Однажды спортивное начальство Игоря вызвали в органы и показали досье на капитана сборной МГУ Рослякова. Игоря после этого с капитанов сняли. И все же до поры ему везло — страной тогда руководили безбожники, поклонявшиеся идолу по имени «спорт». И знаменитым спортсменам прощалось то, чего не прощали простым смертным. А Игорь был знаменит.
Газеты печатали его фотографии, называя игроком номер один. Вспоминается, что стало неловко при виде фотографии в «Известиях» — обнаженный торс спортсмена без нательного креста на груди. «Да нет, Игорь с крестом, — возразили члены команды. — Просто на соревнованиях он его прятал под шапочку». Приходилось прятаться, скрывая веру. И в Покаянном каноне послушника Игоря, написанном сразу после ухода из мира, есть горькие строки об этом вынужденном внешнем отречении: «Оставив свет истины, незаметно стою во тьме, яко Петр, страха ради, творю огнь мудрования своего…» И дальше: «Греюся огнем страстей своих, во дворех чуждих обретаюся, окаянный». Отречение апостола Петра, скрывающего свою веру у костра во дворе претории — это почти сквозной образ многих стихир, а иначе — образ жизни тех лет.
***
За веру в Бога могли лишить и куска хлеба и свободы. Но православие уже стало для Игоря смыслом жизни, и он не давал себе послабления Великим постом даже со скидкой на чемпионат Европы. Вспоминают, что на чемпионатах спортсменов кормили в основном изобильной мясной пищей, а Игорь довольствовался в пост хлебом с чаем, радуясь, если в меню есть гречневая каша. Вот запись из его дневника: «14–19 апреля 1988 г. Тбилиси. Пять игр. Пост. Познал опытно слова Давида: колени мои изнемогли от поста, а тело мое лишилось тука. Господи, спаси и сохрани!»
Рассказывает мастер спорта Андрей Янков: «На зарубежных играх команду осаждали поклонницы, и после игр мы шли в бар потанцевать с девушками или смотрели телевизор. А Игорь сидел один в своем номере, читал или слушал по кассетнику православную музыку.
Кажется, в Венгрии мы жили в одном номере. „Игорь, — говорю, — а как бы почитать этих „врагов народа“?“ Он тут же достал из-под подушки и дал мне уж не помню какую книгу. „А как бы, — говорю, — провезти это домой и дать почитать нашим?“ — „А вот так“, — отвечает. Снял с книги обложку, сжег ее в ванной, а текст вложил в корочки книги типа „Учебник тренера“. В общем, по-всякому прятали и провозили. Игорь себе тогда Библию за границей купил и тайно провез — это ведь запрещалось».
А мать о. Василия вспоминает, как сын привез ей из Чехословакии четыре фужера в подарок. «Да ведь шесть положено», — сказала она сыну, — «Денег не хватило», — ответил он, доставая из дорожной сумки писанную на ткани икону Пресвятой Троицы. Ткань при досмотре на таможне сквозь сумку не прощупывалась, а от киота, как ни жаль, пришлось отказаться.
В зарубежных поездках команду сопровождали люди из органов, и досье на православного спортсмена росло. Когда в 1986 году должен был состояться чемпионат по ватерполо в Канаде, то к общему изумлению игрока номер один не включили в сборную страны по причине: «невыездной». Мать вспоминает, что сын тогда две недели пролежал в своей комнате, отвернувшись лицом к стене. Это был момент выбора — православие или карьера и громкое имя не только в спорте, но и в журналистике. А журналист он был одаренный, и как раз в ту пору его пригласили на работу в «Литературную газету» и в «Комсомольскую правду». От этих лестных, как считалось тогда, предложений он отказался наотрез, сказав другу: «Я знаю, как там пишут, и не хочу лгать». Отныне он писал только в стол, довольствуясь весьма скромным заработком за участие в периферийных турнирах. Словом, в выборе — крест или хлеб, он выбрал крест.
Годы гонений породили не только исповедников, но и околоцерковных диссидентов, столь увлеченных борьбой с КГБ, что поиск «гэбэшников» теперь уже в Церкви стал для них, похоже, смыслом всей жизни. Скучно им с Богом — без митингов скучно. Покойный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) еще в годы гонений предупреждал о великой опасности, когда борьба со злом вовлекает человека в поток зла.
Господь хранил о. Василия от этой опасности, и само его обращение к Богу произошло в семье с той высокой православной культурой, что складывается не только из личного духовного опыта, но из потомственного опыта поколений, послуживших нашей Церкви в монашеском и священническом чине. Вспоминают, что еще в миру Игорь говорил: «Я люблю, чтобы мною руководили». И Господь дал ему такого руководителя — старшего преподавателя факультета журналистики МГУ Тамару Владимировну Черменскую. Они подружились, и вскоре далекий еще от Бога студент-второкурсник стал своим человеком в этой православной семье.
***
Первой перемены в сыне заметила мать. У него вдруг резко изменился вкус. Он давно уже ревностно собирал домашнюю библиотеку и выстаивал долгие очереди за подпиской на классиков, радуясь, что купил полное собрание сочинений Льва Толстого. А тут, к возмущению матери, он вдруг вынес все его книги из дома, сказав: «Мама, да он же еретик!» А на опустевшее место в книжном шкафу вскоре встало собрание сочинений святителя Игнатия Брянчанинова, правда, в ксерокопиях. И все-таки в семье Тамары Владимировны никто не смог ответить на вопрос, как и когда Игорь стал верующим. А чтобы понять, почему так непрост вопрос о вере, приведем один разговор с о. Василием уже в Оптиной пустыни. Одна прихожанка пожаловалась ему, что не успевает вычитать утреннее правило, потому что надо накормить и отправить сына в школу, а там уже и самой бежать на работу. Он молча выслушал ее и вдруг сказал волнуясь: «А достойны ли мы произнести само имя Господа?» Ответ был ясен — недостойны. И сколько же мы грешим в разговорах, поминая имя Божие всуе! Так вот, в семье Тамары Владимировны не говорили о православии, но дышали им. Духовником семьи был в свое время ссыльный святитель Лука (Войно-Ясенецкий), и жизнь дала им такие примеры мученичества за Христа, рядом с которыми обмирает душа, спрашивая себя: а в вере ли мы? Вот дивный промысл Божий — с самого начала Господь ввел будущего новомученика Василия Оптинского в ту среду, где знали о мученичестве из опыта, а не из книг.
(Нина Павлова "Пасха Красная")
Газеты печатали его фотографии, называя игроком номер один. Вспоминается, что стало неловко при виде фотографии в «Известиях» — обнаженный торс спортсмена без нательного креста на груди. «Да нет, Игорь с крестом, — возразили члены команды. — Просто на соревнованиях он его прятал под шапочку». Приходилось прятаться, скрывая веру. И в Покаянном каноне послушника Игоря, написанном сразу после ухода из мира, есть горькие строки об этом вынужденном внешнем отречении: «Оставив свет истины, незаметно стою во тьме, яко Петр, страха ради, творю огнь мудрования своего…» И дальше: «Греюся огнем страстей своих, во дворех чуждих обретаюся, окаянный». Отречение апостола Петра, скрывающего свою веру у костра во дворе претории — это почти сквозной образ многих стихир, а иначе — образ жизни тех лет.
***
За веру в Бога могли лишить и куска хлеба и свободы. Но православие уже стало для Игоря смыслом жизни, и он не давал себе послабления Великим постом даже со скидкой на чемпионат Европы. Вспоминают, что на чемпионатах спортсменов кормили в основном изобильной мясной пищей, а Игорь довольствовался в пост хлебом с чаем, радуясь, если в меню есть гречневая каша. Вот запись из его дневника: «14–19 апреля 1988 г. Тбилиси. Пять игр. Пост. Познал опытно слова Давида: колени мои изнемогли от поста, а тело мое лишилось тука. Господи, спаси и сохрани!»
Рассказывает мастер спорта Андрей Янков: «На зарубежных играх команду осаждали поклонницы, и после игр мы шли в бар потанцевать с девушками или смотрели телевизор. А Игорь сидел один в своем номере, читал или слушал по кассетнику православную музыку.
Кажется, в Венгрии мы жили в одном номере. „Игорь, — говорю, — а как бы почитать этих „врагов народа“?“ Он тут же достал из-под подушки и дал мне уж не помню какую книгу. „А как бы, — говорю, — провезти это домой и дать почитать нашим?“ — „А вот так“, — отвечает. Снял с книги обложку, сжег ее в ванной, а текст вложил в корочки книги типа „Учебник тренера“. В общем, по-всякому прятали и провозили. Игорь себе тогда Библию за границей купил и тайно провез — это ведь запрещалось».
А мать о. Василия вспоминает, как сын привез ей из Чехословакии четыре фужера в подарок. «Да ведь шесть положено», — сказала она сыну, — «Денег не хватило», — ответил он, доставая из дорожной сумки писанную на ткани икону Пресвятой Троицы. Ткань при досмотре на таможне сквозь сумку не прощупывалась, а от киота, как ни жаль, пришлось отказаться.
В зарубежных поездках команду сопровождали люди из органов, и досье на православного спортсмена росло. Когда в 1986 году должен был состояться чемпионат по ватерполо в Канаде, то к общему изумлению игрока номер один не включили в сборную страны по причине: «невыездной». Мать вспоминает, что сын тогда две недели пролежал в своей комнате, отвернувшись лицом к стене. Это был момент выбора — православие или карьера и громкое имя не только в спорте, но и в журналистике. А журналист он был одаренный, и как раз в ту пору его пригласили на работу в «Литературную газету» и в «Комсомольскую правду». От этих лестных, как считалось тогда, предложений он отказался наотрез, сказав другу: «Я знаю, как там пишут, и не хочу лгать». Отныне он писал только в стол, довольствуясь весьма скромным заработком за участие в периферийных турнирах. Словом, в выборе — крест или хлеб, он выбрал крест.
Годы гонений породили не только исповедников, но и околоцерковных диссидентов, столь увлеченных борьбой с КГБ, что поиск «гэбэшников» теперь уже в Церкви стал для них, похоже, смыслом всей жизни. Скучно им с Богом — без митингов скучно. Покойный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) еще в годы гонений предупреждал о великой опасности, когда борьба со злом вовлекает человека в поток зла.
Господь хранил о. Василия от этой опасности, и само его обращение к Богу произошло в семье с той высокой православной культурой, что складывается не только из личного духовного опыта, но из потомственного опыта поколений, послуживших нашей Церкви в монашеском и священническом чине. Вспоминают, что еще в миру Игорь говорил: «Я люблю, чтобы мною руководили». И Господь дал ему такого руководителя — старшего преподавателя факультета журналистики МГУ Тамару Владимировну Черменскую. Они подружились, и вскоре далекий еще от Бога студент-второкурсник стал своим человеком в этой православной семье.
***
Первой перемены в сыне заметила мать. У него вдруг резко изменился вкус. Он давно уже ревностно собирал домашнюю библиотеку и выстаивал долгие очереди за подпиской на классиков, радуясь, что купил полное собрание сочинений Льва Толстого. А тут, к возмущению матери, он вдруг вынес все его книги из дома, сказав: «Мама, да он же еретик!» А на опустевшее место в книжном шкафу вскоре встало собрание сочинений святителя Игнатия Брянчанинова, правда, в ксерокопиях. И все-таки в семье Тамары Владимировны никто не смог ответить на вопрос, как и когда Игорь стал верующим. А чтобы понять, почему так непрост вопрос о вере, приведем один разговор с о. Василием уже в Оптиной пустыни. Одна прихожанка пожаловалась ему, что не успевает вычитать утреннее правило, потому что надо накормить и отправить сына в школу, а там уже и самой бежать на работу. Он молча выслушал ее и вдруг сказал волнуясь: «А достойны ли мы произнести само имя Господа?» Ответ был ясен — недостойны. И сколько же мы грешим в разговорах, поминая имя Божие всуе! Так вот, в семье Тамары Владимировны не говорили о православии, но дышали им. Духовником семьи был в свое время ссыльный святитель Лука (Войно-Ясенецкий), и жизнь дала им такие примеры мученичества за Христа, рядом с которыми обмирает душа, спрашивая себя: а в вере ли мы? Вот дивный промысл Божий — с самого начала Господь ввел будущего новомученика Василия Оптинского в ту среду, где знали о мученичестве из опыта, а не из книг.
(Нина Павлова "Пасха Красная")
Once, the sports authorities of Igor were summoned to the authorities and showed the dossier to the captain of the MSU national team Roslyakov. Igor was then removed from the captains. And yet, for the time being, he was lucky - the country was then led by atheists who worshiped an idol named “sport”. And the famous athletes were forgiven for that which was not forgiven mere mortals. And Igor was famous.
Newspapers printed his photographs, naming player number one. I recall that it became embarrassing when I saw the photograph in Izvestia - the naked torso of an athlete without a body cross on his chest. “No, Igor with a cross,” the team members protested. “He just hid it under a hat at competitions.” I had to hide, hiding faith. And in the Penitent canon of the novice Igor, written immediately after leaving the world, there are bitter lines about this forced external renunciation: “Leaving the light of truth, I imperceptibly stand in darkness, like Peter, for the sake of fear, I create the fire of my own wisdom ...” And further: “I warm myself with the fire of my passions, I find myself in the courtyards of strangers, cursed. ” The abdication of the Apostle Peter, who hides his faith by the fire in the courtyard of the Praetorium, is an almost end-to-end image of many stichera, and otherwise - the lifestyle of those years.
***
For faith in God they could deprive a piece of bread and freedom. But Orthodoxy has already become for Igor the meaning of life, and he did not give himself relief from Lent even at a discount on the European Championship. They recall that at the championships athletes were fed mainly abundant meat food, and Igor was content to fast with bread and tea, rejoicing if there was buckwheat on the menu. Here is an entry from his diary: “April 14-19, 1988, Tbilisi. Five games. Fast. He experienced the words of David: my knees were exhausted from fasting, and my body lost its fatness. God save us!"
The master of sports Andrei Yankov tells: “At foreign games, the team was besieged by fans, and after the games we went to a bar to dance with the girls or watched TV. And Igor sat alone in his room, reading or listening to Orthodox music on the cassette.
It seems that in Hungary we lived in the same room. “Igor,” I say, “how would you read these“ enemies of the people ”?” He immediately pulled out from under his pillow and gave me I don’t remember which book. “And how,” I say, “to take it home and give it to ours to read?” - “And so,” he replies. He removed the cover from the book, burned it in the bathroom, and put the text in the crusts of a book such as “A textbook of a trainer”. In general, they hid and transported in every way. Igor then bought the Bible abroad and smuggled it in - it was forbidden. ”
And mother about. Vasily recalls how his son brought her four glasses as a gift from Czechoslovakia. “Why, six is due,” she said to her son, “there wasn’t enough money,” he answered, taking out the icon of the Holy Trinity written on fabric from a travel bag. The fabric during customs inspection through the bag was not felt, and from the icon case, sadly, I had to refuse.
In foreign trips, the team was accompanied by people from the authorities, and the dossier for the Orthodox athlete grew. When the water polo championship was to be held in 1986 in Canada, to the general amazement, the number one player was not included in the national team due to the fact that he was not allowed to travel abroad. Mother recalls that the son then lay for two weeks in his room, turning away to face the wall. It was a moment of choice - Orthodoxy or career and a big name not only in sports, but also in journalism. But he was a gifted journalist, and just at that time he was invited to work in Literaturnaya Gazeta and Komsomolskaya Pravda. He flatly refused these flattering offers then, saying to a friend: “I know how they write there, and I don’t want to lie.” From now on, he only wrote to the table, content with a very modest income for participating in peripheral tournaments. In a word, in the choice - a cross or bread, he chose a cross.
The years of persecution gave birth not only to confessors, but also to church dissidents who were so keen on fighting the KGB that the search for “KGB officers” now in the Church seemed to them the meaning of their whole lives. They are bored with God - bored without rallies. The late Metropolitan of St. Petersburg and Ladoga, John (Snychev), in the years of persecution, warned of great danger when the fight against evil involves a person in a stream of evil.
The Lord kept about. Vasily was from this danger, and his very appeal to God occurred in a family with that high Orthodox culture, which consists not only of personal spiritual experience, but of the hereditary experience of the generations who served our Church in a monastic and priestly office. They recall that even in the world Igor said: "I love to be led by me." And the Lord gave him such a leader - a senior lecturer at the Faculty of Journalism of Moscow State University Tamara Vladimirovna Chermenskaya. They became friends, and soon a second-year student, far from God, became his man in this Orthodox family.
***
The first change in the son was noticed by the mother. His taste suddenly changed. He had long been zealously assembling his home library and standing in long lines for a subscription to the classics, rejoicing that he had bought the complete works of Leo Tolstoy. And here, to the indignation of his mother, he suddenly brought all his books out of the house, saying: “Mom, he’s a fuck
Newspapers printed his photographs, naming player number one. I recall that it became embarrassing when I saw the photograph in Izvestia - the naked torso of an athlete without a body cross on his chest. “No, Igor with a cross,” the team members protested. “He just hid it under a hat at competitions.” I had to hide, hiding faith. And in the Penitent canon of the novice Igor, written immediately after leaving the world, there are bitter lines about this forced external renunciation: “Leaving the light of truth, I imperceptibly stand in darkness, like Peter, for the sake of fear, I create the fire of my own wisdom ...” And further: “I warm myself with the fire of my passions, I find myself in the courtyards of strangers, cursed. ” The abdication of the Apostle Peter, who hides his faith by the fire in the courtyard of the Praetorium, is an almost end-to-end image of many stichera, and otherwise - the lifestyle of those years.
***
For faith in God they could deprive a piece of bread and freedom. But Orthodoxy has already become for Igor the meaning of life, and he did not give himself relief from Lent even at a discount on the European Championship. They recall that at the championships athletes were fed mainly abundant meat food, and Igor was content to fast with bread and tea, rejoicing if there was buckwheat on the menu. Here is an entry from his diary: “April 14-19, 1988, Tbilisi. Five games. Fast. He experienced the words of David: my knees were exhausted from fasting, and my body lost its fatness. God save us!"
The master of sports Andrei Yankov tells: “At foreign games, the team was besieged by fans, and after the games we went to a bar to dance with the girls or watched TV. And Igor sat alone in his room, reading or listening to Orthodox music on the cassette.
It seems that in Hungary we lived in the same room. “Igor,” I say, “how would you read these“ enemies of the people ”?” He immediately pulled out from under his pillow and gave me I don’t remember which book. “And how,” I say, “to take it home and give it to ours to read?” - “And so,” he replies. He removed the cover from the book, burned it in the bathroom, and put the text in the crusts of a book such as “A textbook of a trainer”. In general, they hid and transported in every way. Igor then bought the Bible abroad and smuggled it in - it was forbidden. ”
And mother about. Vasily recalls how his son brought her four glasses as a gift from Czechoslovakia. “Why, six is due,” she said to her son, “there wasn’t enough money,” he answered, taking out the icon of the Holy Trinity written on fabric from a travel bag. The fabric during customs inspection through the bag was not felt, and from the icon case, sadly, I had to refuse.
In foreign trips, the team was accompanied by people from the authorities, and the dossier for the Orthodox athlete grew. When the water polo championship was to be held in 1986 in Canada, to the general amazement, the number one player was not included in the national team due to the fact that he was not allowed to travel abroad. Mother recalls that the son then lay for two weeks in his room, turning away to face the wall. It was a moment of choice - Orthodoxy or career and a big name not only in sports, but also in journalism. But he was a gifted journalist, and just at that time he was invited to work in Literaturnaya Gazeta and Komsomolskaya Pravda. He flatly refused these flattering offers then, saying to a friend: “I know how they write there, and I don’t want to lie.” From now on, he only wrote to the table, content with a very modest income for participating in peripheral tournaments. In a word, in the choice - a cross or bread, he chose a cross.
The years of persecution gave birth not only to confessors, but also to church dissidents who were so keen on fighting the KGB that the search for “KGB officers” now in the Church seemed to them the meaning of their whole lives. They are bored with God - bored without rallies. The late Metropolitan of St. Petersburg and Ladoga, John (Snychev), in the years of persecution, warned of great danger when the fight against evil involves a person in a stream of evil.
The Lord kept about. Vasily was from this danger, and his very appeal to God occurred in a family with that high Orthodox culture, which consists not only of personal spiritual experience, but of the hereditary experience of the generations who served our Church in a monastic and priestly office. They recall that even in the world Igor said: "I love to be led by me." And the Lord gave him such a leader - a senior lecturer at the Faculty of Journalism of Moscow State University Tamara Vladimirovna Chermenskaya. They became friends, and soon a second-year student, far from God, became his man in this Orthodox family.
***
The first change in the son was noticed by the mother. His taste suddenly changed. He had long been zealously assembling his home library and standing in long lines for a subscription to the classics, rejoicing that he had bought the complete works of Leo Tolstoy. And here, to the indignation of his mother, he suddenly brought all his books out of the house, saying: “Mom, he’s a fuck
У записи 4 лайков,
0 репостов,
189 просмотров.
0 репостов,
189 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
