У меня появилась ещё одна любимая детская книга - она называется "Ветер в ивах" Кеннет Грэм :) Очень уютная, добрая, поэтичная, подходящая для отдыха и чтения детям и взрослым.
Отрывок из главы, когда друзья (водяная крыса Рэт и Крот) отправились на поиски пропавшего детёныша выдры, Портли, а встретили не только его, но и ещё кое-что...
"Привязав лодку к стволу старой ивы, друзья сошли на берег в этом тихом серебристом королевстве и терпеливо обыскали заросли кустарника, дуплистые деревья, ручьи, овражки, пересохшие русла весенних протоков. Снова вернувшись на борт и переправившись на противоположный берег, все то же проделали и там, а луна, спокойная и далекая в безоблачном небе, всячески старалась им помочь в их поисках, пока не настал ее час, и она нехотя не спустилась к земле и не оставила их, и таинственность снова не окутала реку и землю.
И тогда все стало медленно изменяться. Горизонт прояснился, поля и
деревья стали приобретать четкие очертания, и вид у них был уже немножечко другой, тайна стала от них отступать.
Неожиданно свистнула какая-то птица, и снова все замолкло. И возник
легкий ветерок и заставил шелестеть камыши и осоку. Дядюшка Рэт, который в этот раз правил лодкой, вдруг выпрямился и стал к чему-то жадно прислушиваться Крот, нежными прикосновениями к воде заставляя лодку медленно двигаться, чтобы можно было хорошенечко оглядеть берега, взглянул на него с любопытством.
— Исчезло! — воскликнул дядюшка Рэт, сгорбившись на сиденье. — Так
красиво, странно и необычно! Уж если это должно было так быстро кончиться, лучше бы этого и не слыхать вовсе! Во мне проснулась какая-то тоска, и кажется, ничего бы я больше в жизни не хотел, только слушать и слушать. Нет! Вот оно снова! — воскликнул он опять, настораживаясь.
Некоторое время он молчал как зачарованный.
— Опять исчезает, опять удаляется! О, Крот, какая красота! Веселая,
радостная мелодия, прекрасные звуки отдаленной свирели. Я и во сне никогда не слыхал такой музыки! Она зовет! Греби, греби, Крот! Эта музыка для нас, она нас призывает к себе!
Крот, впадая в величайшее изумление, подчинился,
— Я ничего не слышу, — сказал он. — Я слышу только, как ветер играет
в камышах, и в осоке, и в ивах. Рэт ничего не ответил, а может быть, и не
услышал, что сказал Крот. Восхищенный, он весь отдался восторгу, который заключил его, маленького, трепещущего, в свои сильные и мощные объятия.
Крот молчал и только непрерывно взмахивал веслами, и вскоре они
достигли того места, где с одной стороны от реки отделялась большая заводь.
Легким движением головы Рэт, который давно уже бросил заниматься лодкой, указал гребцу держать в сторону заводи. Медленный прилив света в небе все увеличивался и увеличивался, и можно было различить, какого цвета цветы, точно драгоценными камнями окаймлявшие берег.
— Все яснее и ближе! — радостно закричал дядюшка Рэт. — Ну,
теперь-то ты должен слышать. А! Наконец-то! Теперь я вижу, что и ты услыхал!
Крот перестал грести и замер, затаив дыхание, потому что и на него,
точно волной, пролилась мелодия, и окатила его, и завладела им совершенно.
Он увидал слезы на глазах своего друга и наклонил голову, сочувствуя и
понимая. Лодка скользила по воде, с берега их задевали розовые цветы
вербейника. И тогда отчетливый и властный призыв, который сопровождался опьяняющей мелодией, продиктовал свою волю Кроту, и он снова взялся за весла. А свет становился все ярче, но ни одна птица не пела, хотя они обычно щебечут перед приходом зари, и, кроме небесной этой мелодии, больше не было слышно ни единого звука.
Травы по обеим сторонам заводи в это утро казались какой-то особой, ни
с чем не сравнимой зелености и свежести. Никогда розы не казались им такими живыми, кипрей таким буйным, таволга такой сладкой и душистой. Затем бормотание плотины стало заполнять воздух, и они почувствовали, что приближаются к развязке своей экспедиции.
Полукружие белой пены, вспыхивающие лучи, блеск, сверкающие перепады зеленой воды — большая плотина перегораживала заводь от берега до берега, смущая всю спокойную поверхность маленькими вертящимися водоворотами и плывущими хлопьями пены, заглушая все другие звуки своим торжественным и умиротворяющим говором.
В самой середине потока, охваченный блистающим объятием плотины, бросил якорь малюсенький островок, окаймленный густыми зарослями ивняка, ольхи и серебристых березок. Тихий, застенчивый, но полный таинственного значения, он скрывал то, что таилось там, в середине, скрывал до тех пор, пока настанет час, а когда час наставал, то открывался только признанным и избранным.
Медленно, но нисколечко не раздумывая и не сомневаясь, в некотором
торжественном ожидании, оба зверя проплыли через встревоженную,
взбаламученную воду и причалили к самой кромочке острова, покрытой цветами.
Они молча сошли на берег и стали пробираться через цветущие, душистые травы и кустарник, туда, где земля была ровной, пока наконец не добрались до маленькой полянки, зеленой-зеленой, на которой самой Природой был разбит сад. Там росли дикие яблони, и дикие вишни, и терновник.
— Вот это место, о котором рассказывала музыка, — прошептал дядюшка
Рэт. — Здесь, здесь мы его встретим, того, который играл на свирели.
И тогда вдруг на Крота напал священный ужас, и он опустил голову, и
мускулы его стали точно тряпочные, а ноги вросли в землю. Это не был страх, нет, он был совершенно счастлив и спокоен. А просто, просто он почувствовал,
что где-то близко-близко здесь находится тот, который играл на свирели. Он оглянулся на своего друга и понял, что и он тоже находится в таком же
состоянии. А полные птиц кусты по-прежнему безмолвствовали, а заря все разгоралась.
Может, он и не решился бы поднять голову, но, хотя музыка уже стихла,
призыв все так же властно звучал внутри него. Он не мог не посмотреть, даже если бы сама смерть мгновенно справедливо его поразила за то, что он взглянул смертными глазами на сокровенное, что должно оставаться в тайне. Он послушался и поднял голову, и тогда в светлых лучах приближающейся зари, когда даже сама Природа, окрашенная невероятным розовым цветом, примолкла, затаив дыхание, он заглянул в глаза друга и помощника, того, который играл на свирели. Он ясно увидел кудри и крючковатый нос между добрыми глазами, которые смотрели на них ласково, а рот, спрятавшийся в бороде, приоткрылся в
полуулыбке, увидел руку возле широкой груди и другую руку, которая держала свирель, только что отведенную от губ, видел крепкие ноги, прочно опирающиеся на дерн, и угнездившегося между его ступнями крепко спящего в полном покое маленького, кругленького, толстенького детеныша Выдры. Все это он увидел своими глазами, совершенно отчетливо на фоне рассветного неба! Он все это увидел своими глазами и остался жив, а оставшись в живых, очень этому удивился.
— Рэт, — нашел он в себе силы прошептать, — ты боишься?
— Боюсь? — пробормотал он, и глаза его сияли несказанной любовью. —
Боюсь? Его? Да нет же, нет! И все-таки... Все-таки мне страшно, Крот!
И оба зверя склонились к земле в порыве благодарности.
Неожиданный и величественный, поднялся над горизонтом солнечный диск и взглянул на них. Его первые лучи, прострелившие насквозь заливной луг, плеснули светом в глаза и ослепили их. А когда они снова открыли глаза, видение исчезло, и воздух наполнился птичьими гимнами, славящими зарю.
И когда оба друга глядели пустым взглядом, погружаясь в печаль от того,
что они видели и тут же утратили, капризный легкий ветерок, танцуя, поднялся с поверхности воды, растрепал осины, тряхнул покрытые росой розы, легко и ласково дунул им в лицо, и с его легким прикосновением наступило забвение, потому что друг и помощник каждому, перед кем он предстал и кому помог, напоследок посылает еще один чудесный дар: способность забыть. Чтобы воспоминание о необычном не укоренилось и не разрасталось в душе, чтобы оно не затмевало радостей дальнейшей жизни для тех, кого он выручил из беды и кому помог, чтобы каждый оставался счастливым и беззаботным, как прежде:
Крот протер глаза и вытаращился на дядюшку Рэта, который в недоумении оглядывался вокруг.
— Ты что-то сказал, Рэт? — спросил он.
— Я только заметил, что это то самое место. Тут только мы его и сможем
найти. Погляди! А вот и малыш!
И с радостным возгласом он бросился к дремлющему Портли. А Крот еще минуточку постоял неподвижно, погруженный в свои мысли. Как тот, кого вдруг разбудили от хорошего сна, старается удержать его и не может ничего вспомнить, и не может вызвать в памяти ничего, кроме чувства красоты. Да, красоты. Пока и она в свою очередь не поблекнет, пока сам проснувшийся не поймет окончательно, что он проснулся и должен начать осознавать грубую действительность. Наконец Крот, поняв, что он не может удержать воспоминания, тряхнул головой и пошел вслед за дядюшкой Рэтом. Портли проснулся, издав радостный писк, и стал весь извиваться оттого, что видит близких друзей своего отца, которые так часто, бывало, играли с ним."
Отрывок из главы, когда друзья (водяная крыса Рэт и Крот) отправились на поиски пропавшего детёныша выдры, Портли, а встретили не только его, но и ещё кое-что...
"Привязав лодку к стволу старой ивы, друзья сошли на берег в этом тихом серебристом королевстве и терпеливо обыскали заросли кустарника, дуплистые деревья, ручьи, овражки, пересохшие русла весенних протоков. Снова вернувшись на борт и переправившись на противоположный берег, все то же проделали и там, а луна, спокойная и далекая в безоблачном небе, всячески старалась им помочь в их поисках, пока не настал ее час, и она нехотя не спустилась к земле и не оставила их, и таинственность снова не окутала реку и землю.
И тогда все стало медленно изменяться. Горизонт прояснился, поля и
деревья стали приобретать четкие очертания, и вид у них был уже немножечко другой, тайна стала от них отступать.
Неожиданно свистнула какая-то птица, и снова все замолкло. И возник
легкий ветерок и заставил шелестеть камыши и осоку. Дядюшка Рэт, который в этот раз правил лодкой, вдруг выпрямился и стал к чему-то жадно прислушиваться Крот, нежными прикосновениями к воде заставляя лодку медленно двигаться, чтобы можно было хорошенечко оглядеть берега, взглянул на него с любопытством.
— Исчезло! — воскликнул дядюшка Рэт, сгорбившись на сиденье. — Так
красиво, странно и необычно! Уж если это должно было так быстро кончиться, лучше бы этого и не слыхать вовсе! Во мне проснулась какая-то тоска, и кажется, ничего бы я больше в жизни не хотел, только слушать и слушать. Нет! Вот оно снова! — воскликнул он опять, настораживаясь.
Некоторое время он молчал как зачарованный.
— Опять исчезает, опять удаляется! О, Крот, какая красота! Веселая,
радостная мелодия, прекрасные звуки отдаленной свирели. Я и во сне никогда не слыхал такой музыки! Она зовет! Греби, греби, Крот! Эта музыка для нас, она нас призывает к себе!
Крот, впадая в величайшее изумление, подчинился,
— Я ничего не слышу, — сказал он. — Я слышу только, как ветер играет
в камышах, и в осоке, и в ивах. Рэт ничего не ответил, а может быть, и не
услышал, что сказал Крот. Восхищенный, он весь отдался восторгу, который заключил его, маленького, трепещущего, в свои сильные и мощные объятия.
Крот молчал и только непрерывно взмахивал веслами, и вскоре они
достигли того места, где с одной стороны от реки отделялась большая заводь.
Легким движением головы Рэт, который давно уже бросил заниматься лодкой, указал гребцу держать в сторону заводи. Медленный прилив света в небе все увеличивался и увеличивался, и можно было различить, какого цвета цветы, точно драгоценными камнями окаймлявшие берег.
— Все яснее и ближе! — радостно закричал дядюшка Рэт. — Ну,
теперь-то ты должен слышать. А! Наконец-то! Теперь я вижу, что и ты услыхал!
Крот перестал грести и замер, затаив дыхание, потому что и на него,
точно волной, пролилась мелодия, и окатила его, и завладела им совершенно.
Он увидал слезы на глазах своего друга и наклонил голову, сочувствуя и
понимая. Лодка скользила по воде, с берега их задевали розовые цветы
вербейника. И тогда отчетливый и властный призыв, который сопровождался опьяняющей мелодией, продиктовал свою волю Кроту, и он снова взялся за весла. А свет становился все ярче, но ни одна птица не пела, хотя они обычно щебечут перед приходом зари, и, кроме небесной этой мелодии, больше не было слышно ни единого звука.
Травы по обеим сторонам заводи в это утро казались какой-то особой, ни
с чем не сравнимой зелености и свежести. Никогда розы не казались им такими живыми, кипрей таким буйным, таволга такой сладкой и душистой. Затем бормотание плотины стало заполнять воздух, и они почувствовали, что приближаются к развязке своей экспедиции.
Полукружие белой пены, вспыхивающие лучи, блеск, сверкающие перепады зеленой воды — большая плотина перегораживала заводь от берега до берега, смущая всю спокойную поверхность маленькими вертящимися водоворотами и плывущими хлопьями пены, заглушая все другие звуки своим торжественным и умиротворяющим говором.
В самой середине потока, охваченный блистающим объятием плотины, бросил якорь малюсенький островок, окаймленный густыми зарослями ивняка, ольхи и серебристых березок. Тихий, застенчивый, но полный таинственного значения, он скрывал то, что таилось там, в середине, скрывал до тех пор, пока настанет час, а когда час наставал, то открывался только признанным и избранным.
Медленно, но нисколечко не раздумывая и не сомневаясь, в некотором
торжественном ожидании, оба зверя проплыли через встревоженную,
взбаламученную воду и причалили к самой кромочке острова, покрытой цветами.
Они молча сошли на берег и стали пробираться через цветущие, душистые травы и кустарник, туда, где земля была ровной, пока наконец не добрались до маленькой полянки, зеленой-зеленой, на которой самой Природой был разбит сад. Там росли дикие яблони, и дикие вишни, и терновник.
— Вот это место, о котором рассказывала музыка, — прошептал дядюшка
Рэт. — Здесь, здесь мы его встретим, того, который играл на свирели.
И тогда вдруг на Крота напал священный ужас, и он опустил голову, и
мускулы его стали точно тряпочные, а ноги вросли в землю. Это не был страх, нет, он был совершенно счастлив и спокоен. А просто, просто он почувствовал,
что где-то близко-близко здесь находится тот, который играл на свирели. Он оглянулся на своего друга и понял, что и он тоже находится в таком же
состоянии. А полные птиц кусты по-прежнему безмолвствовали, а заря все разгоралась.
Может, он и не решился бы поднять голову, но, хотя музыка уже стихла,
призыв все так же властно звучал внутри него. Он не мог не посмотреть, даже если бы сама смерть мгновенно справедливо его поразила за то, что он взглянул смертными глазами на сокровенное, что должно оставаться в тайне. Он послушался и поднял голову, и тогда в светлых лучах приближающейся зари, когда даже сама Природа, окрашенная невероятным розовым цветом, примолкла, затаив дыхание, он заглянул в глаза друга и помощника, того, который играл на свирели. Он ясно увидел кудри и крючковатый нос между добрыми глазами, которые смотрели на них ласково, а рот, спрятавшийся в бороде, приоткрылся в
полуулыбке, увидел руку возле широкой груди и другую руку, которая держала свирель, только что отведенную от губ, видел крепкие ноги, прочно опирающиеся на дерн, и угнездившегося между его ступнями крепко спящего в полном покое маленького, кругленького, толстенького детеныша Выдры. Все это он увидел своими глазами, совершенно отчетливо на фоне рассветного неба! Он все это увидел своими глазами и остался жив, а оставшись в живых, очень этому удивился.
— Рэт, — нашел он в себе силы прошептать, — ты боишься?
— Боюсь? — пробормотал он, и глаза его сияли несказанной любовью. —
Боюсь? Его? Да нет же, нет! И все-таки... Все-таки мне страшно, Крот!
И оба зверя склонились к земле в порыве благодарности.
Неожиданный и величественный, поднялся над горизонтом солнечный диск и взглянул на них. Его первые лучи, прострелившие насквозь заливной луг, плеснули светом в глаза и ослепили их. А когда они снова открыли глаза, видение исчезло, и воздух наполнился птичьими гимнами, славящими зарю.
И когда оба друга глядели пустым взглядом, погружаясь в печаль от того,
что они видели и тут же утратили, капризный легкий ветерок, танцуя, поднялся с поверхности воды, растрепал осины, тряхнул покрытые росой розы, легко и ласково дунул им в лицо, и с его легким прикосновением наступило забвение, потому что друг и помощник каждому, перед кем он предстал и кому помог, напоследок посылает еще один чудесный дар: способность забыть. Чтобы воспоминание о необычном не укоренилось и не разрасталось в душе, чтобы оно не затмевало радостей дальнейшей жизни для тех, кого он выручил из беды и кому помог, чтобы каждый оставался счастливым и беззаботным, как прежде:
Крот протер глаза и вытаращился на дядюшку Рэта, который в недоумении оглядывался вокруг.
— Ты что-то сказал, Рэт? — спросил он.
— Я только заметил, что это то самое место. Тут только мы его и сможем
найти. Погляди! А вот и малыш!
И с радостным возгласом он бросился к дремлющему Портли. А Крот еще минуточку постоял неподвижно, погруженный в свои мысли. Как тот, кого вдруг разбудили от хорошего сна, старается удержать его и не может ничего вспомнить, и не может вызвать в памяти ничего, кроме чувства красоты. Да, красоты. Пока и она в свою очередь не поблекнет, пока сам проснувшийся не поймет окончательно, что он проснулся и должен начать осознавать грубую действительность. Наконец Крот, поняв, что он не может удержать воспоминания, тряхнул головой и пошел вслед за дядюшкой Рэтом. Портли проснулся, издав радостный писк, и стал весь извиваться оттого, что видит близких друзей своего отца, которые так часто, бывало, играли с ним."
I got another favorite children's book - it is called "Wind in the Willows" by Kenneth Graham :) Very comfortable, kind, poetic, suitable for children and adults to relax and read.
An excerpt from the chapter when friends (water rat Rat and Mole) went in search of the missing otter cub, Portley, and met not only him, but also something else ...
“Having tied the boat to the trunk of an old willow, friends went ashore in this quiet silver kingdom and patiently searched the bushes, hollow trees, streams, ravines, dried up channels of the spring ducts. Having returned again to board and crossed to the opposite bank, they did the same and there, and the moon, calm and distant in a cloudless sky, tried its best to help them in their search until the time came, and she reluctantly went down to the earth and left them, and the mystery again enveloped the river and the earth.
And then everything began to change slowly. The horizon cleared, fields and
the trees began to take on a clear outline, and their look was already a little different, the secret began to recede from them.
Suddenly a bird whistled, and again everything fell silent. And arose
a light breeze made the reeds and sedge rustle. Uncle Rat, who this time ruled the boat, suddenly straightened up and began to eagerly listen to Mole, by gentle touches of the water making the boat move slowly so that you could look around the shore pretty well, looked at him with curiosity.
- Gone! Uncle Rat exclaimed, hunched over in the seat. - So
beautiful, strange and unusual! Well, if it was supposed to end so quickly, it would be better not to hear it at all! A longing awoke in me, and it seems that I wouldn’t want anything more in my life, just to listen and listen. Not! Here it is again! He exclaimed again, wary.
For a while he was silent as if enchanted.
- Again disappears, again removed! Oh Mole, what a beauty! Funny,
joyful melody, beautiful sounds of a distant pipe. I have never heard such music in a dream! She is calling! Row, row, Mole! This music is for us, it calls us to itself!
The mole, falling into utter amazement, obeyed,
“I can't hear anything,” he said. - I only hear the wind play
in the reeds, and in sedge, and in willows. Rat said nothing, and maybe not
heard what Mole said. Delighted, he surrendered himself to the rapture, which enclosed him, small, trembling, in his strong and powerful arms.
The mole was silent and only continuously waved the oars, and soon they
reached the place where, on one side of the river, a large backwater separated.
With a flick of his head, Rat, who had long since abandoned the boat, indicated the rower to keep the backwater. The slow tide of light in the sky grew and grew, and it was possible to distinguish what color the flowers were, like precious stones bordering the coast.
- Everything is clearer and closer! Cried Uncle Rat joyfully. - Well,
now you must hear. BUT! Finally! Now I see that you also heard!
The mole stopped rowing and froze, holding his breath, because on him,
like a wave, a melody spilled, and doused it, and completely took possession of it.
He saw tears in the eyes of his friend and bowed his head, sympathizing and
realizing. The boat glided along the water, pink flowers hit them from the shore
loosestrife. And then a distinct and powerful call, which was accompanied by an intoxicating melody, dictated his will to Mole, and he again took up the oars. And the light grew brighter, but not a single bird sang, although they usually chirped before the dawn arrived, and, except for this heavenly melody, not a single sound was heard anymore.
The grasses on either side of the backwater this morning seemed somehow special, neither
with which incomparable greenness and freshness. Never had roses seemed so alive to them, a fireweed so exuberant, a meadowsweet so sweet and fragrant. Then the mumble of the dam began to fill the air, and they felt that they were approaching the denouement of their expedition.
A semicircle of white foam, flashing rays, sparkle, sparkling drops of green water - a large dam blocked the backwater from coast to coast, confusing the entire calm surface with small swirling whirlpools and floating flakes of foam, drowning out all other sounds with its solemn and pacifying voice.
In the middle of the stream, embraced by the brilliant embrace of the dam, a tiny island anchored by dense thickets of willow, alder and silver birches dropped anchor. Quiet, shy, but full of mysterious significance, he hid what was hidden there in the middle, hid until the time was right, and when the time was right, he would only be revealed and chosen.
Slowly, but not in the least without hesitation and without doubt, in some
solemn expectation, both beasts sailed through alarmed,
agitated water and moored to the very edge of the island, covered with flowers.
They silently went ashore and began to make their way through flowering, fragrant grasses and shrubs, to where the land was flat, until they finally reached a small meadow, green-green, on which Nature itself had a garden. There grew wild me
An excerpt from the chapter when friends (water rat Rat and Mole) went in search of the missing otter cub, Portley, and met not only him, but also something else ...
“Having tied the boat to the trunk of an old willow, friends went ashore in this quiet silver kingdom and patiently searched the bushes, hollow trees, streams, ravines, dried up channels of the spring ducts. Having returned again to board and crossed to the opposite bank, they did the same and there, and the moon, calm and distant in a cloudless sky, tried its best to help them in their search until the time came, and she reluctantly went down to the earth and left them, and the mystery again enveloped the river and the earth.
And then everything began to change slowly. The horizon cleared, fields and
the trees began to take on a clear outline, and their look was already a little different, the secret began to recede from them.
Suddenly a bird whistled, and again everything fell silent. And arose
a light breeze made the reeds and sedge rustle. Uncle Rat, who this time ruled the boat, suddenly straightened up and began to eagerly listen to Mole, by gentle touches of the water making the boat move slowly so that you could look around the shore pretty well, looked at him with curiosity.
- Gone! Uncle Rat exclaimed, hunched over in the seat. - So
beautiful, strange and unusual! Well, if it was supposed to end so quickly, it would be better not to hear it at all! A longing awoke in me, and it seems that I wouldn’t want anything more in my life, just to listen and listen. Not! Here it is again! He exclaimed again, wary.
For a while he was silent as if enchanted.
- Again disappears, again removed! Oh Mole, what a beauty! Funny,
joyful melody, beautiful sounds of a distant pipe. I have never heard such music in a dream! She is calling! Row, row, Mole! This music is for us, it calls us to itself!
The mole, falling into utter amazement, obeyed,
“I can't hear anything,” he said. - I only hear the wind play
in the reeds, and in sedge, and in willows. Rat said nothing, and maybe not
heard what Mole said. Delighted, he surrendered himself to the rapture, which enclosed him, small, trembling, in his strong and powerful arms.
The mole was silent and only continuously waved the oars, and soon they
reached the place where, on one side of the river, a large backwater separated.
With a flick of his head, Rat, who had long since abandoned the boat, indicated the rower to keep the backwater. The slow tide of light in the sky grew and grew, and it was possible to distinguish what color the flowers were, like precious stones bordering the coast.
- Everything is clearer and closer! Cried Uncle Rat joyfully. - Well,
now you must hear. BUT! Finally! Now I see that you also heard!
The mole stopped rowing and froze, holding his breath, because on him,
like a wave, a melody spilled, and doused it, and completely took possession of it.
He saw tears in the eyes of his friend and bowed his head, sympathizing and
realizing. The boat glided along the water, pink flowers hit them from the shore
loosestrife. And then a distinct and powerful call, which was accompanied by an intoxicating melody, dictated his will to Mole, and he again took up the oars. And the light grew brighter, but not a single bird sang, although they usually chirped before the dawn arrived, and, except for this heavenly melody, not a single sound was heard anymore.
The grasses on either side of the backwater this morning seemed somehow special, neither
with which incomparable greenness and freshness. Never had roses seemed so alive to them, a fireweed so exuberant, a meadowsweet so sweet and fragrant. Then the mumble of the dam began to fill the air, and they felt that they were approaching the denouement of their expedition.
A semicircle of white foam, flashing rays, sparkle, sparkling drops of green water - a large dam blocked the backwater from coast to coast, confusing the entire calm surface with small swirling whirlpools and floating flakes of foam, drowning out all other sounds with its solemn and pacifying voice.
In the middle of the stream, embraced by the brilliant embrace of the dam, a tiny island anchored by dense thickets of willow, alder and silver birches dropped anchor. Quiet, shy, but full of mysterious significance, he hid what was hidden there in the middle, hid until the time was right, and when the time was right, he would only be revealed and chosen.
Slowly, but not in the least without hesitation and without doubt, in some
solemn expectation, both beasts sailed through alarmed,
agitated water and moored to the very edge of the island, covered with flowers.
They silently went ashore and began to make their way through flowering, fragrant grasses and shrubs, to where the land was flat, until they finally reached a small meadow, green-green, on which Nature itself had a garden. There grew wild me
У записи 10 лайков,
1 репостов,
465 просмотров.
1 репостов,
465 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
