О личностях в православной Церкви.
Личность митрополита Гавриила носила, в силу обстоятельств, двойственный характер. Великий аскет и подвижник, он для внешних был пышный сановник екатериненского времени, кавалер ордена Андрея Первозванного. Однажды, сопровождая крестный ход из Казанского Собора в Александро-Невскую Лавру (около 3-х верст), Екатерина всю дорогу провела в разговоре с митрополитом и нашла, что он «муж острый и резонабельный». Она ему посвящает перевод Мармонтелева Велизария и заказывает его портретный мраморный барельеф для лаврского собора, которого он был строителем. Митрополит несет еще на себе и чисто светское почетное звание: он состоит вице-президентом Академии Наук, где часто председательствует в отсутствии Дашковой. Он много потрудился и при издании словаря, куда вложил и свой личный труд. Он охраняет церковные древности и археологические ценности. Спасает древние книги. Но с другой стороны – в своей келейной жизни – этот пышный вельможа и ученый муж – является смиренным подвижником «все молится в землю», питается гретыми щами, говоря, что, быть может, скоро и этого не будет. Он не вступает в открытую борьбу с правительством, не пытается переубеждать власть имущих и внушать им свою точку зрения, но он твердо ведет свою линию: созидает, возрождает и обновляет церковную жизнь. Мы здесь не будем входить во все детали его широкой деятельности, его забот по созданию Невской Академии, которую он поставил на должную высоту, его заботу о семинариях и низших школах. Скажем только, что он не только занимался учебной программой, но входил сам во все мельчайшие подробности быта подведомственных ему учебных заведений. Церковная проповедь, раскол, богослужение, духовенство – все было предметом его величайших забот.
Келейник митрополита Гавриила, арх. Феофан, приводит случай обращения в Православие ожесточенного раскольника. Случай этот дает понятие о духоносности и силе молитвы преосвященного Гавриила.
«Видя, что никакими убеждениями нет возможности вразумить раскольника, митрополит Гавриил обратился к образу Божьей Матери с такою молитвою: «не могу это жестокое сердце привести в чувство. Ты уже, ими же веси судьбами, обрати его». Тот смягчился и стал просить посмотреть, как служат литургию. Старичок игумен Нифонт служил. Вдруг превеличайшее благоухание услышал Ксенофонт и видит свет, а этот свет явился и опустился в потир. После этого обратился, а прежде и слышать не хотел, – сядет и шапку нахлобучит. Пошел на Валаам и там постригся».
Кроме внешней деятельности, м. Гавриил трудился еще как проповедник и церковный писатель. В проповедях он действовал на разум слушателей в отличие от м. Платона, который действовал на чувствительность и воображение. Однажды в день тезоименитства Екатерины, м. Гавриил имел смелость говорить против крепостного права в ее присутствии, разумеется, всей придворной знати. Он был плодотворным писателем и труды его имели большое значение в его эпоху. Но главным детищем м. Гавриила было монашество, на восстановление которого он и положил все свои силы.
Митрополит Гавриил бесспорно является центральной фигурой в эту эпоху возрождения. Расцвет монашества обязан ему в большой степени. Его келейник, старец Феофан метко о нем выразился: «Монашество, даром, что все по школам учился, знает лучше нашего». Это был святой подвижник и аскет. путь святости был ему оттого не чужд, что этим путем шел он сам. Из автобиографии его келейника мы узнаем подробности его домашнего быта. – «Вот и преосвященный Гавриил муж был добродетельный, премудрый, богослов и философ, а больше всего то, что угоден Господу Богу. Я сподобился послужить ему недостойный. Господь Бог привел меня послужить такому великому мужу. Десять лет жил я у него. Преосвященный Гавриил прозорлив был и великий святитель был». И далее он говорит о своем Владыке: – «Преосвященный Гавриил был все в слезах, все плакал. Когда служил, все со слезами служил». – «У преосв. Гавриила положено было раздавать нищим каждый день 50 рубл., это медних только, а ассигнациями и золотом сам раздавал, да по 300 рублей каждый месяц на тюрьмы. Медныя деньги раздавал я, и по всем тюрьмам я же развозил. А как был воздержан преосвященный, то это видно из следующаго: когда он кушал один, то всегда было два блюда – кусок свежепросоленной осетрины и уха, а когда архимандриты обедали, то четыре блюда и не более. В каждый постный день ел только однажды. Раз приехал к Преосвященному Псковский Ириней, а у Преосвященнаго рыбнаго-то кушания не было приготовлено. Подают пироги с горохом, тот говорит: – «Что это такое?» Преосвященный смеется: – «Пироги с горохом. Ты я думаю едал. Что разве забыл?» – Ну перекрестился преосв. Ириней: – «Благослови, Господи, есть новаго изобретения кушание пирожки с горошком». В постный день стол был: щи с грибами и с постным маслом. Я говорю Преосвященному: «У нас есть всякия масла, даже миндальное – не угодно ли с теми приготовлять кушания?» Преосвященный изволил сказать: «Надобно, брат, привыкать к этому, может быть со временем и этого не будет». Однажды говорит: «Навари-ка ты мне щей на неделю, только можно было разогреть». А я говорю: «чтоб заморозить – ведь это не так хорошо». – «То-то я примечаю, нет уже вкусу-то никакого». После ранней обедни никогда не кушал. В 9 часов уедет в Синод, а в 3-м приедет. К вечерне и утрени всегда ходил. Он любил строиться. Троицкий собор в Лавре при нем украшен. Когда в дворец ездил, то прежде всего молился Богу, все в землю. Однажды кладет поклоны земные, – я пришел, он говорит мне: «Дай Бог, чтоб сегодняшний день так прошел». Перед смертью своей в Новгороде так говорил: «О, это столетие-то страшное начинается». Умер он без меня, в то время послал меня с Лаврою разсчитаться. Умер сидя. Секретныя письма перед этим все я писал: он не доверял никому другому. Я за неделю до кончины был у него с о. Назарием, сидел с нами за столом, только уже мало кушал. За год предчувствовал свою кончину и, когда я был у него, говорил мне:
«Близка моя кончина». Приобщался перед смертию почти каждый день. Перед смертию послал за преосв. Антонием – тогда бывшим викарным в Новгороде и за другим кем-то из консистории, призвал их и говорит: – «Ведь у меня ничего спрятаннаго нет – не ищите». Отставлен он был 24 декабря 1800 года, а 1801 г., января 28-го, скончался, а император Павел на 12-е марта того же года скончался, только что 6 недель прошло после смерти Митрополита» (Старческия советы ХVIII и XIX веков». 1913 г., стр. 208, 214, 215, 222, 223. Москва).
????
Отец Назарий, в миру Николай Кондратьевич, сын причетника села Аносова, Тамбовской губ., родился в 1735 г. На 17-ом году ушел в Саровскую пустынь, в 1760 г. пострижен и в 1776 посвящен в иеромонахи. О. Назарий строжайшим образом соблюдал устав. Чтение священное было пищею его души. Его мысль настолько была проникнута божественным, что для дел мирских он не знал и слов, как говорить о них. Когда же говорил он о Боге, то слушатели забывали время. Все свои беседы он основывал всегда на изречении Св. Писания. Слово его было прямо, право и резко. С виду он был строг и как бы неприступен, но сила его слов привлекала к нему сердца. Одежда его была близка к рубищу. Обитель Валаамская, куда был назначен строителем о. Назарий, расположенная на острове среди Ладожского озера, представляла особое удобство для иноческой жизни. Эта обитель на протяжении своей истории дала не мало великих угодников, как Герман и Савватий, и Александр Свирский. Теперь она пришла в полный упадок. Обитель состояла за штатом, средств к содержанию не было, здания рушились, немногочисленное братство состояло из престарелых людей. Некому было служить, некому петь на клиросе.
В день закладки собора с церковью в нижнем этаже во имя преп. Сергия и Германа, было следующее видение иноку Иннокентию: – «В монастыре необычайное стечение разного народа, и все ожидают прибытия м. Гавриила для положения основного камня. Вскоре явился сам Владыка, облеченный в мантию и с жезлом архиерейским в руке, по обе его стороны шли два светолепных схимника. Приблизились к месту, где почиют многоцелебныя мощи преп. Сергия и Германа; они остановились, осенили крестным знамением святую могилу и все пространство, назначенное под строение и стали невидимы» («Сказание о жизни преп. Сергия и Германа». СПБ. 1908 г., стр. 26).
При о. Назарии возник внутренний четыреугольник обители, и состоящий из каменных сооружений: собора, двух церквей, ризницы, трапезы и келлий. Монастырь включен в число штатных монастырей, и штат определен в 30 человек, строитель возведен в сан игумена. Императором Павлом пожалованы монастырю Кюменские рыбныя ловли, главный источник его содержания. По воле митр. Гавриила, О. Назарий ввел на Валааме общежительный устав Саровской пустыни и установил три рода жизни: общежительный, скитский и пустынный. Слава о Валааме стала расходиться по православному миру, даже приходившие туда Афонские иноки смотрели на него с удивлением, говоря, что по внутреннему устройству он выше Афонских монастырей.
Отец Назарий подавал всем пример своей жизнью. Строгий исполнитель устава, он во всех трудах общежития подвизался впереди всех. Особенно любил он безмолвие и удалялся на целые недели в уединенную пустыню. Кроме восстановления древнего Валаама, о. Назарий оказал великую услугу делу православной проповеди в русских северо-американских владениях. По благословению Синода, он избрал из братии Валаама десять человек миссионеров. Из них особенно памятны: архимандрит Иоасаф, начальник миссии, возведенный в сан архиерея и утонувший, иеромонах Ювеналий, принявший мученическую кончину, и монах Герман. Последний был ярким носителем Паисиевской традиции; несмотря на все трудности миссионерской работы среди дикой Аляски, идя путем «внутреннего делания» и уча этому других, он достиг святости в такой мере, что был в общении с миром духов и с природой: молитвой останавливал наводнение, пожар, кормил из рук диких зверей, творил чудеса и даром прозорливости видел на десятки и сотни лет вперед.
Вот два случая из жизни о. Назария. В царство
Личность митрополита Гавриила носила, в силу обстоятельств, двойственный характер. Великий аскет и подвижник, он для внешних был пышный сановник екатериненского времени, кавалер ордена Андрея Первозванного. Однажды, сопровождая крестный ход из Казанского Собора в Александро-Невскую Лавру (около 3-х верст), Екатерина всю дорогу провела в разговоре с митрополитом и нашла, что он «муж острый и резонабельный». Она ему посвящает перевод Мармонтелева Велизария и заказывает его портретный мраморный барельеф для лаврского собора, которого он был строителем. Митрополит несет еще на себе и чисто светское почетное звание: он состоит вице-президентом Академии Наук, где часто председательствует в отсутствии Дашковой. Он много потрудился и при издании словаря, куда вложил и свой личный труд. Он охраняет церковные древности и археологические ценности. Спасает древние книги. Но с другой стороны – в своей келейной жизни – этот пышный вельможа и ученый муж – является смиренным подвижником «все молится в землю», питается гретыми щами, говоря, что, быть может, скоро и этого не будет. Он не вступает в открытую борьбу с правительством, не пытается переубеждать власть имущих и внушать им свою точку зрения, но он твердо ведет свою линию: созидает, возрождает и обновляет церковную жизнь. Мы здесь не будем входить во все детали его широкой деятельности, его забот по созданию Невской Академии, которую он поставил на должную высоту, его заботу о семинариях и низших школах. Скажем только, что он не только занимался учебной программой, но входил сам во все мельчайшие подробности быта подведомственных ему учебных заведений. Церковная проповедь, раскол, богослужение, духовенство – все было предметом его величайших забот.
Келейник митрополита Гавриила, арх. Феофан, приводит случай обращения в Православие ожесточенного раскольника. Случай этот дает понятие о духоносности и силе молитвы преосвященного Гавриила.
«Видя, что никакими убеждениями нет возможности вразумить раскольника, митрополит Гавриил обратился к образу Божьей Матери с такою молитвою: «не могу это жестокое сердце привести в чувство. Ты уже, ими же веси судьбами, обрати его». Тот смягчился и стал просить посмотреть, как служат литургию. Старичок игумен Нифонт служил. Вдруг превеличайшее благоухание услышал Ксенофонт и видит свет, а этот свет явился и опустился в потир. После этого обратился, а прежде и слышать не хотел, – сядет и шапку нахлобучит. Пошел на Валаам и там постригся».
Кроме внешней деятельности, м. Гавриил трудился еще как проповедник и церковный писатель. В проповедях он действовал на разум слушателей в отличие от м. Платона, который действовал на чувствительность и воображение. Однажды в день тезоименитства Екатерины, м. Гавриил имел смелость говорить против крепостного права в ее присутствии, разумеется, всей придворной знати. Он был плодотворным писателем и труды его имели большое значение в его эпоху. Но главным детищем м. Гавриила было монашество, на восстановление которого он и положил все свои силы.
Митрополит Гавриил бесспорно является центральной фигурой в эту эпоху возрождения. Расцвет монашества обязан ему в большой степени. Его келейник, старец Феофан метко о нем выразился: «Монашество, даром, что все по школам учился, знает лучше нашего». Это был святой подвижник и аскет. путь святости был ему оттого не чужд, что этим путем шел он сам. Из автобиографии его келейника мы узнаем подробности его домашнего быта. – «Вот и преосвященный Гавриил муж был добродетельный, премудрый, богослов и философ, а больше всего то, что угоден Господу Богу. Я сподобился послужить ему недостойный. Господь Бог привел меня послужить такому великому мужу. Десять лет жил я у него. Преосвященный Гавриил прозорлив был и великий святитель был». И далее он говорит о своем Владыке: – «Преосвященный Гавриил был все в слезах, все плакал. Когда служил, все со слезами служил». – «У преосв. Гавриила положено было раздавать нищим каждый день 50 рубл., это медних только, а ассигнациями и золотом сам раздавал, да по 300 рублей каждый месяц на тюрьмы. Медныя деньги раздавал я, и по всем тюрьмам я же развозил. А как был воздержан преосвященный, то это видно из следующаго: когда он кушал один, то всегда было два блюда – кусок свежепросоленной осетрины и уха, а когда архимандриты обедали, то четыре блюда и не более. В каждый постный день ел только однажды. Раз приехал к Преосвященному Псковский Ириней, а у Преосвященнаго рыбнаго-то кушания не было приготовлено. Подают пироги с горохом, тот говорит: – «Что это такое?» Преосвященный смеется: – «Пироги с горохом. Ты я думаю едал. Что разве забыл?» – Ну перекрестился преосв. Ириней: – «Благослови, Господи, есть новаго изобретения кушание пирожки с горошком». В постный день стол был: щи с грибами и с постным маслом. Я говорю Преосвященному: «У нас есть всякия масла, даже миндальное – не угодно ли с теми приготовлять кушания?» Преосвященный изволил сказать: «Надобно, брат, привыкать к этому, может быть со временем и этого не будет». Однажды говорит: «Навари-ка ты мне щей на неделю, только можно было разогреть». А я говорю: «чтоб заморозить – ведь это не так хорошо». – «То-то я примечаю, нет уже вкусу-то никакого». После ранней обедни никогда не кушал. В 9 часов уедет в Синод, а в 3-м приедет. К вечерне и утрени всегда ходил. Он любил строиться. Троицкий собор в Лавре при нем украшен. Когда в дворец ездил, то прежде всего молился Богу, все в землю. Однажды кладет поклоны земные, – я пришел, он говорит мне: «Дай Бог, чтоб сегодняшний день так прошел». Перед смертью своей в Новгороде так говорил: «О, это столетие-то страшное начинается». Умер он без меня, в то время послал меня с Лаврою разсчитаться. Умер сидя. Секретныя письма перед этим все я писал: он не доверял никому другому. Я за неделю до кончины был у него с о. Назарием, сидел с нами за столом, только уже мало кушал. За год предчувствовал свою кончину и, когда я был у него, говорил мне:
«Близка моя кончина». Приобщался перед смертию почти каждый день. Перед смертию послал за преосв. Антонием – тогда бывшим викарным в Новгороде и за другим кем-то из консистории, призвал их и говорит: – «Ведь у меня ничего спрятаннаго нет – не ищите». Отставлен он был 24 декабря 1800 года, а 1801 г., января 28-го, скончался, а император Павел на 12-е марта того же года скончался, только что 6 недель прошло после смерти Митрополита» (Старческия советы ХVIII и XIX веков». 1913 г., стр. 208, 214, 215, 222, 223. Москва).
????
Отец Назарий, в миру Николай Кондратьевич, сын причетника села Аносова, Тамбовской губ., родился в 1735 г. На 17-ом году ушел в Саровскую пустынь, в 1760 г. пострижен и в 1776 посвящен в иеромонахи. О. Назарий строжайшим образом соблюдал устав. Чтение священное было пищею его души. Его мысль настолько была проникнута божественным, что для дел мирских он не знал и слов, как говорить о них. Когда же говорил он о Боге, то слушатели забывали время. Все свои беседы он основывал всегда на изречении Св. Писания. Слово его было прямо, право и резко. С виду он был строг и как бы неприступен, но сила его слов привлекала к нему сердца. Одежда его была близка к рубищу. Обитель Валаамская, куда был назначен строителем о. Назарий, расположенная на острове среди Ладожского озера, представляла особое удобство для иноческой жизни. Эта обитель на протяжении своей истории дала не мало великих угодников, как Герман и Савватий, и Александр Свирский. Теперь она пришла в полный упадок. Обитель состояла за штатом, средств к содержанию не было, здания рушились, немногочисленное братство состояло из престарелых людей. Некому было служить, некому петь на клиросе.
В день закладки собора с церковью в нижнем этаже во имя преп. Сергия и Германа, было следующее видение иноку Иннокентию: – «В монастыре необычайное стечение разного народа, и все ожидают прибытия м. Гавриила для положения основного камня. Вскоре явился сам Владыка, облеченный в мантию и с жезлом архиерейским в руке, по обе его стороны шли два светолепных схимника. Приблизились к месту, где почиют многоцелебныя мощи преп. Сергия и Германа; они остановились, осенили крестным знамением святую могилу и все пространство, назначенное под строение и стали невидимы» («Сказание о жизни преп. Сергия и Германа». СПБ. 1908 г., стр. 26).
При о. Назарии возник внутренний четыреугольник обители, и состоящий из каменных сооружений: собора, двух церквей, ризницы, трапезы и келлий. Монастырь включен в число штатных монастырей, и штат определен в 30 человек, строитель возведен в сан игумена. Императором Павлом пожалованы монастырю Кюменские рыбныя ловли, главный источник его содержания. По воле митр. Гавриила, О. Назарий ввел на Валааме общежительный устав Саровской пустыни и установил три рода жизни: общежительный, скитский и пустынный. Слава о Валааме стала расходиться по православному миру, даже приходившие туда Афонские иноки смотрели на него с удивлением, говоря, что по внутреннему устройству он выше Афонских монастырей.
Отец Назарий подавал всем пример своей жизнью. Строгий исполнитель устава, он во всех трудах общежития подвизался впереди всех. Особенно любил он безмолвие и удалялся на целые недели в уединенную пустыню. Кроме восстановления древнего Валаама, о. Назарий оказал великую услугу делу православной проповеди в русских северо-американских владениях. По благословению Синода, он избрал из братии Валаама десять человек миссионеров. Из них особенно памятны: архимандрит Иоасаф, начальник миссии, возведенный в сан архиерея и утонувший, иеромонах Ювеналий, принявший мученическую кончину, и монах Герман. Последний был ярким носителем Паисиевской традиции; несмотря на все трудности миссионерской работы среди дикой Аляски, идя путем «внутреннего делания» и уча этому других, он достиг святости в такой мере, что был в общении с миром духов и с природой: молитвой останавливал наводнение, пожар, кормил из рук диких зверей, творил чудеса и даром прозорливости видел на десятки и сотни лет вперед.
Вот два случая из жизни о. Назария. В царство
About personalities in the Orthodox Church.
The personality of Metropolitan Gabriel was, by virtue of circumstances, a dual character. A great ascetic and ascetic, he was for the outside a magnificent dignitary of Catherine’s time, a gentleman of the Order of St. Andrew the First-Called. Once, accompanying the procession from Kazan Cathedral to the Alexander Nevsky Lavra (about 3 versts), Catherine spent the whole way in conversation with the Metropolitan and found that he was “a sharp and resonant husband.” She devotes to him a translation of Marmontelev Belisarius and orders his portrait marble bas-relief for the Lavra Cathedral, which he was a builder. The metropolitan also bears a purely secular honorary title: he is vice president of the Academy of Sciences, where he often presides in the absence of Dashkova. He worked hard when publishing the dictionary, where he invested his personal work. He protects church antiquities and archaeological values. Saves ancient books. But on the other hand - in his cell life - this magnificent nobleman and learned man - is a humble ascetic "everyone prays to the ground", eats warm soup, saying that perhaps this will not happen soon. He does not enter into an open struggle with the government, does not try to convince those in power and inspire them with his point of view, but he firmly follows his line: he creates, revives and renews church life. Here we will not go into all the details of his wide activity, his worries on the creation of the Neva Academy, which he put at the proper height, his care for seminaries and lower schools. We will only say that he not only was engaged in the curriculum, but he himself entered into all the smallest details of the life of the educational institutions subordinate to him. Church preaching, schism, worship, clergy - all were the subject of his greatest concerns.
Keleynik Metropolitan Gabriel, arch. Theophanes cites a case of conversion to Orthodoxy of a fierce schismatic. This incident gives the concept of spirituality and the power of prayer of Bishop Gabriel.
“Seeing that there is no way to convince a schismatic by any convictions, Metropolitan Gabriel turned to the image of the Mother of God with this prayer:“ I can’t bring this cruel heart to life. You already, by their very fate, turn him. ” He relented and asked to see how the liturgy was served. The old abbot Nifont served. Suddenly the greatest fragrance was heard by Xenophon and sees the light, and this light appeared and fell into the chalice. After that he turned, and before that he didn’t want to hear, he would sit down and jam his hat. I went to Balaam and got a haircut there. ”
In addition to external activities, Metro Gabriel worked as a preacher and church writer. In the sermons, he acted on the minds of listeners, unlike M. Plato, who acted on sensitivity and imagination. Once, on the day of Catherine's namesake, Metro Gabriel had the courage to speak out against serfdom in her presence, of course, to the entire court nobility. He was a fruitful writer and his writings were of great importance in his era. But the main brainchild of M. Gabriel was monasticism, on the restoration of which he put all his strength.
Metropolitan Gabriel is indisputably a central figure in this Renaissance. The heyday of monasticism owed him heavily. His cellman, Elder Feofan aptly expressed himself about him: “Monasticism, even though he studied at schools, knows better than ours.” It was a holy ascetic and ascetic. the path of holiness was therefore no stranger to him, that he himself took this path. From the autobiography of his cellman we learn the details of his home life. - “Here, His Grace Gabriel was a virtuous, wise, theologian and philosopher, and most of all, he was pleasing to the Lord God. I was honored to serve him unworthy. The Lord God brought me to serve such a great man. I lived with him for ten years. His Grace Gabriel was perspicacious and the great saint was. " And then he speaks of his Lord: - “Bishop Gabriel was all in tears, everyone was crying. When he served, he served with tears. ” - “At the Reverend. Gabriel was supposed to distribute to the poor 50 rubles a day. It’s only copper coins, but he distributed it with bank notes and gold, and 300 rubles every month to prisons. I handed out copper money, and I delivered it to all prisons. And how the bishop was abstained, it can be seen from the following: when he ate one, there were always two dishes - a piece of freshly salted sturgeon and ear, and when the archimandrites dined, then four dishes and no more. On every fasting day I ate only once. Once I came to the Right Reverend Pskov Irenaeus, and the Reverend didn’t cook fish food. Serving pies with peas, he says: - "What is it?" The bishop laughs: - "Pies with peas. You, I think, went. What did you forget? ”- Well, the bishop crossed. Irenaeus: - "God bless, there is a new invention of eating pies with peas." On a fasting day the table was: cabbage soup with mushrooms and vegetable oil. I say to the Bishop: “We have all kinds of butter, even almond butter - do you want to prepare meals with those?” The Bishop deigned to say: “It’s necessary, brother, to get used to it, maybe from the time
The personality of Metropolitan Gabriel was, by virtue of circumstances, a dual character. A great ascetic and ascetic, he was for the outside a magnificent dignitary of Catherine’s time, a gentleman of the Order of St. Andrew the First-Called. Once, accompanying the procession from Kazan Cathedral to the Alexander Nevsky Lavra (about 3 versts), Catherine spent the whole way in conversation with the Metropolitan and found that he was “a sharp and resonant husband.” She devotes to him a translation of Marmontelev Belisarius and orders his portrait marble bas-relief for the Lavra Cathedral, which he was a builder. The metropolitan also bears a purely secular honorary title: he is vice president of the Academy of Sciences, where he often presides in the absence of Dashkova. He worked hard when publishing the dictionary, where he invested his personal work. He protects church antiquities and archaeological values. Saves ancient books. But on the other hand - in his cell life - this magnificent nobleman and learned man - is a humble ascetic "everyone prays to the ground", eats warm soup, saying that perhaps this will not happen soon. He does not enter into an open struggle with the government, does not try to convince those in power and inspire them with his point of view, but he firmly follows his line: he creates, revives and renews church life. Here we will not go into all the details of his wide activity, his worries on the creation of the Neva Academy, which he put at the proper height, his care for seminaries and lower schools. We will only say that he not only was engaged in the curriculum, but he himself entered into all the smallest details of the life of the educational institutions subordinate to him. Church preaching, schism, worship, clergy - all were the subject of his greatest concerns.
Keleynik Metropolitan Gabriel, arch. Theophanes cites a case of conversion to Orthodoxy of a fierce schismatic. This incident gives the concept of spirituality and the power of prayer of Bishop Gabriel.
“Seeing that there is no way to convince a schismatic by any convictions, Metropolitan Gabriel turned to the image of the Mother of God with this prayer:“ I can’t bring this cruel heart to life. You already, by their very fate, turn him. ” He relented and asked to see how the liturgy was served. The old abbot Nifont served. Suddenly the greatest fragrance was heard by Xenophon and sees the light, and this light appeared and fell into the chalice. After that he turned, and before that he didn’t want to hear, he would sit down and jam his hat. I went to Balaam and got a haircut there. ”
In addition to external activities, Metro Gabriel worked as a preacher and church writer. In the sermons, he acted on the minds of listeners, unlike M. Plato, who acted on sensitivity and imagination. Once, on the day of Catherine's namesake, Metro Gabriel had the courage to speak out against serfdom in her presence, of course, to the entire court nobility. He was a fruitful writer and his writings were of great importance in his era. But the main brainchild of M. Gabriel was monasticism, on the restoration of which he put all his strength.
Metropolitan Gabriel is indisputably a central figure in this Renaissance. The heyday of monasticism owed him heavily. His cellman, Elder Feofan aptly expressed himself about him: “Monasticism, even though he studied at schools, knows better than ours.” It was a holy ascetic and ascetic. the path of holiness was therefore no stranger to him, that he himself took this path. From the autobiography of his cellman we learn the details of his home life. - “Here, His Grace Gabriel was a virtuous, wise, theologian and philosopher, and most of all, he was pleasing to the Lord God. I was honored to serve him unworthy. The Lord God brought me to serve such a great man. I lived with him for ten years. His Grace Gabriel was perspicacious and the great saint was. " And then he speaks of his Lord: - “Bishop Gabriel was all in tears, everyone was crying. When he served, he served with tears. ” - “At the Reverend. Gabriel was supposed to distribute to the poor 50 rubles a day. It’s only copper coins, but he distributed it with bank notes and gold, and 300 rubles every month to prisons. I handed out copper money, and I delivered it to all prisons. And how the bishop was abstained, it can be seen from the following: when he ate one, there were always two dishes - a piece of freshly salted sturgeon and ear, and when the archimandrites dined, then four dishes and no more. On every fasting day I ate only once. Once I came to the Right Reverend Pskov Irenaeus, and the Reverend didn’t cook fish food. Serving pies with peas, he says: - "What is it?" The bishop laughs: - "Pies with peas. You, I think, went. What did you forget? ”- Well, the bishop crossed. Irenaeus: - "God bless, there is a new invention of eating pies with peas." On a fasting day the table was: cabbage soup with mushrooms and vegetable oil. I say to the Bishop: “We have all kinds of butter, even almond butter - do you want to prepare meals with those?” The Bishop deigned to say: “It’s necessary, brother, to get used to it, maybe from the time
У записи 13 лайков,
0 репостов,
520 просмотров.
0 репостов,
520 просмотров.
Эту запись оставил(а) на своей стене Вероника Вовденко
