О мании величия, больном самолюбии/тщеславии и пр. Показались очень знакомыми симптомы, которые, к сожалению, иногда приходится наблюдать у "творческих людей" определённого рода - мнящих себя невероятно гениальными и бесконечно великими, но незаслуженно непризнанными/неоценёнными.
«Представьте же себе человечка… совершенно гаденького, но необъятно самолюбивого <…> Нечего и говорить, что всё это приправлено самою безобразною обидчивостью, самою сумасшедшею мнительностью <…> Он был когда-то литератором и был огорчен и не признан; а литература способна загубить и не одного Фому Фомича — разумеется, непризнанная. Не знаю, но надо полагать, что Фоме Фомичу не удалось еще и прежде литературы; может быть, и на других карьерах он получал одни только щелчки вместо жалованья или что-нибудь еще того хуже <…> Это было, конечно, давно; но змея литературного самолюбия жалит иногда глубоко и неизлечимо, особенно людей ничтожных и глуповатых <…> С того же времени, я думаю, и развилась в нем эта уродливая хвастливость, эта жажда похвал и отличий, поклонений и удивлений <…> Только чтоб где-нибудь, как-нибудь первенствовать, прорицать, поковеркаться и похвастаться — вот была главная потребность его! Его не хвалили — так он сам себя начал хвалить. Я сам слышал слова Фомы в доме дяди, в Степанчикове, когда уже он стал там полным владыкою и прорицателем. "Не жилец я между вами, — говаривал он иногда с какою-то таинственною важностью, — не жилец я здесь! Посмотрю, устрою вас всех, покажу, научу и тогда прощайте: в Москву, издавать журнал! Тридцать тысяч человек будут сбираться на мои лекции ежемесячно. Грянет наконец мое имя, и тогда — горе врагам моим!" Но гений, покамест еще собирался прославиться, требовал награды немедленной. Вообще приятно получать плату вперед, а в этом случае особенно. Я знаю, он серьезно уверил дядю, что ему, Фоме, предстоит величайший подвиг, подвиг, для которого он и на свет призван и к совершению которого понуждает его какой-то человек с крыльями, являющийся ему по ночам, или что-то вроде того. Именно: написать одно глубокомысленнейшее сочинение в душеспасительном роде, от которого произойдет всеобщее землетрясение и затрещит вся Россия».
(с) Достоевский
«Представьте же себе человечка… совершенно гаденького, но необъятно самолюбивого <…> Нечего и говорить, что всё это приправлено самою безобразною обидчивостью, самою сумасшедшею мнительностью <…> Он был когда-то литератором и был огорчен и не признан; а литература способна загубить и не одного Фому Фомича — разумеется, непризнанная. Не знаю, но надо полагать, что Фоме Фомичу не удалось еще и прежде литературы; может быть, и на других карьерах он получал одни только щелчки вместо жалованья или что-нибудь еще того хуже <…> Это было, конечно, давно; но змея литературного самолюбия жалит иногда глубоко и неизлечимо, особенно людей ничтожных и глуповатых <…> С того же времени, я думаю, и развилась в нем эта уродливая хвастливость, эта жажда похвал и отличий, поклонений и удивлений <…> Только чтоб где-нибудь, как-нибудь первенствовать, прорицать, поковеркаться и похвастаться — вот была главная потребность его! Его не хвалили — так он сам себя начал хвалить. Я сам слышал слова Фомы в доме дяди, в Степанчикове, когда уже он стал там полным владыкою и прорицателем. "Не жилец я между вами, — говаривал он иногда с какою-то таинственною важностью, — не жилец я здесь! Посмотрю, устрою вас всех, покажу, научу и тогда прощайте: в Москву, издавать журнал! Тридцать тысяч человек будут сбираться на мои лекции ежемесячно. Грянет наконец мое имя, и тогда — горе врагам моим!" Но гений, покамест еще собирался прославиться, требовал награды немедленной. Вообще приятно получать плату вперед, а в этом случае особенно. Я знаю, он серьезно уверил дядю, что ему, Фоме, предстоит величайший подвиг, подвиг, для которого он и на свет призван и к совершению которого понуждает его какой-то человек с крыльями, являющийся ему по ночам, или что-то вроде того. Именно: написать одно глубокомысленнейшее сочинение в душеспасительном роде, от которого произойдет всеобщее землетрясение и затрещит вся Россия».
(с) Достоевский
About delusions of grandeur, a patient of pride / vanity, etc. Symptoms seemed very familiar, which, unfortunately, sometimes have to be observed in "creative people" of a certain kind - who think of themselves as incredibly brilliant and infinitely great, but undeservedly unrecognized / unappreciated.
“Imagine a little man ... utterly ugly, but immensely ambitious <...> Needless to say, all this is seasoned with the most ugly touchiness, the most crazy suspicion <...> He was once a writer and was upset and not recognized; and literature is capable of destroying not only Thomas Fomich - of course, unrecognized. I do not know, but it must be assumed that Fom Fomich did not succeed even before literature; maybe in other careers he received only clicks instead of a salary, or something even worse <...> This was, of course, a long time ago; but the snake of literary pride sometimes stings deeply and incurably, especially people insignificant and stupid <...> From that time, I think, this ugly boastfulness, this thirst for praise and distinction, worship and surprise <...> only to where- Somehow, somehow excel, divinate, cross over and boast - that was his main need! He was not praised - so he began to praise himself. I myself heard the words of Thomas in Uncle’s house, in Stepanchikov, when he already became a complete sovereign and soothsayer there. “I am not a tenant between you,” he used to say with some mysterious importance, “I am not a tenant here! I’ll look, arrange you all, show, teach and then goodbye: to Moscow, publish a magazine! Thirty thousand people will go to mine lectures monthly. Finally my name will strike, and then - woe to my enemies! " But genius, for the time being was going to become famous, demanded an immediate reward. In general, it’s nice to get paid in advance, and in this case especially. I know that he seriously assured his uncle that he, Thomas, would face the greatest feat, a feat for which he was called to the light and which some man with wings, who appeared to him at night, or something like that urges him to perform . Namely: to write one most profound essay in a soul-saving manner, from which a general earthquake will occur and the whole of Russia will crackle. ”
(c) Dostoevsky
“Imagine a little man ... utterly ugly, but immensely ambitious <...> Needless to say, all this is seasoned with the most ugly touchiness, the most crazy suspicion <...> He was once a writer and was upset and not recognized; and literature is capable of destroying not only Thomas Fomich - of course, unrecognized. I do not know, but it must be assumed that Fom Fomich did not succeed even before literature; maybe in other careers he received only clicks instead of a salary, or something even worse <...> This was, of course, a long time ago; but the snake of literary pride sometimes stings deeply and incurably, especially people insignificant and stupid <...> From that time, I think, this ugly boastfulness, this thirst for praise and distinction, worship and surprise <...> only to where- Somehow, somehow excel, divinate, cross over and boast - that was his main need! He was not praised - so he began to praise himself. I myself heard the words of Thomas in Uncle’s house, in Stepanchikov, when he already became a complete sovereign and soothsayer there. “I am not a tenant between you,” he used to say with some mysterious importance, “I am not a tenant here! I’ll look, arrange you all, show, teach and then goodbye: to Moscow, publish a magazine! Thirty thousand people will go to mine lectures monthly. Finally my name will strike, and then - woe to my enemies! " But genius, for the time being was going to become famous, demanded an immediate reward. In general, it’s nice to get paid in advance, and in this case especially. I know that he seriously assured his uncle that he, Thomas, would face the greatest feat, a feat for which he was called to the light and which some man with wings, who appeared to him at night, or something like that urges him to perform . Namely: to write one most profound essay in a soul-saving manner, from which a general earthquake will occur and the whole of Russia will crackle. ”
(c) Dostoevsky
У записи 10 лайков,
0 репостов.
0 репостов.
Эту запись оставил(а) на своей стене Алёна Зубарева
