Вопрос:
В западном христианстве существует понятие чистилища, которого нет в восточном Христианстве, но в некоторых православных книгах последних лет, посвященных загробной жизни, есть такое понятие как «неразрешенное состояние души». Оно трактуется примерно так же?
Ответ:
В ПРАВОСЛАВНОМ церковном предании такого понятия нет. Думаю, что так называемое «неразрешенное состояние души», скорее, чье-то частное мнение, не находящее в общем богословии безусловного приятия.
Православие и Католичество по-разному понимают загробное состояние души человека. Это связано с более широким различием, касающимся учения о спасении. Православная Церковь считает, что душа усопшего, в меру исполнения слов Иисуса Христа в чем застану, в том и сужу, сподобляется принять одно из двух состояний: либо блаженства, либо осуждения, хотя до Страшного суда ни то ни другое состояние не окончательное. При этом суд Божий — это не формальное взвешивание суммы доброделания или греховных поступков человека, а выявление в нем его внутреннего самоопределения, его подлинного итога жизни, с которым он пришел к ее рубежу.
Католическая же традиция учения о спасении исходит из другого. В католическом миропонимании спасение человека возможно благодаря удовлетворению, принесенному правде Божией. Конечно, католики, как и все христиане, верят, что без жертвы Христа такого полного удовлетворения сам человек принести не может. Но они считают, что для спасения человеку необходимо за меру совершенных им грехов принести на суд Божий меру совершенного доброделания. Соответственно, получается три типа возможных жизненных итогов: тем, у кого совокупность их доброделания или страданий, понесенных за Христа, превышает совокупность греховных поступков и навыков, уготовано блаженство; тем, кто не раскаялся в тяжелых, смертных грехах, кто не пробудился к жизни в вере, предназначено место вечного осуждения; а тем, кто и желал бы не нарушать заповеди, но так или иначе постоянно грешил и не особенно радел о том, чтобы совершенное покрыть подвигом раскаяния, определено после смерти попасть в чистилище, где предстоит за грехи очиститься наказанием, которое на земле понести было не дано. Вот такого, можно сказать юридического, подхода к делу спасения человека в православной традиции нет.
В Православии спасение понимается онтологически, сущностно, по внутреннему самоопределению человека на пороге смерти. Кроме того, в нашей Церкви есть понятие мытарств. Если перевести это слово на современный язык, то оно означает «таможенная застава», «таможенный пост». Когда душа разлучается с телом, она проходит такие мытарства такие заставы, где ей предъявляются самые характерны и самые общие для всех нас греховные страсти. При этом человеку дается увидеть, как он, теперь уже окончательно, определился по отношению к ним. Попрал ли он в своей жизни, к примеру, страсть к стяжанию, не дал ей расцвести колючим кактусом, или она заполонила в нем душу (когда души-то уже и не видно, как у Плюшкина), сделала врагом всех — не приступись к нему никто? Оказался ли он побежден сребролюбием, чревоугодием, гордостью, тщеславием, срамными плотскими похотями? Что в человеке возобладало? И он, то есть душа его, в первый раз видит это так, как есть на самом деле, а не так, как до того представлялось. Предположим, кто-то, кто считался душой общества, к кому все стремились, с кем было легко и кто сам был открыт нуждам и заботам других, вдруг понимает, что за всем этим стояло упивание тем вниманием и почитанием, которое ему оказывалось, тщеславное довольство оттого, что он был в центре жизни стольких людей, ради чего действительно шел на иные траты и даже на некоторое самостеснение. И то, что тогда было подлинным побуждением, теперь обнажится и станет явью. И уже после такого прохождения мытарств душа будет пребывать или в состоянии блаженства или в сотоянии осуждения.
Последнее не окончательно, ибо мы верим, что молитвами других членов Церкви, органически связанных между собой как некое целое, духовный изъян одного может быть восполнен любовью других, как и вообще благодать Божия «немощное врачует, оскудевающее восполяет»
(из молитвы при хиротонии священника). Но, безусловно, это только в том случае, если в оскудении есть хоть какой-то росток, жаждущий восполнения пустоты, а в немощи есть хоть какой-то порыв эту немощь преодолеть. Однако это никоим образом не согласуется с католическим понятием чистилища как определенного рода предварительного испытания или наказания, которое должны перенести души перед своим пребыванием в раю. (Протоиерей Максим Козлов)
Из книги «400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни». Издание сретенского монастыря, 2004 г.
В западном христианстве существует понятие чистилища, которого нет в восточном Христианстве, но в некоторых православных книгах последних лет, посвященных загробной жизни, есть такое понятие как «неразрешенное состояние души». Оно трактуется примерно так же?
Ответ:
В ПРАВОСЛАВНОМ церковном предании такого понятия нет. Думаю, что так называемое «неразрешенное состояние души», скорее, чье-то частное мнение, не находящее в общем богословии безусловного приятия.
Православие и Католичество по-разному понимают загробное состояние души человека. Это связано с более широким различием, касающимся учения о спасении. Православная Церковь считает, что душа усопшего, в меру исполнения слов Иисуса Христа в чем застану, в том и сужу, сподобляется принять одно из двух состояний: либо блаженства, либо осуждения, хотя до Страшного суда ни то ни другое состояние не окончательное. При этом суд Божий — это не формальное взвешивание суммы доброделания или греховных поступков человека, а выявление в нем его внутреннего самоопределения, его подлинного итога жизни, с которым он пришел к ее рубежу.
Католическая же традиция учения о спасении исходит из другого. В католическом миропонимании спасение человека возможно благодаря удовлетворению, принесенному правде Божией. Конечно, католики, как и все христиане, верят, что без жертвы Христа такого полного удовлетворения сам человек принести не может. Но они считают, что для спасения человеку необходимо за меру совершенных им грехов принести на суд Божий меру совершенного доброделания. Соответственно, получается три типа возможных жизненных итогов: тем, у кого совокупность их доброделания или страданий, понесенных за Христа, превышает совокупность греховных поступков и навыков, уготовано блаженство; тем, кто не раскаялся в тяжелых, смертных грехах, кто не пробудился к жизни в вере, предназначено место вечного осуждения; а тем, кто и желал бы не нарушать заповеди, но так или иначе постоянно грешил и не особенно радел о том, чтобы совершенное покрыть подвигом раскаяния, определено после смерти попасть в чистилище, где предстоит за грехи очиститься наказанием, которое на земле понести было не дано. Вот такого, можно сказать юридического, подхода к делу спасения человека в православной традиции нет.
В Православии спасение понимается онтологически, сущностно, по внутреннему самоопределению человека на пороге смерти. Кроме того, в нашей Церкви есть понятие мытарств. Если перевести это слово на современный язык, то оно означает «таможенная застава», «таможенный пост». Когда душа разлучается с телом, она проходит такие мытарства такие заставы, где ей предъявляются самые характерны и самые общие для всех нас греховные страсти. При этом человеку дается увидеть, как он, теперь уже окончательно, определился по отношению к ним. Попрал ли он в своей жизни, к примеру, страсть к стяжанию, не дал ей расцвести колючим кактусом, или она заполонила в нем душу (когда души-то уже и не видно, как у Плюшкина), сделала врагом всех — не приступись к нему никто? Оказался ли он побежден сребролюбием, чревоугодием, гордостью, тщеславием, срамными плотскими похотями? Что в человеке возобладало? И он, то есть душа его, в первый раз видит это так, как есть на самом деле, а не так, как до того представлялось. Предположим, кто-то, кто считался душой общества, к кому все стремились, с кем было легко и кто сам был открыт нуждам и заботам других, вдруг понимает, что за всем этим стояло упивание тем вниманием и почитанием, которое ему оказывалось, тщеславное довольство оттого, что он был в центре жизни стольких людей, ради чего действительно шел на иные траты и даже на некоторое самостеснение. И то, что тогда было подлинным побуждением, теперь обнажится и станет явью. И уже после такого прохождения мытарств душа будет пребывать или в состоянии блаженства или в сотоянии осуждения.
Последнее не окончательно, ибо мы верим, что молитвами других членов Церкви, органически связанных между собой как некое целое, духовный изъян одного может быть восполнен любовью других, как и вообще благодать Божия «немощное врачует, оскудевающее восполяет»
(из молитвы при хиротонии священника). Но, безусловно, это только в том случае, если в оскудении есть хоть какой-то росток, жаждущий восполнения пустоты, а в немощи есть хоть какой-то порыв эту немощь преодолеть. Однако это никоим образом не согласуется с католическим понятием чистилища как определенного рода предварительного испытания или наказания, которое должны перенести души перед своим пребыванием в раю. (Протоиерей Максим Козлов)
Из книги «400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни». Издание сретенского монастыря, 2004 г.
Question:
In Western Christianity, there is a concept of purgatory, which is not in Eastern Christianity, but in some Orthodox books of recent years devoted to the afterlife, there is such a thing as an "unresolved state of mind." Is it treated the same way?
Answer:
There is no such concept in the Orthodox Church tradition. I think that the so-called “unresolved state of mind” is rather someone’s private opinion that does not find unconditional acceptance in general theology.
Orthodoxy and the Catholic Church differently understand the afterlife state of the human soul. This is due to the wider difference regarding the doctrine of salvation. The Orthodox Church believes that the soul of the deceased, to the extent that Jesus Christ’s words are fulfilled, in which I judge, is able to accept one of two states: either bliss or condemnation, although before the Last Judgment either state is not final. Moreover, the judgment of God is not a formal weighing of the amount of a person’s good deeds or sinful acts, but the revealing in him of his internal self-determination, his true result of life, with which he came to her border.
The Catholic tradition of the doctrine of salvation comes from another. In the Catholic worldview, human salvation is possible thanks to the satisfaction brought to the truth of God. Of course, Catholics, like all Christians, believe that without the sacrifice of Christ man himself cannot bring such complete satisfaction. But they believe that for salvation a person must, for the measure of their sins, bring to the judgment of God the measure of perfect goodness. Accordingly, three types of possible life outcomes are obtained: for those who have the totality of their good deeds or suffering suffered for Christ, exceeds the totality of sinful acts and skills, bliss is prepared; those who have not repented of grave, mortal sins, who have not awakened to life in faith, have a place of eternal condemnation; and for those who would like not to violate the commandments, but one way or another constantly sinned and didn’t particularly care about what was perfect to cover the feat of repentance, it’s determined to go to purgatory after death, where it is necessary to be cleansed of sins by a punishment that was not incurred on earth given. There is no such, one might say legal, approach to the cause of saving a person in the Orthodox tradition.
In Orthodoxy, salvation is understood ontologically, essentially, by the internal self-determination of a person on the verge of death. In addition, in our Church there is a concept of ordeals. If you translate this word into modern language, it means "customs post", "customs post". When the soul is separated from the body, it goes through such ordeals such outposts where it is presented with the most characteristic and most common sinful passions for all of us. At the same time, a person is given the opportunity to see how he, now finally, determined in relation to them. Did he trample in his life, for example, a passion for acquisitions, prevented her from blooming with a thorny cactus, or did she fill her soul (when her souls are no longer visible, like Plyushkin’s), made everyone an enemy - don’t attack him no one? Was he defeated by love of money, gluttony, pride, vanity, shameful carnal lusts? What prevailed in man? And he, that is, his soul, for the first time sees it as it really is, and not as it was before. Suppose someone who was considered the soul of society, whom everyone aspired to, with whom it was easy, and who was open to the needs and concerns of others, suddenly realizes that behind all this was the revelation of the attention and reverence that appeared to him, the vain contentment because he was in the center of the life of so many people, for which he really went for other expenses and even for some self-restraint. And what was then a genuine impulse will now be exposed and become a reality. And already after such a passage through ordeals, the soul will remain either in a state of bliss or in the state of condemnation.
The latter is not final, for we believe that through the prayers of other members of the Church, organically interconnected as a whole, the spiritual flaw of one can be filled with the love of others, as well as the grace of God in general “the weak heals, the impoverished heals”
(from prayer at the consecration of the priest). But, of course, this is only if there is at least some germ in impoverishment craving to fill the void, and in weakness there is at least some impulse to overcome this weakness. However, this is in no way consistent with the Catholic concept of purgatory as a certain kind of preliminary test or punishment, which souls must endure before their stay in paradise. (Archpriest Maxim Kozlov)
From the book "400 Questions and Answers about Faith, the Church, and Christian Life." Edition of the Sretensky Monastery, 2004
In Western Christianity, there is a concept of purgatory, which is not in Eastern Christianity, but in some Orthodox books of recent years devoted to the afterlife, there is such a thing as an "unresolved state of mind." Is it treated the same way?
Answer:
There is no such concept in the Orthodox Church tradition. I think that the so-called “unresolved state of mind” is rather someone’s private opinion that does not find unconditional acceptance in general theology.
Orthodoxy and the Catholic Church differently understand the afterlife state of the human soul. This is due to the wider difference regarding the doctrine of salvation. The Orthodox Church believes that the soul of the deceased, to the extent that Jesus Christ’s words are fulfilled, in which I judge, is able to accept one of two states: either bliss or condemnation, although before the Last Judgment either state is not final. Moreover, the judgment of God is not a formal weighing of the amount of a person’s good deeds or sinful acts, but the revealing in him of his internal self-determination, his true result of life, with which he came to her border.
The Catholic tradition of the doctrine of salvation comes from another. In the Catholic worldview, human salvation is possible thanks to the satisfaction brought to the truth of God. Of course, Catholics, like all Christians, believe that without the sacrifice of Christ man himself cannot bring such complete satisfaction. But they believe that for salvation a person must, for the measure of their sins, bring to the judgment of God the measure of perfect goodness. Accordingly, three types of possible life outcomes are obtained: for those who have the totality of their good deeds or suffering suffered for Christ, exceeds the totality of sinful acts and skills, bliss is prepared; those who have not repented of grave, mortal sins, who have not awakened to life in faith, have a place of eternal condemnation; and for those who would like not to violate the commandments, but one way or another constantly sinned and didn’t particularly care about what was perfect to cover the feat of repentance, it’s determined to go to purgatory after death, where it is necessary to be cleansed of sins by a punishment that was not incurred on earth given. There is no such, one might say legal, approach to the cause of saving a person in the Orthodox tradition.
In Orthodoxy, salvation is understood ontologically, essentially, by the internal self-determination of a person on the verge of death. In addition, in our Church there is a concept of ordeals. If you translate this word into modern language, it means "customs post", "customs post". When the soul is separated from the body, it goes through such ordeals such outposts where it is presented with the most characteristic and most common sinful passions for all of us. At the same time, a person is given the opportunity to see how he, now finally, determined in relation to them. Did he trample in his life, for example, a passion for acquisitions, prevented her from blooming with a thorny cactus, or did she fill her soul (when her souls are no longer visible, like Plyushkin’s), made everyone an enemy - don’t attack him no one? Was he defeated by love of money, gluttony, pride, vanity, shameful carnal lusts? What prevailed in man? And he, that is, his soul, for the first time sees it as it really is, and not as it was before. Suppose someone who was considered the soul of society, whom everyone aspired to, with whom it was easy, and who was open to the needs and concerns of others, suddenly realizes that behind all this was the revelation of the attention and reverence that appeared to him, the vain contentment because he was in the center of the life of so many people, for which he really went for other expenses and even for some self-restraint. And what was then a genuine impulse will now be exposed and become a reality. And already after such a passage through ordeals, the soul will remain either in a state of bliss or in the state of condemnation.
The latter is not final, for we believe that through the prayers of other members of the Church, organically interconnected as a whole, the spiritual flaw of one can be filled with the love of others, as well as the grace of God in general “the weak heals, the impoverished heals”
(from prayer at the consecration of the priest). But, of course, this is only if there is at least some germ in impoverishment craving to fill the void, and in weakness there is at least some impulse to overcome this weakness. However, this is in no way consistent with the Catholic concept of purgatory as a certain kind of preliminary test or punishment, which souls must endure before their stay in paradise. (Archpriest Maxim Kozlov)
From the book "400 Questions and Answers about Faith, the Church, and Christian Life." Edition of the Sretensky Monastery, 2004
У записи 10 лайков,
0 репостов,
256 просмотров.
0 репостов,
256 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
