. Крестите меня! Помажьте меня маслицем! Молитесь за меня все!» И с этими словами кончилась на земле жизнь моего дорогого ненаглядного мальчика: личико расцветились улыбкой, и он умер. — И в первый раз возмутилось мое сердце едва не до ропота. Так было велико мое горе, что я и у постельки его, и у гробика не хотела мысли допустить, чтобы Господь решился отня
из дневников:
"В тот же день, когда у иконы «Споручницы грешных» мы познакомились с Верой, мы проходили с женой мимо заветных могил великих Оптинских старцев и, по обычаю, зашли им поклониться. Входим в часовенку над могилкой Старца Амвросия и застаем Веру и ее Сережу: Сережа выставил свои ручонки вперед, ладошки кверху и говорит: «Батюшка Амвросий, благослови!». В эту минуту мать ребенка нас заметила… «Это Тут мы с моим Сержиком так привыкли: ведь, батюшка-то Амвросий жив и невидимо здесь с нами присутствует — так надо же и благословения у него испросить, как у иеромонаха!» Я едва удержал слезы… На другой день я заходил к батюшке О. Анатолию в то время, когда он соборовал Веру с ея мальчиком. Кроме них соборовалось еще душ двенадцать Божьих рабов разного звания и состояния, собравшихся в Оптину с разных концов России. Надо было видеть, с какой серьезной сосредоточенной важностью пятилетний ребенок относился к таинству Елеосвящения! Вот так благодатные матери от молока своего начинают готовить душу дитяти к Царству Небесному! Не так ли благочестивые бояре Кирилл и Мария воспитывали душу того, кого Господь поставил светильником всея России, столпом Православия, —Преподобного Сергия?..
«Когда я бываю беременна, — говорила нам впоследствии по этому поводу Вера, —я часто причащаюсь и молюсь тому угоднику, чье имя мне хотелось бы дать будущему своему ребенку, если он родится его пола. На четвертый день Рождества 1905 года у меня скончался первенец мой, Николай, родившийся в субботу на Пасхе 1900 года. Когда я его носила еще под сердцем, — я молилась дивному Святителю Николаю, прося его принять под свое покровительство моего ребенка. Родился мальчик и был назван в честь Святителя. Вот этот, Сержик, родился на первый день Рождества Христова, в 1903 году. О нем я молилась Преподобному Сергию… С ним у меня произошло много странного по его рождении и, пожалуй, даже знаменательнаго. Родился он на восьмом месяце беременности. Крестины из-за его крестного пришлось отложить до Крещения Господня, обряд воцерковления пришелся на Сретение. И с именем его у меня произошло тоже нечто необычное, чего с другими моими детьми не бывало. Молилась я о нем Преподобному Сергию, а при молитве, когда меня батюшка спросил, какое бы я желала дать ребенку имя, у меня мысли раздвоились, и я ответила: «Скажу при крещении».
А произошло это оттого, что в том году состоялось прославление св. мощей преподобного Серафима, которому я всегда очень веровала. К могилке его я еще девушкой ходила пешком в Саров из своего города. А тут еще и первое движение ребенка я почувствовала в себе, как раз во время всенощной под 19-ое июля. И было мне все это в недоумение, и не знала я, как быть: назвать ли его Сергием, как ранее хотела, или же Серафимом? Стала я молиться, чтобы Господь открыл мне Свою волю: и в ночь под Крещение, когда были назначены крестины, я увидела сон, что, будто, я с моим новорожденным поехала в Троице-Сергиеву Лавру. Из этого я поняла, что Господу угодно дать моему мальчику имя преподобного Сергия. Это меня успокоило, тем более, что и батюшка Преп. Серафим очень любил великого этого Угодника Божия, и с его иконочкой и сам-то был во гроб положен…»
Я внимал этим милым речам, журчащим тихим ручейком живой воды святой детской веры, и в сердце моем стучались глаголы великого обетования Господня святой Его Церкви: «И врата адова не одолеют ее!». Не одолеют! Истинно, не одолеют, если даже и в такое, как наше, время у Церкви Божией могут быть еще подобные чада. И опять полилась вдохновенная речь Веры.
«Вам понравился мой Сержик? Что бы сказали Вы, если бы видели моего покойного Колю! Тот еще и на земле был уже небожитель… Уложила я как-то Колюсика своего спать вместе с детишками. Было около восьми часов вечера. Слышу, зовет он меня из спальни. «Что тебе, деточка?» —спрашиваю. А он сидит в своей кроватке и восторженно мне шепчет: «Мамочка моя, мамочка! Посмотри-ка, сколько тут Ангелов летает». —«Что ты, » — говорю, —«Колюсик! Где ты их видишь?» А у самой сердце так ходуном и ходит. «Да всюду, — шепчет, —мамочка, они кругом летают… Они мне сейчас головку помазали. Пощупай мою головку— видишь, она помазана!» Я ощупала головку: темечко мокрое, а вся головка сухая. Подумала, не бредит ли ребенок? Нет!жару нет, глазенки спокойные, радостные, но нелихорадочные: здоровенький, веселехонький, улыбается… Попробовала головки других детей—у всех сухонькие, и спят себе детки, не просыпаются. А он мне говорит: «Да как же ты, мамочка, не видишь Ангелов? Их тут так много… У меня, мамочка, и Спаситель сидел на постельке и говорил со мною». О чем говорил Господь ребенку, я не знаю. Или я не слыхал ничего об этом от рабы Божией Веры, или слышал, да не удержал в памяти: немудрено было захлебнуться в этом потоке нахлынувшей на нас живой веры, чудес ее, нарушивших, казалось, грань между земным и небесным… «Колюсик и смерть свою мне предсказал», — продолжала Вера, радуясь, что может излить свое сердце людям, внимающим ей открытой душой—«умер он на четвертый день Рождества Христова, а о своей смерти сказал мне в Сентябре. Подошел ко мне как-то раз мой мальчик да и говорит ни с того ни с сего: «Мамочка! Я скоро от Вас уйду». —«Куда, » —спрашиваю, —«деточка?» —«К Богу». —«Как же это будет? Кто тебе сказал об этом?» —«Я умру, мамочка!—сказал он, ласкаясь ко мне, —только вы, пожалуйста, не плачьте: я буду с Ангелами, и мне там очень хорошо будет». Сердце мое упало, но я сейчас же себя успокоила: можно ли, мол, придавать такое значение словам ребенка?! Но нет! Прошло немного времени, мой Колюсик опять среди игры ни с того ни с сего подходит, смотрю, ко мне и опять заводит речь о своей смерти, уговаривая меня не плакать, когда он умрет… «Мне там будет так хорошо, так хорошо, дорогая моя мамочка — все твердил, утешая меня, мой мальчик. И сколько я ни спрашивала его, откуда у него такие мысли и кто ему сказал об этом, он мне ответа не дал, как-то особенно искусно уклоняясь от этих вопросов…
Не об этом ли и говорил Спаситель маленькому Коле, когда у детской кроватки его летали небесные Ангелы?.. «А какой удивительный был этот ребенок, —продолжала Вера, —судите хотя бы по такому случаю. В нашем доме делал старик-плотник ворота и повредил себе нечаянно топором палец. Старец прибежал на кухню, где я была в то время, показывает мне свой палец, а кровь из него так и течет ручьем. В кухне был и Коля. Увидал он окровавленный палец плотника и с громким плачем кинулся бежать в столовую к иконе Пресвятой Троицы. Упал он на коленки перед иконою и, захлебываясь от слез, стал молиться: «Пресвятая Троица, исцели пальчик плотнику!» На эту молитву с плотником мы вошли в столовую, а Коля, не оглядываясь на нас, весь ушедший в молитву, продолжал со слезами твердить свое: «Пресвятая Троица, исцели пальчик плотнику!» Я пошла за лекарством и за перевязкой, а плотник остался в столовой. Возвращаюсь и вижу. Колюсик уже слазил в лампадку за маслом и масломъот иконы помазывает рану, а старик-плотник доверчиво держит перед ним свою пораненную руку и плачет оть умиления, приговаривая: «И что ж это за ребенок, что это за ребенок!» Я, думая, что он плачет от боли, говорю «Чего ты, старик, плачешь? На войне был, не плакал, а тут плачешь!» —«Ваш», —говорит, — «ребенок хоть кремень и тот заставит плакать!» И что же вы думаете? Ведь остановилось сразу кровотечение, и рана зажила без лекарств, с одной перевязки. Таков был общий любимец, мой Колюсик, дорогой несравненный мой мальчик… Перед Рождеством мой отчим, а его крестный, выпросил его у меня погостить в свою деревню. Коля был его любимец, и эта поездка стала для ребенка роковой: он там заболел скарлатиной и умер. О болезни Коли я получила известие через нарочного (тогда были повсеместные забастовки и посланной телеграммы мне не доставили, и я едва за сутки до его смерти успела застать в живых мое сокровище. Когда я с мужем приехала в деревню к отчиму, то Колю застала еще бодреньким, скарлатина, казалось, прошла, и никому из нас в голову не приходило, что уже на счету последние часы ребенка. Заказали мы служить молебен о его выздоровлении. Когда его служили, Коля усердно молился сам и все просил давать ему целовать иконы. После молебна он чувствовал себя настолько хорошо, что священник не стал его причащать, несмотря на мою просьбу, говоря, что он здоров и причащать его нет надобности. Все мы повеселели. Кое-кто, закусив после молебна, лег отдыхать, заснул и мой муж. Я сидела у постельки Коли, далекая от мысли, что уже наступают последния его минуты. Вдруг он мне говорит: «Мамочка, когда я умру, вы меня обнесите вокруг церкви…» —«Что ты», —говорю, —«Бог с тобой, деточка! Мы еще с тобой, Бог даст, живы будем». —«И крестный скоро после меня пойдет за мной, » —продолжал, не слушая моего возражения, Коля. Потом, помолчав немного, и говорит: «Мамочка, прости меня». —«За что», — говорю, — «простить тебя, деточка?» —«За все за все прости, меня, мамочка!» —«Бог тебя простит, Колюсик», —отвечаю ему. —«Ты меня прости: я строга бывала с тобою». Так говорю, а у самой и мысли нет, что это мое последнее прощание с умирающим ребёнком нет, —возражает Коля, — «мне тебя не за что прощать. За все, за все благодарю тебя, миленькая мамочка!» Тут мне что-то жутко стало, я побудила мужа. «Вставай», —говорю, —Колюсик, кажется, умирает!» —«Что ты», —отвечает муж, —«ему лучше—он спит».
Коля в то время лежал с закрытыми глазами. На слова мужа он открыл глаза и с радостной улыбкой сказал: «Нет, я не сплю—я умираю. Молитесь за меня!» И стал молиться и креститься сам: «Пресвятая Троица, Спаси меня! Святитель Николай, Преподобный Сергий, Преподобный Серафим, молитесь за меня!.. Крестите меня! Помажьте меня маслицем! Молитесь за меня все!» И с этими словами кончилась на земле жизнь моего дорогого ненаглядного мальчика: личико расцветились улыбкой, и он умер. — И в первый раз возмутилось мое сердце едва не до ропота. Так было велико мое горе, что я и у постельки его, и у гробика не хотела мысли допустить, чтобы Господь решился отня
Maternal Cry of Holy Russia, Princess Natalia Urusova. (five)
from diaries:
“On the same day, when we met Vera at the icon of the“ Sinister of the Sinners ”, we walked with my wife past the treasured graves of the great Optina Elders and, as usual, went to bow to them. We enter the chapel above the grave of Elder Ambrose and catch Vera and her Seryozha : Seryozha put his little hands forward, palms up and says: “Father Ambrose, bless!” At that moment the mother of the child noticed us ... “This is where my Serzhik and I got used to it: after all, father Ambrose is alive and invisible here with us is present - so it’s necessary to ask his blessings as well to the hieromonk’s! ”I could hardly hold back my tears ... The next day I went to Father O. Anatoly at the time when he was gathering Vera and her boy. Besides them, there were also collected souls of twelve God's slaves of different ranks and conditions, gathered in Optina from different the ends of Russia, it was necessary to see how serious the concentrated importance of a five-year-old child belonged to the sacrament of Blessed Sacrament! That's how blessed mothers from their milk begin to prepare the soul of a child for the Kingdom of Heaven! Did not the pious boyars Cyril and Mary educate the soul of the one whom the Lord placed as the lamp of all Russia, the pillar of Orthodoxy — Saint Sergius? ..
“When I am pregnant,” Vera subsequently told us about this, “I often partake of the communion and pray to the saint whose name I would like to give my unborn child if he is born of his sex. On the fourth day of Christmas in 1905, my firstborn, Nikolai, who was born on Saturday in Easter of 1900, passed away. When I still wore it under my heart, I prayed to the wondrous St. Nicholas, asking him to take my child under my protection. A boy was born and was named after the saint. This one, Serzhik, was born on the first day of Christmas, in 1903. I prayed for Rev. Sergius about him ... I had a lot of strange things happening to him by his birth and, perhaps, even significant. He was born in the eighth month of pregnancy. Christening because of his godfather had to be postponed until the Baptism, the rite of churching fell on the Meeting. And something unusual happened to him with his name, which did not happen to my other children. I prayed for him to Rev. Sergius, and during prayer, when the priest asked me what name I would like to give the child, my thoughts split, and I replied: “I will say at baptism.”
And this happened because in that year the glorification of St. the relics of St. Seraphim, whom I have always believed very much. To his grave, I was still a girl walking to Sarov from my city. And then there was the first movement of the child, I felt in myself, just during the all-night service on July 19th. And I was all perplexed, and I did not know what to do: did I call him Sergius, as I had previously wanted, or Seraphim? I began to pray that the Lord would reveal His will to me: and on the night of Baptism, when christenings were appointed, I had a dream that, as if I had gone to the Trinity Lavra with my newborn. From this I realized that the Lord is pleased to give my boy the name of St. Sergius. This reassured me, especially since Father Priest. Seraphim was very fond of the great God of this Yearbook, and with his icon he himself was put in a tomb ... "
I listened to these sweet speeches, the murmur of a quiet brook of living water of the holy children's faith, and in my heart the verbs of the great promise of the Lord to His holy Church were beating: “And the gates of hell will not prevail against it!” Do not beat! Verily, they will not prevail, even if in such a time as ours, the Church of God can still have such children. And again Vera's inspired speech poured.
“Did you like my Serge? What would you say if you saw my late Kolya! He also was already a celestial on earth ... I once laid my Kolyusik to sleep with the kids. It was about eight o’clock in the evening. I hear he calls me from the bedroom. “What do you want, baby?” I ask. And he sits in his bed and whispers enthusiastically to me: “My mom, mom! Look how many Angels are flying here. ” “What are you,” I say, “Kolyusik!” Where do you see them? ”And at the very heart, she walks like that. “Yes, everywhere,” whispers, “Mommy, they fly around ... They anointed my head now.” Feel my head — you see, it is anointed! ”I felt the head: it was wet and the whole head was dry. I thought if the child was raving? No, there’s no heat, little eyes are calm, joyful, but not feverish: healthy, cheerful, smiling ... I tried the heads of other children — everyone’s dry, and the children sleep, do not wake up. And he says to me: “But how can you, mommy, not see the Angels? There are so many of them ... I, Mummy, and the Savior sat on the bed and spoke with me. ” What the Lord spoke to the child, I do not know. Either I didn’t hear anything about this from the slave of God’s Faith, or I didn’t keep it in my memory: it was no wonder to drown in this stream of the living faith that surged in us, its wonders, which seemed to violate the line between the earthly and heavenly ... "Kolyusik and death predicted his own to me, ”Vera continued, rejoicing that she could pour out her heart to people
from diaries:
“On the same day, when we met Vera at the icon of the“ Sinister of the Sinners ”, we walked with my wife past the treasured graves of the great Optina Elders and, as usual, went to bow to them. We enter the chapel above the grave of Elder Ambrose and catch Vera and her Seryozha : Seryozha put his little hands forward, palms up and says: “Father Ambrose, bless!” At that moment the mother of the child noticed us ... “This is where my Serzhik and I got used to it: after all, father Ambrose is alive and invisible here with us is present - so it’s necessary to ask his blessings as well to the hieromonk’s! ”I could hardly hold back my tears ... The next day I went to Father O. Anatoly at the time when he was gathering Vera and her boy. Besides them, there were also collected souls of twelve God's slaves of different ranks and conditions, gathered in Optina from different the ends of Russia, it was necessary to see how serious the concentrated importance of a five-year-old child belonged to the sacrament of Blessed Sacrament! That's how blessed mothers from their milk begin to prepare the soul of a child for the Kingdom of Heaven! Did not the pious boyars Cyril and Mary educate the soul of the one whom the Lord placed as the lamp of all Russia, the pillar of Orthodoxy — Saint Sergius? ..
“When I am pregnant,” Vera subsequently told us about this, “I often partake of the communion and pray to the saint whose name I would like to give my unborn child if he is born of his sex. On the fourth day of Christmas in 1905, my firstborn, Nikolai, who was born on Saturday in Easter of 1900, passed away. When I still wore it under my heart, I prayed to the wondrous St. Nicholas, asking him to take my child under my protection. A boy was born and was named after the saint. This one, Serzhik, was born on the first day of Christmas, in 1903. I prayed for Rev. Sergius about him ... I had a lot of strange things happening to him by his birth and, perhaps, even significant. He was born in the eighth month of pregnancy. Christening because of his godfather had to be postponed until the Baptism, the rite of churching fell on the Meeting. And something unusual happened to him with his name, which did not happen to my other children. I prayed for him to Rev. Sergius, and during prayer, when the priest asked me what name I would like to give the child, my thoughts split, and I replied: “I will say at baptism.”
And this happened because in that year the glorification of St. the relics of St. Seraphim, whom I have always believed very much. To his grave, I was still a girl walking to Sarov from my city. And then there was the first movement of the child, I felt in myself, just during the all-night service on July 19th. And I was all perplexed, and I did not know what to do: did I call him Sergius, as I had previously wanted, or Seraphim? I began to pray that the Lord would reveal His will to me: and on the night of Baptism, when christenings were appointed, I had a dream that, as if I had gone to the Trinity Lavra with my newborn. From this I realized that the Lord is pleased to give my boy the name of St. Sergius. This reassured me, especially since Father Priest. Seraphim was very fond of the great God of this Yearbook, and with his icon he himself was put in a tomb ... "
I listened to these sweet speeches, the murmur of a quiet brook of living water of the holy children's faith, and in my heart the verbs of the great promise of the Lord to His holy Church were beating: “And the gates of hell will not prevail against it!” Do not beat! Verily, they will not prevail, even if in such a time as ours, the Church of God can still have such children. And again Vera's inspired speech poured.
“Did you like my Serge? What would you say if you saw my late Kolya! He also was already a celestial on earth ... I once laid my Kolyusik to sleep with the kids. It was about eight o’clock in the evening. I hear he calls me from the bedroom. “What do you want, baby?” I ask. And he sits in his bed and whispers enthusiastically to me: “My mom, mom! Look how many Angels are flying here. ” “What are you,” I say, “Kolyusik!” Where do you see them? ”And at the very heart, she walks like that. “Yes, everywhere,” whispers, “Mommy, they fly around ... They anointed my head now.” Feel my head — you see, it is anointed! ”I felt the head: it was wet and the whole head was dry. I thought if the child was raving? No, there’s no heat, little eyes are calm, joyful, but not feverish: healthy, cheerful, smiling ... I tried the heads of other children — everyone’s dry, and the children sleep, do not wake up. And he says to me: “But how can you, mommy, not see the Angels? There are so many of them ... I, Mummy, and the Savior sat on the bed and spoke with me. ” What the Lord spoke to the child, I do not know. Either I didn’t hear anything about this from the slave of God’s Faith, or I didn’t keep it in my memory: it was no wonder to drown in this stream of the living faith that surged in us, its wonders, which seemed to violate the line between the earthly and heavenly ... "Kolyusik and death predicted his own to me, ”Vera continued, rejoicing that she could pour out her heart to people
У записи 2 лайков,
0 репостов,
286 просмотров.
0 репостов,
286 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
